лько лет назад. Глаза горят огнем, на щеках играет румянец. Она жаждет приключений, она открыта переменам. Но я ли это?
Снова брызгаю в лицо водой и только после этого выхожу в торговый зал. Ищу глазами Дикого, но не вижу.
– Парня ищешь? – хрипит женщина.
Теперь я вижу не только золотое кольцо у нее в носу, но и широкие раздутые ноздри, пухлые губы и татуировку змеи на половину черепа. Она совершенно лысая. Она видит мое замешательство, но не торопится с ответом. Дает мне возможность себя рассмотреть и оценить. Я улыбаюсь. Она вызывает интерес, как и все те странные эзотерические сувениры, что ее окружают. Я делаю два шага в ее сторону и вижу через стеклянную дверь Дикого. Он стоит ко мне спиной и пьет пиво. Он может подождать. Еще один шаг – и я у цели. Женщина не сводит с меня глаз.
– Если ты решила загипнотизировать и вывернуть мои карманы, зря стараешься, денег у меня нет, – сообщаю ей я, продолжая улыбаться.
– Зачем мне тебя обирать? У тебя уже украли будущее, – говорит женщина, пуская мне в лицо струю малинового дыма.
Я и забыла, что она курит трубку. От едкого запаха щиплет в глазах, першит в горле. Я кашляю, но, несмотря на это, слышу ее дребезжащий голос. Ее слова проникают в меня. Стреляют прямо в сердце.
– Ты полна ненависти. Ты жаждешь мести, – говорит она, и я различаю какую-то знакомую трель позади себя.
Кашель меня больше не душит, и я, как зачарованная, стою перед ней не в силах пошевелиться.
– Твой счастливый билет достался другой, – заглядывает мне в душу шаманка. – Я вижу кровь. Я вижу смерть.
– Что тут происходит? – прорывается сквозь невидимую завесу голос Дикого. Он хватает меня за руку и тащит назад.
После инцидента с Бриной его пугает слово «кровь». Он пытается мне что-то объяснить, но я не могу оторвать глаз от женщины. Ее взгляд пронзает меня. Я чувствую, как она роется в моей голове.
– Все! Мы уходим! – настаивает Дикий.
– Возьми это, – говорит женщина, протягивая мне страшную тряпичную куколку. – Она поможет тебе не сбиться с пути. Но помни: украденная возможность еще не значит жизнь.
Я крепко сжимаю игрушку в руках, и Дикому наконец удается вытолкнуть меня на улицу. Снова шум людских голосов и музыка, льющаяся отовсюду. А в ушах у меня звучит только голос шаманки.
Глава 11
Восемь лет назад, впервые начав серьезно думать о побеге из дома, мне казалось, я не смогу затеряться среди людей. Я буду у всех на виду. Как на ладони. Это единственное, что отделяло меня от решительного шага столько лет. Но сейчас, стоя среди толпы, нацеленной ехать в Бирмингем, я понимаю, как ошибалась. Я двадцатая в очереди. И позади меня еще много людей. Я передаю мужчине свою поклажу. После чего поднимаюсь в салон автобуса. Вентиляция не работает, и я мгновенно чувствую нехватку воздуха. Иду по проходу и занимаю первое свободное кресло. Я сажусь у окна. Хочу убедиться, что это происходит наяву. Хочу точно знать, что покидаю это место навсегда.
Четко по расписанию, ровно в 11:20, автобус, следующий по маршруту Юфола – Бирмингем, трогается в путь. Мое путешествие началось…
Глава 12
С нашего путешествия в Новый Орлеан прошло уже больше месяца, а я до сих пор помню свой короткий разговор с шаманкой. Она часто приходит ко мне в снах, и я снова и снова слышу ее пророчество. До того дня я считала все это лицедейством. Но ей удалось меня переубедить. Я точно пробудилась и теперь никак не могу обрести покой. Я действительно полна ненависти и жажды мести. И только ей удалось это разглядеть. Не уловить во взгляде, а прочитать в душе. Она не задавала наводящих вопросов. Не говорила загадками. Каждое ее слово било точно в цель. В мое сердце. Я прекрасно знаю, о какой упущенной возможности шла речь. Догадываюсь, чью кровь она видит на моих руках. И только Дикий до сих пор думает, что мы говорили о Брине Кларк. Но нет. С этой соплячкой мы квиты.
Я сижу в офисе отца, хотя, наверное, пора привыкать называть его своим. От отца здесь не осталось и запаха, разве только счета без просвета. В следующем месяце мне придется распрощаться с мини-заводом. Его содержание нам не по карману, а Гонзалес предложил отличную цену. Если верна фраза, что покойники могут переворачиваться в гробу от возмутительных поступков живых, то это как раз тот случай. Надеюсь, это движение не принесет отцу той боли, которую испытываю я, глядя на договор о продаже. Роберт Гонзалес был его врагом и единственным конкурентом в нашем городе. Со следующего месяца он станет не только монополистом по переработке молока в Клайо, но и нашим соседом. А я… я стану богаче на восемьдесят две тысячи долларов. Почти все вырученные с продажи средства уйдут на зарплату рабочим, ремонт крыши, постройку новых курятников и покупку коров. Я не могу уследить сразу за всем. Пойду по стопам отца. Начну со стада коров. Эту идею мне подбросил Дикий пару недель назад, и мне она понравилась. Иногда в его голове появляются светлые мысли. Он прав, я должна сохранить хоть что-то от фермы. Хотя бы попытаться в память об отце. Дикий обещает мне во всем помогать, но я чувствую, что поездка в Новый Орлеан изменила и его. А может быть, это случилось после?
Мы, как и всегда, по пятницам заходим с Диким в бар к Тобису. Я по привычке хочу сесть за барную стойку, но он предлагает занять столик, самый дальний от входа. Его обычно выбирают те, кому больше негде уединиться. Это странно, но я не сопротивляюсь. Дикий идет впереди меня, и я замечаю пружинистость в его походке. Он напряжен.
– Джин с тоником и апельсиновый сок, – делаю я свой заказ.
Дикий выбирает пиво. Он сидит напротив меня, и я вижу, как его глаза бегают по залу.
– Что-то не так? – интересуюсь я.
Его нервозность передается и мне. Я уверена, что он кого-то ищет.
– Нет. Все отлично, – отзывается Дикий.
Тобис приносит наш заказ и тут же уносится прочь. Я провожаю его улыбкой, после чего снова встречаюсь взглядом с Диким.
– Кого ты ждешь? – спрашиваю я.
– Ерунда, – отзывается Дикий. – Скотт обещал подъехать, ему вроде помощь какая-то нужна.
Он делает несколько глотков из своей кружки, отворачиваясь к окну. А я делаю вид, что верю ему, и тоже смотрю на улицу. Дикий не умеет врать – в этом его беда.
***
Мы лежим с Диким в моей постели. Еще минуту назад я неистово скакала на нем, а теперь у меня нет сил. Я опустошена. Но мне приятно слышать, как в унисон бьются наши сердца. Дыхание постепенно становится ровным, и скоро он повернется на бок и уснет. Лежу на спине и смотрю в потолок. Раньше я жила на втором этаже. Рядом с комнатой родителей, но после смерти отца переехала сюда. Я не могу позволить себе снять жилье. Отдельный этаж, пусть и под самой крышей, – все, что я могу себе позволить. Сейчас. Но я не жалуюсь.
Дикий высвобождает свою руку и поворачивается на бок. Уверена: он уже спит. Но мне не уснуть. Я открываю верхний шкафчик прикроватной тумбочки и достаю тряпичного уродца. Я смотрю на эту куколку каждый день. Она придает мне сил. Помогает думать о будущем.
Утром мы вместе спускаемся завтракать. Мать суетится на кухне. Дикий здоровается с ней, но она не желает доброго утра даже мне. А я ее дочь. Я замечаю на себе ее косые взгляды. Она не одобряет мой выбор. Мой взгляд на жизнь. Меня саму. И так было всегда. Я знаю. Я так чувствую. Насыпаю в две миски кукурузные хлопья и заливаю их молоком. Дикий тут же хватается за ложку. Он непривередлив в еде. Я тоже. С нами за стол она не садится, но и оставить нас наедине не собирается. Дикий пытается о чем-то поговорить, но постоянно спотыкается. У нас за спиной громыхает посуда, звенят кастрюли.
– А ты не можешь заняться уборкой после того, как мы позавтракаем? – не выдерживаю я.
– Не вижу причин, нарушать привычный распорядок дня, – отзывается она, и металлическая плошка с грохотом падает на пол.
Я крепко сжимаю кулаки. Пытаюсь взять себя в руки. Повторяю про себя, как заклинание: «Она только этого и добивается, только этого и добивается». Дикий накрывает мой кулак своей ладонью. Он хочет меня поддержать. Но получается только хуже. Я швыряю на пол свою миску. Тарелка разбивается вдребезги. Ее содержимое расползается по полу.
– Не смей так со мной разговаривать! – ору я, ударяя по столу кулаком.
В комнате наступает желанная тишина. Мать больше не громыхает посудой. Я даже не слышу ее дыхания.
– Нравится тебе это или нет, но теперь я здесь главная! – продолжаю я. Злоба клокочет у меня в горле. Я не могу ее подавить. Не могу снова загнать в свое чрево и замолчать.
Дикий откладывает ложку в сторону. Его взгляд мечется между нами. Он живет с матерью и сестрой. И в их семье взаимоотношения построены иначе.
Мать не произносит ни слова. Я снова прошу саму себя успокоиться. Но слышу, как за спиной начинает журчать вода и мать с грохотом погружает на дно раковины посуду.
– Ты издеваешься? – спрашиваю я, вскакивая со стула.
Дикий встает из-за стола. Он хочет уйти. Самоустраниться. Я жестом приказываю ему вернуться на место.
– Это тебе не публичный дом, – наконец выдыхает мать, вытирая руки о полотенце.
Она смотрит мне в глаза, и я впервые вижу вызов в ее взгляде. Сколько я себя помню, мать всегда была забитым и затюканным существом. Без права голоса и мысли. Мы враждовали невербально. А теперь она открыто идет на меня с войной.
– Командовать будешь, когда начнешь что-то из себя представлять. Пока ты только и можешь, что распродавать дело отца, – сообщает мне она.
К такой претензии я не готова. Она ударила меня под дых.
– Один – ноль, мама, – говорю я, делая ударение на слове «мама». – Но ты же знаешь, я не люблю быть в долгу.
Глава 13
В Бирмингем мы приходим с опозданием в десять минут. Но это не страшно. Я изначально планировала воспользоваться вечерним рейсом. Мой автобус отбывает в 19:00. У меня есть пара свободных часов. Можно погулять по городу. Пообедать в ресторане. Я чувствую, как урчит от голода в животе, но это не повод отклоняться от плана.