– В другой раз непременно сходим, – утешила его Мирослава. – Вы лучше мне скажите, вы сумеете опознать эту девушку, если понадобится?
– Так это её, что ли, жених до смерти застукал? – совсем обалдел парень.
– Нет-нет, она жива и здорова, просто нужна ваша помощь.
– Ничего с вами не разберёшь… – вздохнул он огорчённо.
– Без бутылки, – подсказала с улыбкой Мирослава.
– Почему без бутылки, – обиделся он, – я не пью.
– Извините, ошибочка вышла.
Он отмахнулся:
– Да ладно, если надо, помогу вам. Я сознательный, – заверил её Леонид.
– Здорово! Тогда до встречи.
Мирослава выскользнула из кафе, а сознательный официант задумчиво посмотрел на растаявшее мороженое и пододвинул к себе вазочку Мирославы. По всей видимости, Лёня любил сладкое не меньше, чем Шура, который также ни за что не позволил бы пропасть еде. Тем более уже оплаченной.
Мирослава сразу же позвонила Наполеонову и сказала, что нужно поговорить, но не по телефону.
– Информация срочная? – спросил он.
– Можно сказать и так.
– Тогда подъезжай ко мне на работу, я закажу тебе пропуск.
По пути в кулинарии Мирослава накупила пирожков с капустой, с яйцами и рисом и с мясом. Наполеонов, не скрывая радости, заварил чай. Вырваться пообедать у него сегодня не получилось. И теперь он ел и внимательно слушал всё, что она ему говорила.
– Доказательств всё больше, – проговорил он, с сожалением доедая последний пирожок. – Теперь осталось догадаться, где она затаилась.
– Шур, конечно, прошло время, но осмотрите ещё раз чердак. Ушла она именно по нему и спустилась где-то в другом подъезде. Опросите жильцов, может, кто-то что-то заметил.
– Опрашивали, жильцы последнего подъезда жаловались, что кто-то не только открыл замок, но и выбросил его.
– Вероятно, это сделал кто-то до Римашевской, а она воспользовалась этим. Сама она замок не стала бы выбрасывать, ей ни к чему было дополнительно привлекать внимание к своей персоне.
– Я тоже так думаю, – согласился Наполеонов. Потом он покачал головой.
– Ты чего, Шур?
– Да вот думаю, разработала такой план грандиозный, почти всё предусмотрела, – кроме твоего участия в расследовании, конечно, – покосился он на Мирославу, – и всё затем, чтобы злое дело сделать. Неужели нельзя было мозги направить на что-то хорошее. А ещё говорят, что гений и злодейство не совместимы…
– Кто говорит? – усмехнулась Волгина.
– Пушкин!
– Ага, но, надеюсь, ты Римашевскую гением не считаешь?
– Видали и погениальнее, – пробурчал Наполеонов.
Мирослава фыркнула.
– А ты, между прочим, к утру обещала мне Римашевскую сыскать!
– Что-то не припомню, чтобы я давала такое обещание.
– А кто сказал, что утро вечера мудренее?!
– И где в этой фразе упоминается Римашевская?
– Там!
– Ладно, Шура, пойду я.
– Только думать не переставай!
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
Приехав домой, Мирослава застала идиллию – Тося писала красками, Дон с Тасей ловили солнечных зайчиков, Морис работал за компьютером.
– Скоро обедать будем, – проговорил он, не отрываясь от клавиатуры.
– Ладно. – Мирослава вошла в свой кабинет, бросила на стул свой любимый «чумадан», вытащила сотовый и положила его на стол. Посидела пару минут неподвижно, потом потянулась к трубке стационарного телефона и набрала номер.
– Алло, – отозвался на том конце вальяжный мужской голос.
– Здравствуйте, Анатолий Сергеевич, – проговорила Мирослава.
– Здравствуйте, если не шутите, – усмехнулся Епифанов, – опять вы по мою душу?
– Что вы, Анатолий Сергеевич! Просто хотела спросить, а домик, что вам от бабушки достался, далеко находится?
– Недалече, в Сенькове. А вы что, никак в гости напрашиваетесь?
– Не совсем. А адрес можно поточнее?
– Неужто без хозяина наведаться собрались? – захохотал он. – Только не пойму зачем? Мужа у вас нет, так что вроде гнёздышко для любовных утех вам ни к чему…
– Анатолий Сергеевич! Раз спрашиваю, значит, надо.
– Как вы, однако, строги с мужчинами, а мы существа нежные, ранимые.
– Чёрт вас побери!
– Ладно, на отшибе он, крыша красная, номер 37. Всё? – спросил он уже серьёзно.
– Пока всё. А дальше по мере поступления новостей.
– Каких новостей? – встревожился Епифанов.
Но Мирослава уже оборвала связь. Он тотчас перезвонил ей, но телефон детектива был отключён.
– Добилась своего, и гуляй, Вася, – пробормотал он и крикнул: – Нечаев, машину мне быстрей! К подъезду!
Мирослава тем временем позвонила Наполеонову:
– Шура, бери группу, и дуйте в Сеньково. Дом на отшибе, с красной крышей, номер 37. И пусть перекроют дорогу, боюсь, что Епифанов уже рванул туда.
– Ты думаешь, там она?!
– Почти уверена.
Наполеонов понимал, что Римашевской может и не быть в Сенькове и за ложную тревогу тогда отвечать ему, однако он начал действовать немедля.
Две машины остановились при въезде в село, дом, принадлежащий Епифанову, был быстро обнаружен, распахнутая калитка поскрипывала на ветру, но больше никаких звуков слышно не было. Дом окружили, Наполеонов зашёл в него первым, тихо выругался, когда скрипнула половица, и замер. Снова ни звука. Вскоре были распахнуты все двери. В маленькой комнатёнке под грудой тряпья лежала девушка и тяжело дышала.
– Да у неё жар, – сказал один из полицейских.
– Да, горит, – согласился следователь, дотронувшись до руки девушки.
– Это она, – сказал кто-то.
– Она, она, – кивнул Наполеонов и сбросил тряпьё. Плечо Римашевской было неумело обмотано каким-то старым платком блёклого цвета. Сквозь него проступила кровь.
– Нехило её собачка тяпнула, – заметил сотрудник, стоявший к кровати ближе всех.
Римашевскую положили на импровизированные носилки, вынесли из дома и погрузили в машину. Полицейский автомобиль с включённой сиреной помчался в сторону города. Шура сел в свой автомобиль и поехал следом. Из машины он позвонил Мирославе и коротко описал ситуацию.
– Я могу позвонить Епифанову? – спросила она.
– Позвони, – хмыкнул Шура, – избушка-то всё-таки его.
А Епифанову не повезло. Дорогу на Сеньково перекрыли до того, как туда пролетела машина следователя. Но его-то пропустили. А Епифанова нет. Анатолий Сергеевич рвал и метал.
– Вы знает, кто я такой? – кричал он молоденькому полицейскому.
– Представления не имею! – отвечал тот.
– Да я владелец «Сержа»!
– Держите в рабстве гастарбайтера? – проявил интерес полицейский.
– Тьфу! – сплюнул в ярости Епифанов.
– Ресторан есть такой – «Серж», – пояснил молодому более опытный товарищ.
– А… – Молодой снова потерял к Епифанову всякий интерес.
– Пропустите меня немедленно! – бушевал ресторатор. – Иначе вы сильно пожалеете!
– Угрожаете представителю власти при исполнении служебных обязанностей? – лениво поинтересовался старший по званию.
– Да вы совсем нюх потеряли!
– Вот проедем в отделение полиции и там выясним, кто и что потерял.
– Меня – в отделение? – Глаза Епифанова едва не вылезли из орбит.
– Вас, а кого же ещё.
Анатолий Сергеевич на миг лишился дара речи и со злости стал пинать колёса своего автомобиля.
– И не жалко такую дорогую тачку портить? – усмехнулся молодой полицейский.
И тут у Епифанова зазвонил телефон.
– Да? – рявкнул он.
– Информирую, как и обещала, – раздался в трубке голос Мирославы, – на вашей даче, Анатолий Сергеевич, задержана гражданка Римашевская Ирина Владимировна.
– За что? Если за проникновение в жилище, так я не жаловался.
– Совсем по другим причинам, и советую в следующий раз быть более разборчивым, вступая в сексуальные отношения. – Мирослава отключилась.
Послушав писк телефона, Епифанов сердито пообещал:
– Пояс верности надену.
– Лучше сразу кандалы, – буркнул под нос водитель.
Но либо у Епифанова был уникальный слух, либо он был настроен на одну волну с водителем, потому что спросил:
– Нечаев, ты куда больше хочешь, в Турцию или в Сибирь?
– В Сибирь, – тотчас отозвался тот.
– Это ещё почему?! – удивился ресторатор.
– У меня там тётка.
– И что?!
– Давно не виделись. Навестить бы надо.
– Гони в ресторан, уникум!
В квартире, где проживали сёстры, провели обыск, в ходе которого были обнаружены парик и одежда, как у Оксаны Арефьевой, флакон туалетной воды L de Lolita Lempicka и фотографии Геликанова и его невесты.
Татьяна Владимировна Авдеева то ли о чём-то догадывалась, то ли уже пришла к выводу, что от младшей сестры можно ждать чего угодно, она не выказывала ни удивления, ни негодования, просто молча стояла с бледным скорбным лицом, не обращая внимания на косые взгляды понятых.
Допросить Ирину Владимировну Римашевскую удалось лишь спустя две с половиной недели – Тася хорошо постаралась… Врачи сказали, если бы её не обнаружила полиция, без медицинской помощи она могла бы и не выжить.
Неизвестно, что повлияло на Римашевскую, следователь был уверен, что болезнь, так как отрицал наличие у подследственной хотя бы зачатков совести, однако она призналась во всём.
– Почему вы решили мстить именно Геликанову? – спросил Наполеонов.
– Потому что с него всё началось.
– В смысле?!
– Он первый бросил меня, хотя я думала, что мы поженимся. А после него у меня и с другими ничего не складывалось.
– Так, может, в этом был виноват не Геликанов, а вы сами?
В ответ Римашевская только передёрнула плечами.
– А за что вы убили безвинного Четверткова?
– Он идеально подходил для моего плана, – прозвучал циничный ответ.
– Почему вы решили убить Оксану?
– А за что ей счастье? Чем она лучше меня?! – ощетинилась Римашевская.
– Как вы узнали про её аллергию на миндаль?
– Я спросила у болтливого дружка Прокофия: «У неё что, нет недостатков?» Он засмеялся и сказал, что, кроме аллергии на миндаль, нет.