Делая глоток из горла, я не свожу с нее глаз. Она у меня под прицелом.
– Можно у тебя кое-что спросить? – интересуется она, перекрикивая музыку.
– Валяй, – разрешаю я.
Растущая внутри враждебность сменяется заинтересованностью.
– Никак в толк не возьму, какого черта надо было разбивать мне машину и размахивать кулаками, если уже спустя несколько месяцев спокойно отдаешь его другой? Тебя именно моя кандидатура не устраивала?
Визжащий голос Брины слышу не только я. Парни за соседним столиком оборачиваются поглазеть на нас. Они ждут моей реакции, а я не знаю, что сказать. Слова этой жирной сучки стучат у меня в голове, но я никак не могу уловить их суть. При чем тут ее кандидатура? Что изменилось теперь? О чем вообще она говорит?
Она видит мое замешательство. Она на кураже. Я это чувствую.
– Ты что, не в курсе, что у Дикого роман с Клариссой Спрингфилд? – интересуется она, виновато прикрывая рот пухлой клешней.
Я не ошиблась. Эта дрянь умеет давать сдачи.
Три – два – счет в ее пользу.
***
Уверена, мое хладнокровие удивляет многих. Те, кому удалось стать свидетелями нашей милой болтовни с Бриной, ждут кровавого зрелища. Жаль их огорчать. Но я не чувствую в себе тяги к ответу. Я продолжаю спокойно пить пиво, и в душе моей тоже покой. Это неожиданно даже для меня самой.
Я достаю сорок баксов и кладу их на стойку бара. Сверху ставлю свою пустую бутылку. С меня хватит на сегодня.
– Была рада поболтать, – прощаюсь я с Бриной.
Я вижу панику в ее глазах. Ее руки сжаты в кулаки. Она готова держать удар. Но у меня нет на это ни сил, ни желания. Я опустошена.
– Расслабься, – ухмыляясь сообщаю ей я. – Я не наступаю в одно говно дважды.
Она провожает меня с раскрытым ртом. И я допускаю, что, как только за мной закроется дверь, к ней вернется дар речи, но это не важно. Она просто шавка. Лает, но не кусает.
Голова немного кружится от выпитого, но это не мешает мне сесть за руль и, вдавив педаль газа в пол, двинуться на поиски Дикого. Наш город маленький. Здесь все как на ладони.
Придорожный мотель на границе с Эламвилл третий в моем списке, сразу после закусочной и поляны у озера. Но именно здесь мне улыбается удача. Я вижу машину Дикого, а рядом с ней малолитражку этой паскуды. Паркуюсь рядом, но выходить не тороплюсь. Я сама толком не понимаю, что делаю здесь. Чего хочу.
Я не испытываю ни злости, ни ненависти. Никакой сильной эмоции. И все же, тяжело вздохнув, я вылезаю из машины, прихватив с собой биту. Нет, я не собираюсь ни на кого нападать. Просто хочу чувствовать себя защищенной. В голове еще проскальзывает мысль, что это все обман. Наверное, именно поэтому, проходя мимо машины Дикого, я кладу руку на капот. Он реальный. И он теплый.
Стою перед дверью с номером восемь, пытаясь представить, что происходит внутри. Именно здесь, по словам администратора, находится нужная мне парочка. Прежде чем дать запасной ключ, он попросил меня ничего не громить и не устраивать сцен. Я согласилась, и все же у меня в руках бита.
Вставляю ключ и вхожу внутрь. Они голые лежат на кровати. Дикий целует ее в губы. Ласкает тело. И я вижу, как она от удовольствия извивается под ним, томно постанывая. Они слишком увлечены, чтобы заметить меня. Чтобы почувствовать вуайериста.
Мое спокойствие было ложным. Сейчас, когда я смотрю на них, у меня внутри все кипит от злости. Биту я уверенно вращаю в руке. Ловлю себя на мысли, что хочу снова увидеть кровь. Хочу почувствовать ее на своих пальцах. Жаль нарушать эту идиллию, но дальше будет только хуже. Хлопаю дверью. И сладостное причмокивание прекращается в тот же миг. Теперь две пары глаз испуганно таращатся на меня. Кларисса стеснительно тянет на себя простыню. Этот жест вызывает жалость.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает меня Дикий.
Его глаза мечутся по комнате и наконец останавливаются на бите у меня в руках. Впервые читаю на его лице страх и панику. Он слишком хорошо меня знает.
Кларисса начинает истошно визжать и звать на помощь. Она сучит ногами по кровати, натягивая простыню до самых ушей.
Они ждут моего хода. Ждут, когда я начну все крушить. Но я стою не двигаясь. Наслаждаюсь этой картиной. Питаюсь их липкими эмоциями. Я еще сама не решила, чего хочу.
– Я все объясню, детка, – говорит Дикий, и теперь голос его звучит более уверенно.
В комнате становится тихо. Он натягивает на себя трусы. Встает и делает шаг мне навстречу.
– Вернись на место, – приказываю я.
Он пятится назад. А Кларисса снова начинает визжать. Мне нравится слышать ее надрыв. И все же я хочу тишины.
– Заткнись, – рявкаю я, ударяя битой по измятой кровати.
Рот она закрывает. Испуганно тараща глаза, она смотрит на дверь. Не думаю, чтобы кто-то бежал к ней на помощь. В этих местах молить о помощи бессмысленно. Мне ли этого не знать.
– Давай поговорим. Я могу все объяснить, – пытается завязать беседу Дикий, ерзая на кровати.
Не вижу смысла мешать ему в этом. Диалог – это хорошо.
– Валяй! – командую я.
У него плохо получается. Он постоянно сбивается и начинает сначала. Много повторов и ничего не значащих фраз. Одно клише на другом. В них нет ни грамма смысла. Но я не злюсь. Не тороплю его. Я молча слушаю и жду. Вот только сама не знаю чего.
– Бросай биту, сука! – вопит Кларисса, и в этот раз в ее голосе нет былого страха.
У нее в руках пистолет Дикого, и он направлен прямо мне в голову. Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Но так нельзя. Она такая хорошенькая в этот момент. Часто дышит и больше не переживает по поводу обнаженного тела. Ее полные груди ритмично вздымаются вверх-вниз. Это завораживает даже больше, чем дуло пистолета.
– Стреляй! – командую я.
Ее руки трясутся. Уверена, она впервые держит его в руках. Забавно.
Дикий в панике. Он с ужасом смотрит на эту картину.
– Клара, нет! Не делай этого. Положи его на место!
– Чего же ты ждешь? Когда я размозжу тебе мозги? – смеюсь я, поднимая биту.
– Он заряжен! – кричит Дикий, и в комнате раздается выстрел.
Глава 17
За окном темно. Автобус уверенно следует заданному маршруту. Я это точно знаю. На экране моего телефона отображается весь путь, который мы должны проделать за 17 часов и 21 минуту. Позади уже 150 миль, а значит трястись в этом кресле мне осталось чуть больше пятнадцати часов. Но я считаю не часы, а минуты. Еще немного – и я покину пределы штата Алабама. Мне и раньше доводилось пересекать эту невидимую черту, но впервые я делаю это так. Без оглядки и сожалений.
Я достаю из кармана сумки скомканный конверт. Я уже давно выучила наизусть и письмо в несколько пляшущих строк, и адрес отправителя. Но мне нравится держать его в руках. Нравится скользить взглядом по этим жмущимся вправо буквам. Почерк у нее остался прежним. Я бы узнала его из тысячи. Только она так выводит букву «о» и ставит птичку вместо точки над «и».
Есть то, что сквозь года остается неизменным, как и то, что день ото дня только крепнет и растет. Я ненавижу ее. И это уже не изменить.
Глава 18
Пуля прошла всего в нескольких сантиметрах. Мне повезло. Кларисса промахнулась. Сразу после выстрела она впадает в истерику. Я вижу, как Дикий забирает у нее из рук пистолет. Он пытается ее успокоить, и его совершенно не волнует, что чувствую в этот момент я. Меня трясет. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я выхожу из номера: минута, может быть, две. Все как в тумане, зато голова больше не кружится от алкоголя. Она теперь ясная и пустая. В душе тоже пустота. Все выжжено дотла и больше не болит. Не кровоточит. Кажется, я свободна. Я бросаю биту на сиденье рядом с собой. Завожу машину и выезжаю с парковки. Мне больше нечего здесь делать.
Я еду на автопилоте. Давно вшитый в мозг навигатор безотказно ведет меня знакомой дорогой. Я снова дома. В окнах горит свет, и я вижу силуэт матери на кухне. В такое время она обычно заваривает себе ромашковый чай. Даже на расстоянии в несколько футов я чувствую его противный аромат. Ненавижу ромашки. Ненавижу цветы. Мне их никто и никогда не дарил. Даже папа считал, что мне они не нужны. А мать их любит. Я выхожу из машины. Перед домом ее розарий. Цветов немного, но она регулярно ухаживает за ними. Так, как никогда не ухаживала за мной. На мне брутальные кожаные сапоги на шнуровке. Когда, если не сейчас? Я наступаю на первый росток, и он жалобно ломается по моим весом. Один за другим я сминаю их. Втаптываю в землю. Мне не больно, но по щекам у меня катятся слезы.
Мать сидит перед телевизором с чашкой в руках. В доме аромат ромашки чувствуется значительно сильнее, чем я себе представляла. В мою сторону она не смотрит. Я для нее, как и всегда, пустое место. Это меня не беспокоит, а вот отсутствие моего золотистого ретривера более чем.
– Бадди, Бадди, – зову я его.
– Перестань орать, – морщась, ворчит мать.
Вероятно, мой голос режет ей слух. Я не обращаю на нее внимания и продолжаю орать, подходя к лестнице.
– Я его с утра не видела, – сообщает она, и я чувствую, как сердце мое камнем падает вниз.
Взбегаю по ступенькам. Бегаю по коридору, открывая все двери. Продолжаю орать во все горло, хотя и чувствую, что его нет. Его нет дома. А может быть, и вообще. От этой мысли становится тошно и страшно. Спускаюсь вниз и выбегаю на улицу. Вокруг ни души. Уверенным шагом я иду вперед. Я знаю эти тропы наизусть. Темнота меня не пугает. Высокая трава царапает кожу. Я давно не косила ее.
– Бадди, дружок, ко мне! – кричу я как заведенная.
Вдалеке слышен лай соседских собак. Они тявкают звонко, с задором. На глаза снова наворачиваются слезы. Гоню от себя дурные мысли. Я на месте. Рывком открываю дверь в надежде встретить глаза друга. Да, я не ошиблась. Он здесь. На своем привычном месте. Лежит свернувшись клубком и… не шевелится.