– Где филе? – Сенька тоже заозирался, как его маменька в поисках воображаемой белочки. – А мы когда ужинать будем? И где? И что? Филе – это хорошо, я согласен!
– Как хорошо, когда все согласны, – резюмировала я и дернула Натку, как репку, вынуждая подняться. – Брось, у тебя не получится вытряхнуть из ребенка все лишнее.
– Все и не надо, только снег, фантазии пусть остаются, – сказала сестрица и чмокнула сына в мокрый лоб.
Хорошо, что она не успела уйти далеко.
Присутствовать на занятиях родителям будущих звезд кино, театра, подиума и прочих возвышенных мест не разрешали.
Первое время Натка заводила Сеньку в маленький холл школы юных звезд «Олимп» и передавала с рук на руки Василисе или второму дежурному администратору – Ане. Те собирали участников очередного занятия в кучку и заводили их в класс, родители же либо оставались ждать в аппендиксе за столиком со свежими объявлениями о кастингах, либо разбегались до срока по своим делам.
Как только Сенька как следует сориентировался в центре, где помещалась звездная школа, Натка стала оставлять его на первом рубеже – в холле здания. Оттуда они разбегались: сын – на очередное занятие, мама – куда придется. Дела всегда находились.
На этот раз Натка собралась посидеть в соседней кофейне. Уже дошла до нее, хорошо хоть заказ не успела сделать. Сенька позвонил, когда она устраивалась за столиком с видом на стеклянный миксер вращающихся дверей делового центра.
– Мам, я не понял, – сказал Сенька в трубке растерянно, что для него было совсем не типично. – Я пришел, а тут закрыто!
– Где закрыто? Что закрыто? – Натка сосредоточилась на меню, выбирая десертик, и не сразу вникла в суть новой проблемы.
– Школа закрыта! «Олимп»!
– «Олимп» закрыт, все ушли на фронт, – машинально пробормотала Натка, ведя ноготком по строчкам меню, и тут до нее дошло: – В смысле, школа закрыта? Как это?
– Мам, ну как? – Ребенок начал сердиться. – Дверь заперта! Я толкал, стучал – ни фига!
– Безрезультатно, – автоматически подсказала она сыну культурное слово и с хлопком закрыла книжку меню. – Стой там, я сейчас буду.
Дожидаясь ее прихода, Сенька сидел на широком подоконнике. Увидев запыхавшуюся Натку, он спрыгнул, подошел к двери в школу юных звезд и демонстративно попинал ее ногой. Прежде всегда незапертая, на это никак не отреагировала.
Она вообще заметно изменилась, эта дверь. Натка помнила ее приметной, ярко выделяющейся из общего ряда скучных одинаковых офисных. Теперь было иначе: изчезла арка из гирлянды воздушных шаров, пропал веселый рукодельный плакат с «Добро пожаловать» и смешливыми рожицами. Сама дверь действительно была заперта – «пожаловать» не представлялось возможным.
– Так. – Натка немного подумала. – Этажи мы не перепутали?
Сенька помотал головой.
– И дверь та самая?
Он покивал.
– А тебя не предупреждали, что занятие переносится? Мало ли, вдруг преподаватель заболел… Кстати, а ведь других детей тут почему-то нет, только мы с тобой пришли!
Сенька снова помотал головой:
– Других детей нет, потому что у меня персональное занятие сегодня.
– И прежде эта дверь всегда была открыта, а там за стойкой находился администратор, – сама припомнила Натка.
Она огляделась, еще немного подумала, почесала в затылке под шапкой, стянула ее и, комкая в руках, подошла к соседней двери – с невнятной табличкой «ООО “Мангуст„».
– Тук, тук, можно войти?
Войти было нельзя. Дверь невнятного «Мангуста» тоже не открывалась.
– Подержи. – Натка сунула сыну свою шапку и сумку, освобождая себе руки, и пошла по коридору, барабаня в каждую дверь.
И ни фига. То есть безрезультатно!
А впрочем, нет, кое-чье внимание она в итоге все-таки привлекла.
– Вы чегой-то тут хулиганите?
На стук и топот с лестницы явилась хмурая бабка в синем халате – уборщица. В одной руке у нее была несвежая тряпка, в другой – полный чего-то ядрено-зеленого пластмассовый флакон с пульверизатором. Его бабка держала высоко поднятым, вполне готовая к борьбе с микробами и хулиганами.
– Извините за беспокойство, мы не хотели вам мешать, – заискивающе улыбнулась Натка.
– Добрый вечер! – шаркнул ножкой и захлопал невинными глазками хитрый Сенька.
– А на часы чего не смотрите? Рабочий день уже закончился, – проворчала бабка, но флакон с боевым отравляющим веществом опустила.
Сенька в роли маленького ангела мог обезоружить кого угодно.
– Да мы не по работе, а на учебу, – объяснила Натка и пригладила золотые кудри своего маленького ангела. – Сын учится тут в школе юных звезд «Олимп».
– А-а-а-а, – бабка сунула флакон в глубокий карман халата, взамен извлекла бренчащую связку ключей, подошла к ставшей неприметной двери звездной школы и открыла ее. – Ну, заходьте…
– Ура! – Сенька первым влетел в приемную, с разбегу ударился грудью во внутреннюю дверь, отскочил от нее мячиком и сразу перестал радоваться. – А тут тоже заперто!
– И никого нет. – Натка огляделась.
В приемной было пусто, в аппендиксе – она заглянула и туда – тоже. Ни людей, ни даже мебели! И портрет Станиславского со стены пропал – вообще поговорить не с кем.
– Так съехали они, – невозмутимо объяснила бабка-уборщица, жарко подышав на зеркальную стену и протерев ее тряпкой.
– Как съехали? Куда съехали?!
– Куда – не знаю, а как – обыкновенно, фургон подогнали, мебель вынесли…
– Я ничего не понимаю! – объявила Натка и поискала глазами, куда бы присесть, но ничего подходящего не высмотрела.
– А чего тут понимать-то, у них аренда закончилась. – Бабка отошла на два шага, окинула придирчивым взглядом протертое зеркало и кивнула сама себе.
Потом она сунула тряпку в карман и своим ключом открыла дверь в помещение, которое раньше было служебным.
Оттуда Василиса, администратор с разноцветными волосами, являлась народу с чашкой мерзкой бурды, именуемой растворимым кофе.
– А фамилие ваше как? – покричала им бабка из этой каптерки.
– А Кузнецовы мы! – поспешно ответила Натка, невольно подстраиваясь под ее стиль.
– А имя?
Бабка вышла из каптерки. Тряпку свою она оставила там и теперь держала в руках неаккуратную пачку бумаг.
– Арсений Кузнецов! – звонким голосом выкрикнул Сенька и щелкнул каблуками.
– Кузнецов Антон, Кузнецова Катерина, – перебирая бумаги, бабка косо глянула на Сеньку, – ага, вот и Арсений Кузнецов. Держи! Поздравляю и все такое.
– Сви-де-тель-ство, – с листа прочитал Сенька и посмотрел на Натку.
Та забрала у сына распечатанную на принтере бумагу.
Это было свидетельство о прохождении Арсением Кузнецовым обучения в школе юных звезд «Олимп» – за чьей-то витиеватой подписью и с синей печатью.
– Ну и все, и до свидания, ступайте себе, – сказала бабка, нарушив возникшую минуту молчания. – Мне еще тут уборку делать, а вы все ходите, топчете…
– И ведь ты мне говорила! Предупреждала! – Натка сидела у меня на кухне и рвала на себе волосы.
Аккуратно так рвала, я бы сказала – символически. Свои парикмахерские локоны она основательно разлохматила, но не проредила.
– Тебе все говорили и предупреждали, – невозмутимо согласилась я, стоя к страдающей сестре спиной и переворачивая лопаточкой котлеты на сковороде.
Натка и Сенька завалились к нам, по своему обыкновению, поздно вечером и без предупреждения. Никакой человеческой еды в доме к этому моменту не осталось – последние три сосиски я съела на ужин, а Сашкин зожный провиант для кормления гостей решительно не годился: ни Натка, ни Сенька не фанатеют от натурального йогурта, несладкого обезжиренного творожка и смузи из сельдерея с мятой. Хотя мяту мы все-таки позаимствовали у Сашки, чтобы добавить ее в чай.
К счастью, я как раз успела разморозить фарш, собираясь в ночной тиши пожарить котлеты на завтра-послезавтра. Внезапные гости напрочь убили ночную тишь и обещали так же решительно расправиться с котлетами.
– Все-таки ты черствая и бессердечная, – плаксиво сказала Натка мне в спину. И добавила нормальным голосом: – Котлетки покрепче зажаривай, мы любим с хрустящей корочкой.
– Я знаю, что вы любите, – бросила я ей через плечо. – Ты, например, очень любишь находить себе проблемы. Тебя хлебом не корми – дай только вляпаться в историю.
– Хлебом не надо, я котлетами обойдусь, – уныло пошутила сестрица. – А ты вместо того, чтобы пилить меня, дала бы полезный совет. Что нам теперь делать с этой звездной школой?
– А что с ней делать? – Я накрыла сковороду крышкой, убавила под ней огонь до минимума и тоже села за стол.
– Боже! – Натка картинно закатила глаза. – В семье судья, мент и прокурор, а я сама должна думать, что делать с жуликами!
– Ты сама их нашла, сама о них и думай! – парировала я, не отвлекаясь на мысль о том, что – надо же! – Говоров и Таганцев воспринимаются уже как члены нашей семьи.
Это была приятная мысль. Нашему маленькому семейству, состоящему преимущественно из дам, отчетливо не хватало возможности постоянно, а не эпизодически опираться на крепкое мужское плечо.
Кстати, как правильно их считать, Никиту и Костю, каждого за одно плечо или за два?
– И что? Ты, моя умная старшая сестра, бросишь меня в трудной жизненной ситуации?
– О, в ход пошла беспардонная лесть? Ладно, скажи прямо, чего ты от меня хочешь.
Натка проворно убрала руки от испорченных кудрей и растопырила их перед своим лицом, как хирург, ожидающий, что услужливая медсестра натянет на них медицинские перчатки. Стало понятно, что хочет она от меня многого, иначе не приготовилась бы загибать пальцы.
– Во-первых, я хочу от тебя сочувствия!
– Угу. Я сочувствую. Очень!
– Не верю, но продолжу. Во-вторых, я хочу котлету, а лучше две. В-третьих – это по порядку, а не по значимости, – хочу, чтобы ты этих жуликов засудила! В-четвертых, не говори Сеньке, что эта школа жульническая, не надо его расстраивать. В-пятых, не говори Таганцеву, что я не прислушалась к его предупреждению, скажи, я отнеслась к нему со всей серьезностью, но было уже поздно.