– Я вас слушаю.
– Все началось после того, как я случайно наткнулась на статью Саманты в одном из журналов, – начинаю я презентацию расширенной версии той истории, что я уже успела озвучить маме и Двейну. Детектив смотрит мне в глаза, и кажется, мне удается незаметно спрятать побрякушку в рукаве свитера. – Мы на тот момент не виделись несколько лет. Я, честно говоря, была на мели и всерьез подумывала о том, чтобы вернуться в родительский дом. Но, наткнувшись на эту статью, я решила, что это знак. В общем, я нашла ее адрес и в один из дней появилась у нее на пороге. Но встретил меня ее муж Дэвид Герра. Он был удивлен, выяснилось, что Саманта никогда не рассказывала ему ни обо мне, ни о родителях. Ну а я, в свою очередь, узнала, что моя сестра удачно вышла замуж и теперь проживает в их доме в Акроне. Как я вам уже говорила, идти мне было некуда, поэтому, когда Дэвид предложил не просто поехать повидаться с сестрой, но и остаться там жить, у меня не было причин, чтобы отказываться от такого предложения.
Я выдерживаю театральную паузу. Детектив меня не торопит.
– Саманта была удивлена моему появлению в ее жизни. Ну а я была ошарашена ее состоянием. Она всегда была яркой, дерзкой и боевой девушкой, но все это словно осталось в прошлом. В день нашей встречи она выглядела подавленной и разбитой. Позже я узнала о том, что она проходила курс терапии от бесплодия. Они с Дэвидом пытались стать родителями. Некоторое время мне казалось, что это было их обоюдным желанием. Но как-то вечером нам удалось с ней поговорить начистоту. Глаза у нее были зареванными, и я впервые увидела ее с бокалом вина. Саманта была на сильных таблетках, и я не думаю, что алкоголь благотворно влиял на их действие. Я попыталась ее вразумить, но она резко ответила, предупредив все последующие попытки влезать в ее личное пространство. Тогда я тоже взяла бокал и наполнила его до краев. Мне показалось, что таким образом я сделаю ей добро. Мне было ее очень жалко, но лезть к ней в душу с вопросами я не стала. Мы просто молча сидели вот в этой самой гостиной и пили. Она сама завела этот разговор. С ее слов я поняла, что причиной такого ее состояния стал Дэвид. Они поругались. Он назвал ее бесполезной и ни на что не годной. Так я узнала, что их очередная попытка зачать ребенка потерпела фиаско. Эти слова ее ранили. Она очень переживала, и тогда я просто спросила ее: если все так плохо, почему ты не разведешься?
Детектив Пэрри не сводит с меня глаз. Напряжение продолжает расти. Меня слушает не только он, мои слова жадно поглощаю все, кто находится здесь. Мои рассказ растворяется в стенах. Он, как и я сама, становится историей этого дома.
– «Дэвид против разводов», – сказала мне тогда Саманта. А еще она мне рассказала о том, что он был уже женат и там все как-то плохо закончилось. Из слов Саманты получалось, что Дэвид —собственник и живет с установкой, что от него никто и никогда не уходит сам, – говорю я, подчеркивая последнее слово. – И знаете, у меня не было причин усомниться в ее словах. К тому моменту я и сама не раз подверглась насилию со стороны Дэвида. Когда мы с ним познакомились, он показался мне добрым и заботливым человеком, но уже через пару недель, когда он ночью вломился в мою спальню, все изменилось. Я кричала и звала на помощь, я молила его этого не делать, но он меня не слышал.
Закрываю лицо ладошками. Меня сотрясает приступ веселья, но уверена, что для всех присутствующих я еще одна жертва насилия. Испуганная и съедаемая чувством стыда дева.
Кусаю губы до крови. Больно так, что глаза в миг наполняются слезами. Пора продолжать. Опускаю ладони на колени, снова подставляя себя под пристальный взгляд детектива.
– Он меня изнасиловал в ту ночь, – выдавливаю я, незаметно нажимая локтем на больной бок.
Морщусь от боли. Мои эмоции неподдельные. И они достигают цели. Наконец-то я вижу сострадание в маленьких и тусклых глазах детектива. Его губы больше не растягиваются в идиотской улыбке. Я уверена, теперь он мне верит. У него нет причин мне не доверять. Меня здесь не было. Мне повезло, я вовремя успела спастись…
Глава 11
Вылезаю из ванны и тут же надеваю банный халат. Только ему под силу скрыть мое бесформенное тело, при этом придав ему какую-то легкость и даже грацию.
Есть женщины, которые испытывают удовольствие, наблюдая за тем, как в них растет новая жизнь. Их не пугают ни тошнота, ни лишние килограммы, ни газы, ни даже храп по ночам. Они наслаждаются каждым мигом своей беременности. Позируют перед камерами, забивая фотоальбомы снимками с отекшими лицами и распухшими лодыжками. Смотрят на свое отражение в зеркале и улыбаются каждому новому дню. Кладут руку на округлый живот и пищат от восторга, едва почувствовав шевеление ребенка.
Еще год назад все это казалось мне несбыточной мечтой. Я гуляла по Центральному парку и с тоской смотрела на беременных. Я им завидовала. Я их ненавидела.
Но сегодня, когда во мне растет новая жизнь, я испытываю разные чувства и эмоции. Но счастье грядущего материнства я бы поставила в самый конец этого длинного списка.
Глава 12
Двейн предлагает снять два номера. Но я настаиваю на одном с двумя раздельными кроватями. Объясняю это тем, что боюсь оставаться одной. Что мне страшно не только быть в том доме, но и в этом городе. Хватаю его за руку и с молящими глазами смотрю ему в лицо. Он уступает. Мы поднимаемся на второй этаж и идем по тусклому коридору самого приличного мотеля, в котором мне когда-либо доводилось останавливаться. Я сужу по стенам, они чистые, хотя я и не могу определить, какого они цвета. Номер 217 находится рядом с аварийным выходом, и яркая красная надпись «Выход» слепит мне глаза, пока Двейн разбирается с замком. Наконец дверь со скрипом откатывает назад. И в нос бьет запах сырости и моющего средства. Еще одно доказательство того, что здесь чисто. Забросив через плечо свою дорожную сумку, Двейн заходит первым. Я следую за ним. Включаем свет. Все выглядит так, как и было обещано администратором на стойке ресепшн. Две большие кровати, письменный стол, стул на колесиках и телевизор в углу. Двейн занимает ту кровать, что ближе к окну. Меня это устраивает. Захожу в ванную комнату и бросаю свою сумку у двери. И слышу, как Двейн включает телевизор. В другой ситуации я бы, наверное, решила, что он ищет какой-то фильм, но я уверена: этим вечером мы будем смотреть только новости. Криминальную хронику.
В ванной комнате все выглядит чистым, но таким убогим, что я начинаю испытывать брезгливость. Прячу пальцы в рукав и только после этого поворачиваю кран. Плещу в лицо холодной водой. Это меня бодрит и отрезвляет. Нет, алкоголь я не пью. Но меня опьянил сегодняшний вечер. Я чувствую вкус победы на губах. У нее солоноватый привкус крови и легкий аромат костра. В ванной комнате нет зеркала, в которое можно было бы увидеть себя в полный рост. Только маленький квадратик над раковиной, в его потертом серебре я вижу свое отражение, затянутое мутной дымкой. Снимаю с шеи шарф и, поднявшись на цыпочки, осматриваю посиневший след от укуса. Брызгаю на палец тональный крем, этого должно хватить, чтобы сохранить его в тайне.
Я раздеваюсь, чувствуя, как на резкие движения руками болезненно откликается рана в боку. Повязка пропитана кровью. Достаю из сумки пакет с медицинскими принадлежностями, которые успела купить в магазине, пока Двейн покупал себе пиво. У меня только бинт, вата и какое-то средства для промывания ран у детей. Аккуратно пытаюсь отодрать скотч, придерживая кожу пальцами. Но боли избежать не получается. С губ срывается стон, и слезы застилают глаза. Тонкая струйка крови сочится по животу вниз. Протираю ее ватным диском, пропитанным жидкостью. И, стиснув зубы, прижимаю его прямо к ране. Боль пульсирует у меня в висках, клокочет в горле, сжимает тисками сердце. Перед глазами все темнеет. Еще немного – и я, наверное, потеряю сознание. Убираю диск и внимательно разглядываю порез. Он достаточно глубокий. По-хорошему, надо было бы его зашить. От этой мысли меня бросает холод, и я радуюсь тому, что здесь нет ни иголки, ни нитки. Прикладываю вату к ране и делаю из бинта новую чистую повязку. И только после этого натягиваю на себя майку и выхожу из ванной.
– Ты не против? – спрашивает Двейн, указывая пультом на телевизор. Он сидит на своей кровати, потягивая пиво. – Хочу послушать, что говорят об этом журналисты. Ты же знаешь, эти проныры зачастую владеют большей информацией, чем кто-либо другой.
– Без проблем. Не думаю, что вообще смогу сегодня уснуть, – отвечаю я, скроив улыбку.
Сбрасываю на пол засаленное покрывало, обнажая лимонного цвета постель. Снимаю джинсы и кеды. И, оставшись в одной только майке, ложусь в кровать, чувствуя на себе взгляды Двейна. Интересно, он любил Саманту так же сильно, как Дэвид меня?
***
По новостям не показывают тело Саманты, только озеро, огороженное желтой лентой. Двейн делает громче, а я напрягаю зрение, вглядываясь в маленькую статичную картинку с изображением водоема и клочка земли. Все покрыто толстым снежным ковром, надежно скрывающим от посторонних наши с Самантой тяжелые шаги. Диктор сообщает, что тело молодой женщины было обнаружено супругом 27 ноября.
– Одной из первых версий случившегося считалось самоубийство, потому как на месте преступления не было найдено следов борьбы. В поддержку этой гипотезы говорит и медицинская экспертиза. В крови погибшей была обнаружена несовместимая с жизнью доза сильнодействующих транквилизаторов. Погибшая была супругой преуспевающего нью-йоркского архитектора Дэвида Герра, – разрезает тишину нашего скромного номера низкий женский голос репортера.
Теперь на экране появляются кадры из счастливого прошлого супружеской четы. Вот только на этих снимках не Саманта, а я. Этого оказывается достаточным, чтобы испытать болезненный укол в груди. Я его любила, а он меня предал.
Чувствую на себе взгляд Двейна. Это немое напоминание мне о том, что выходить из образа еще не время. Я не должна испытывать ни ревности, ни сожалений. Только страх и ужас. Дэвид сам напросился. Поджимаю губы и прячу лицо в ладошки. Пытаюсь выдавить из себя хотя бы слезинку. Двейн делает звук телевизора тише. Новости о случившемся с Самантой закончились. У него больше нет нужды ждать от журналистов сенсационных заявлений. Их он ждет от меня.