Мимикрия — страница 30 из 44

В дверь звонят. Я останавливаюсь как парализованная. Это было слишком легко и просто, чтобы быть правдой. Она вернулась. Меня переполняет злость. Назад дороги нет, детка. Ты сама напросилась.

Бросаю тряпье посреди кухни. Иду открывать дверь. Я готова вцепиться ей в горло. Ее поезд ушел! Но на пороге стоит мужчина в красной униформе.

– Добрый день, доставка еды, – сообщает он, приветливо улыбаясь.

– Это какая-то ошибка, я ничего не заказывала, – отвечаю я, окидывая его взглядом. В руках у него пакет с иероглифами. Я терпеть не могу китайскую кухню.

– Гудиер бульвар, 58?

– Все верно, но я…

– Вы Саманта Герра?

– Да. Это я, – гордо отвечаю я, возможно, более резко, чем следовало. Парень непонимающе пожимает плечами.

– С вас тридцать два бакса.

Меня буквально трясет от злости. Но я достаю сорок долларов и протягиваю их курьеру, забирая из его рук пакет. Я вижу, как он начинает шарить по карманам в поисках сдачи, но мне от него ничего не нужно. Закрываю дверь, не произнеся больше ни слова. Швыряю пакет с едой на стул у входа. Сжимаю кулаки и начинаю тарабанить ими по двери.

– Сколько еще это будет продолжаться? Сгинь, сука! Сгинь! – ору я.

Фурией возвращаюсь к тряпью, оставленному на кухне. Хватаю все и уверенным шагом иду вперед. Покрывало задевает стул, и он с грохотом падает, а вместе с ним и пакет с китайской едой. Я слышу зловоние восточных специй, когда распахиваю настежь дверь во внутренний двор. Морщу нос, жадно вдыхая свежий воздух. На мне только джинсы и майка, но мне не холодно, хотя изо рта у меня идет пар. На улице темно и ветрено. Вываливаю постельное белье на пустырь, подбрасываю к нему сухих веток и тут же чиркаю спичкой о коробок. У меня трясутся руки. Пальцы задеревенели на морозе, но я все же вижу, как робкое алое пламя начинает лизать шелк. Я рада. Нет, я счастлива. С минуту любуюсь на эту картину, после чего возвращаюсь в дом.

Смотрю по сторонам. Бегаю по дому, как ищейка, выискивая ее вещи. Их немного: шарф, платье, халат. Роюсь в комоде, но рукопись ее исчезла. Со злостью закрываю ящик и снова бегаю глазами по комнате. На диване лежат цветные подушки. Хватаю одну за другой. А вместе с ними серый плед и тряпичные салфетки со стола. Подушки падают из рук, и я чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Я сползаю по стене на пол и впервые за долгое время начинаю плакать.

«Перестань! Ты должна быть сильной! Ты победитель!» – слышу я голос отца.

Ослабляю хватку, разбрасывая в разные стороны то, что еще мгновение назад яростно прижимала к груди. То, что должно было отправиться в огонь. Встаю. Вытираю слезы. Поднимаю с пола ее вещи и только с ними выхожу на улицу. Пламя ярким заревом освещает эту темную и тихую ноябрьскую ночь. Швыряю в него последнюю добычу. Огонь с жадным треском принимается за дело.

Облокачиваюсь на перила и впервые ощущаю, как меня трясет от холода. Обхватываю себя руками, пытаюсь согреться. Не выходит. Даже жар костра не в силах согреть растущий внутри меня лед. Делаю последний глубокий вдох. Хочу запомнить этот день. Сегодня я жгу не просто вещи Сарры, я уничтожаю ее саму. И пусть ее сердце все еще бьется, но для меня она умерла. Но главное, она умерла для Дэвида.

Вспоминая о нем, я перестаю улыбаться. Мне все еще обидно осознавать то, с какой радостью он воспринял новость о беременности своей жены. Достаю из кармана джинсов свой старый телефон и пишу ему сообщение. Я сообщаю о том, что у меня пошла кровь, беременность сохранить не удалось. И вместе с этим говорю о том, что у меня изменились планы и я возвращаюсь домой, в Клайо. Жду, что он позвонит. Я хочу, чтобы он попытался меня утешить и, может быть, даже остановить. Телефон оживает в руках, он прислал сообщение: «Мне очень жаль, Сарра. Но, наверное, так даже лучше. У нас с Самантой скоро будет ребенок. Прости».

Я читаю эти строчки снова и снова. Я не верю своим глазам.

– А-а-а! – ору во все горло, швыряя телефон в огонь.

***

Точно знаю, что в доме, кроме меня, никого нет. Я здесь совершенно одна. И все же мне кажется, что за мной кто-то следит. Я сижу в гостиной и никак не могу заставить себя потушить свет. Прижимаю к себе колени и смотрю в окно. На улице давно темно, а небо затянуто густыми серыми облаками. С минуты на минуту должен пойти снег. Согласно прогнозам синоптиков, в штате Огайо ожидается снежный шторм. Я уже чувствую его холодное дыхание. Отопление включено на полную мощность, но я никак не согреюсь. Легкий тремор гуляет по телу. И я могу унять эту дрожь. Не могу успокоиться.

Что-то звонко ударяется о подоконник. Я вздрагиваю. У меня перехватывает дыхание. Смотрю по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Убеждаю себя в том, что это, должно быть, белки или бурундуки. Заставляю себя встать и подойти к окну. Я не понимаю, откуда взялся этот дикий и неконтролируемый страх, но я должна его побороть. Шесть тяжелых шагов – и я у цели. Вглядываюсь в мрак. Твержу себе, что там никого нет. Смотрю на ель, она раскачивается от ветра из стороны в сторону, отбрасывая на землю жуткие тени. Уличный фонарь освещает лишь маленький клочок земли у дороги. Вокруг все тихо и спокойно. И все же мне кажется, я замечаю какое-то движение по ту сторону улицы. У меня снова перехватывает дыхание. Делаю шаг назад. Смотрю. Тишина.

Подхожу к входной двери и впервые закрываю ее на внутренний засов. После этого делаю то же самое с дверью, ведущей во внутренний сад. За спиной раздается какой-то шорох, и я резко поворачиваюсь. Никого нет, только мое отражение в зеркале у входа. Ком подкатывает к горлу.

– Успокойся! Все хорошо. Здесь нет никого, – убеждаю себя я.

И все же мне страшно. Дергаю дверь. Она закрыта. Включаю свет на кухне, в кабинете и на лестнице. И только после этого поднимаюсь наверх. Прохожу дозором все спальни. Их три, и в каждой я включаю свет. Этой ночью наш дом будет похож на маяк. Такое сравнение мне кажется милым, и я улыбаюсь.

Захожу в свою спальню. Достаю из-под матраса тряпичную куклу и только после этого сажусь на кровать. Сжимаю в руках мягкое тельце, не страшась смотреть в глаза этого уродца. Я хочу его порвать на части, хочу бросить в огонь и превратить в пепел, но вместо этого я тянусь к прикроватной тумбочке. Мне нужны маникюрные ножницы. Тонкие стальные лезвия с силой входят в ткань. Я вращаю их внутри, точно в ее брюхе не вата, а кишки. Я сатанею от злости. Я наматываю их на лезвия. Я вонзаю ножницы снова и снова, не обращая внимания на торчащий со всех сторон наполнитель. Еще немного – и он просто вывалится на наружу.

– Чтоб ты сдохла! Сдохла! – рычу я, и от злости у меня сводит зубы.

Глава 19

Сарра

За мной приехала маленькая черная «тойота», за рулем которой сидит на удивление болтливая старушка. Она приветствует меня и тут же сетует на погоду. Я замечаю, как она ложится грудью на руль, чтобы взглянуть на серое небо. Но я не могу оторвать глаз от дома, который с каждой секундой отдаляется от меня все дальше и дальше. Несколько месяцев назад, когда Дэвид только привез меня сюда, все виделось иначе. Переезд в Акрон я воспринимала как наказание. Ссылку за провинность.

Все здесь тяготило меня. Я мечтала о дне, когда смогу вырваться отсюда. Сброшу кандалы и снова смогу дышать полной грудью. И вот этот миг настал. Я свободна. Но дышать не могу. Слезы душат меня. Неужели я проиграла? Неужели я так легко сдалась?

– У меня сын с семьей сегодня из Чикаго приезжает, – говорит женщина, останавливаясь на светофоре. – Я так по внукам соскучилась. А ты тоже к родителям на праздники едешь?

– Я? – ее болтовня врезается в мои мысли, и я не сразу понимаю, чего она от меня хочет. – Да, я еду домой. Но я не гостить. Я там останусь.

– Это хорошо, когда дети возвращаются. Может быть, и мой сын когда-нибудь решит сделать так же. Ты молодец, дочка.

Она смотрит на меня в зеркало. У меня нет сил ответить. Кислая улыбка – это все, на что я способна.

***

Такси останавливается на Бродвей-стрит. Однако в отличие от Нью-Йорка здесь нет ни театров, ни уличных артистов. Людей тоже немного. Но именно здесь находится автобусная станция. И это для меня важнее всего. Я оплачиваю проезд наличкой. 30 долларов по счетчику и пять долларов от меня в качестве чаевых. Женщина все так же приветливо улыбается мне, желая легкой дороги и счастливого Дня благодарения.

Мямлю ей такие же дежурные фразы. У меня нет ни настроения, ни сил пытаться быть вежливой. И все же, прежде чем захлопнуть дверь, я наклоняюсь и, улыбаясь, благодарю ее за эту поездку.

На улице холодно. Пахнет снегом. Я выпускаю струю теплого воздуха. Поднимаю глаза к небу. Оно серым покрывалом весит у меня над головой. Так низко, что кажется, стоит встать на цыпочки и я смогу к нему прикоснуться. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Воздух в Акроне свежий и пьянящий. Я чувствую, как морозный ветерок ласкает мои щеки. Я открываю рот и чувствую его глубокий поцелуй.

Я буду с тоской вспоминать этот город. Этот штат. Здесь тихо, порой скучно и беспросветно. Но вместе с этим здесь я себя чувствовала в безопасности. Здесь я смогла обрести силу. Здесь я снова стала собой.

Подхожу к кассе. Я третья в очереди. У меня достаточно времени изучить маршруты. Их немного. В этом плане Акрон очень похож на родной Клайо. Единственным крупным городом, в который ходили автобусы, была Юфола. Не думаю, чтобы что-то сильно изменилось за эти годы. В любом случае завтра приблизительно в это время я буду уже там.

– Добрый день, чем могу помочь? – возвращает меня в реальность приветливая девушка за стеклянным окошком.

– Один билет до Кливленда на 12 часов, – выдыхаю я, чувствуя, как бешено колотится сердце. Оно не верит в происходящее. Мое нутро не может принять поражения. И все же я это делаю.

– Отправка через десять минут, поторопитесь, – напутствует меня девушка, протягивая билет.