Ехать через весь город среди дня, под палящим солнцем — нечего и думать, хотя сердце вещало: давай, давай, давай!.. Корин добрел до ближайших мусорных баков и хорошенько отоварился, набил два пакета отличной жратвой: среди прочих доброкачественных объедков попалась половина подгнившей с одного бока жареной курицы и батончик иноземного кекса в нарядной обертке. Плюс к этому — вот уж хорошее предзнаменование! — на две трети полная бутылка красного вина, заткнутая бумажной пробкой. Пробку вынул, понюхал, лизнул — приятно шибает уксусной кислинкой, приторно-сладкое на вкус.
Через ближайший канализационный люк опять спустился под землю и, прежде чем отправиться в путь, плотно пообедал, поглощая вперемешку мясо, ошметки соленой рыбы, с хрустом разгрызая куриные кости, запихивая в рот огромные ломти хлеба. Разумеется, это не та пища, которой требовал организм, но все же лучше, чем ничего. На сладкое умял кекс, запив двумя-тремя глотками густого, прокисшего вина. Бутылку заткнул и спрятал в карман. Пригодится в дороге.
После обильной трапезы его развезло, все-таки раны еще давали о себе знать, и Корин, растянувшись на промозглом полу, покемарил около часа. В томительном, сытном забытье привиделась Анек со слезами на глазах. Она звала его, манила: ну иди же скорее, ну иди же, хватит спать!
Услышав ее зов столь отчетливо, как шум в ушах, он потянулся, вскочил на ноги, стукнувшись макушкой о деревянное перекрытие. Пора!
Подземный город Корин изучил так же хорошо, как когда-то в далеком прошлом все уголки пятикомнатной квартиры на Садовом кольце, и все же, чтобы преодолеть некоторые отрезки, потребовалась изрядная ловкость. Город, оседая в преисподнюю, каждый день устраивал новые ловушки неосторожному путнику. Там, где вчера тянулся ровный туннель в человеческий рост, сегодня чернел глиняный оползень, словно холестериновая пробка, закупорившая артерию; а на том месте, где недавно простиралась бетонная площадка, хоть в футбол играй, плескалось смолянистое озерцо, вдобавок уже заселенное какими-то тварями, норовящими подпрыгнуть из воды и вцепиться в ногу. Приходилось искать обходы, сбивать камнями пудовые замки на железных дверях, запертых навеки, переплывать шумные вонючие потоки, подобные горным ручьям, и каждый шаг грозил увечьем, а то и падением в один из колодцев, куда камень, брошенный вниз, улетал бесшумно, не доставая дна. Однако компас, заключенный в мозгу Корина, не сбился ни разу.
Неподалеку от Манежа, чуть ниже торгового центра, возведенного Лужковым на изумление честному люду и для посрамления иноземцев (нищие россияне забредали сюда, чтобы поглазеть на богатые товары, которые прежде, при поганом режиме, не мечтали увидеть в самом прекрасном сне), у Корина произошла волнующая встреча. Из бокового прохода, словно осы из дупла, выскользнули два точно таких же, как он, волосатых существа, самец и самка. Все трое оторопели. Корин сразу определил, что существа, бывшие когда-то тоже людьми, одичали до такой степени, что с ними невозможен нормальный разговор. На обоих не осталось клочка одежды, сквозь густой волосяной покров посверкивали хитрые, злобные глазки. Правда, самка, бывшая пониже ростом, но заметно массивнее в бедрах, что-то невнятно прохрипела и кокетливо отставила ножку, причем жест можно было одинаково расценить как приглашение к контакту и как угрозу. Минуту-другую подземные жители пристально разглядывали друг друга, прикидывая свои силы, потом одновременно попятились, утробно рыча. Еще мгновение — и парочка исчезла в проходе, оставя на сердце у Корина неприятный осадок. Он дал себе слово, что, если все пойдет по плану, обязательно вернется сюда вместе с Анеком и разузнает, кто это такие. Не исключено, что судьба посылает ему соратников по борьбе.
На поверхность выбрался уже в сумерках, в районе метро «Академическая». Вечер стоял теплый, по-летнему душный, со множеством сильных запахов. После спертого, чистого, естественного воздуха подземелья дышалось с натугой, но Корин давным-давно не обращал внимания на такие мелочи. Привыкший парить на вершинах духа, ко всем проявлениям подлой физиологической сущности он относился снисходительно, отчасти с презрением. Чтобы уточнить направление, он обратился к пожилой женщине, торгующей редиской и зеленью, разложенными на газетке. Все обошлось гладко. У торговки он не вызвал настороженности, а улица Дмитрия Ульянова оказалась совсем рядом, как он и предполагал.
Следующая трудность — подъезд с кодом. Рядом на скамейке расположились двое старушек и вели непринужденную беседу, зорко поглядывая окрест. О-о, он хорошо помнил эту публику: если заподозрят неладное, мигом поднимут хай. Пришлось в отдалении ждать удобного случая, который вскоре представился. Из подъезда выкатилась шумная компания — молодые люди со своими подружками, все сильно навеселе, и пока они выходили, он успел прошмыгнуть внутрь. Сердце билось тугими, ровными толчками, но он не чувствовал близкого присутствия Анека, и это его озадачило.
Дверь квартиры на третьем этаже, обитая кожей. На звонок никто не отозвался. Возможно, Анек еще не вернулась с работы, возможно, сегодня вообще не вернется. Он готов ждать сколько угодно на площадке между этажами, но это чревато непредвиденными осложнениями. Кто-нибудь обязательно его заметит, а по нынешним временам чужой человек обязательно вызовет желание позвонить в милицию. Подергал дверь — вроде бы обыкновенная.
С короткого разбега, сконцентрировавшись, со страшной силой саданул в дверь плечом и, как тараном, снес ее с первого удара. Истошно взвизгнув, она повисла на одной верхней петле. Изнутри он быстро придал ей прежнее положение — и с облегчением огляделся.
Все в квартире дышало ею. Начиная с домашних тапочек в прихожей и кончая косметикой в ванной. Корин не спеша обследовал обе комнаты — спальню и гостиную, а на ее кровати с четырьмя подушками разных размеров, покрытой пушистым серым покрывалом, даже полежал, отдохнул. Он определил две важные вещи: во-первых, это не ее собственное жилье, хотя Анеком пахло ощутимо и внятно; а во-вторых, и это самое печальное, она не наведывалась сюда уже несколько дней, может быть, и недель. И мало надежды, что вернется сегодня. Впрочем, это его не обескуражило. Свидание откладывается, но вряд ли надолго, тем более впереди у них обоих — вечность.
С постели, убаюкав и помассировав онемевшее плечо, он перебрался на кухню, где в стенном шкафу обнаружил несколько банок консервов: тушенка, горбуша в масле, зеленый горошек, а в холодильнике — заплесневелый кусок сыра и еще что-то в промасленной бумаге, подгнившее, не имеющее определенного вида, но бывшее все-таки несомненно едой. Он разогрел на сковородке тушенку с зеленым горошком и вскипятил на плите чайник, радуясь тому, что не забыл, как это делается. Для дальнейших розысков следовало восстановить как можно больше человеческих навыков.
Перекусив, вернулся в гостиную и устроил более тщательный осмотр, надеясь в бумагах и безделушках отыскать какой-то след. Долго изучал телефонный справочник, но звонить никуда не стал. Не принесло результата и исследование платяного шкафа, откуда он всю одежду вывалил на пол. Погружался волосатой мордой в легкие воздушные материи, впитывал трепещущими ноздрями волшебные ароматы ее платьев и кофточек, урчал от удовольствия, но тайну Анекова исчезновения так и не разгадал. Повсюду — на стенах в гостиной, на зеркалах в ванной, на кухне на белом кафеле — оставил свои знаки: яркой помадой засвидетельствовал посещение. Пусть знает, кто за ней приходил. Его кабалистический символ — три смыкающиеся бороздки, след когтей зверя.
Соседи — вот кто может навести на след, и в этом ему неожиданно повезло. Услышав шевеление за входной дверью, Корин поглядел в «глазок» и увидел мальчика лет двенадцати, светловолосого, в опрятной курточке и штанишках. Изображение размывалось, но личико у мальчугана озабоченное, и он явно интересовался Анековой квартирой, бессмысленно топчась на площадке. Главное, не напугать парнишку.
— Кто там? — как можно мягче спросил Корин.
Мальчуган отшатнулся, будто его ударили. Но не убежал.
Корин открыл дверь, стоя спиной к свету, так что лицо оставалось в тени. Спросил весело:
— Тебе кого, молодой человек? Аню?
Мальчуган ответил с запинкой, заведя руки за спину:
— Извините, я увидел с улицы свет… Думал, тетя Аня вернулась.
— Нет, пока не вернулась… А ты кто? Ее дружок?
— Ну… Живу здесь, вон в той квартире… Иногда разговариваем.
— Так заходи! Чего на пороге стоять?
Корин был почти уверен, что мальчишка попытается слинять, и приготовился настичь его прыжком, но тот неожиданно смело шагнул в квартиру. Корин захлопнул дверь. Теперь освещение падало на него прямо, и он ожидал, как мальчик отреагирует на его звериный облик. И был удивлен вторично. Тот не выказал ни испуга, ни замешательства, только спросил:
— Вы ее родственник, да?
— Почему так подумал?
— У вас же ключи, значит…
— Тебя как зовут, малыш?
— Валерик.
— А меня — дядя Эдик… Если хочешь знать, я ее двоюродный брат, — взял мальчонку за теплую, мягкую ладонь и увлек на кухню, усадил на стул. Сам опустился напротив. — Такая оказия, Валерик. Я ведь издалека приехал, в отпуск. Надеялся повидать сестренку, а ее нету. Не подскажешь, где она?
Ребенок поднял на него светлые глаза, полные старческой мудрости.
— Вы не ее брат.
— С чего ты взял? По-твоему, я вру?
Корин уже понял, что перед ним не простой мальчик и что он безусловно что-то знает, но поладить с ним не так уж легко. Он не из того поколения, которое выбрало «пепси», а из следующего, которое уже не имело возможности ничего выбирать и вылупилось на свет исключительно по недосмотру Кириенко со товарищами. В каком-то иррациональном смысле этот мальчик был его, Корина, наследником.
— Чего молчишь? Испугался, что ли?
— Вы не похожи на тетю Аню. Она добрая, а вы нет.
— Я тоже добрый. Хочешь денег? — Пытаясь улыбнуться или хотя бы напустить на рожу доверительное выражение, Корин достал из кармана несколько смятых сторублевок. — Бери. Это тебе.