В то утро в городе начались проблемы. Правительство объявило о проведении в ближайшие несколько месяцев выборов. Они должны были стать первыми в течение почти девяти лет. Боевики заявили о бойкоте выборов. Тогда было совершено ясно (в отличие от нашего времени, когда толпы у избирательных участков становятся неуправляемыми), что люди не придут на участки и не проголосуют, если мы не сумеем доходчиво убедить их. «Свободная» пресса, как всегда, уже была готова своим ослепительным идиотизмом подлить масла в огонь, и поэтому следовало соблюдать известную осторожность. Нашим тузом пик была «Ихван-уль-Муслимун», «Братья-мусульмане», — наша главная контртеррористическая группа — бывшие боевики, сдавшиеся нам в полном составе, с амуницией, боеприпасами и вооружением. Постепенно ряды организации стали пополняться другими несогласными, сдававшимися нам целыми подразделениями. Мы заново организовывали их, вооружали и снова отправляли на поле боя. «Ихваны» были закаленными бойцами, но по большей части рэкетирами и мелкими уголовниками, которые вступали в организации мусульманских боевиков, когда видели в этом материальную выгоду. Однако они же первыми дезертировали, когда начинало пахнуть жареным. Они знали обо всех местных событиях намного лучше, чем мы, и, когда переходили на нашу сторону, получали преимущество пользования своими источниками, что позволяло им проворачивать операции, бывшие вне полномочий регулярной армии. Сначала они оказывали нам просто неоценимые услуги, но затем стали постепенно выходить из-под контроля. Самым жестоким и устрашающим из всех, воплощением Князя Тьмы, был человек, прозванный Папой, который раньше был неприметным заводским сторожем. За свою карьеру в «ихванах» он убил десятки людей. (Мне помнится, что речь шла о ста трех убитых.) Устроенный им террор поначалу склонил чашу весов на нашу сторону, однако к девяносто шестому году он стал совершенно бесполезен, и нам пришлось его обуздать (сейчас он в тюрьме). В марте того года, без всяких инструкций с нашей стороны, Папа ликвидировал известного редактора выходившей на урду ежедневной газеты — совершенно безответственной, должен сказать, газеты. (Безответственные, ядовитые антииндийские ежедневные листки, которые вечно преувеличивали число жертв и неверно интерпретировали факты, подрывали репутацию всех остальных местных СМИ, что давало нам возможность мазать их одним миром. Больше того, могу честно признаться, что мы даже негласно финансировали некоторые из таких газет.) В мае Папа огородил общинное кладбище в Пулваме и объявил его участок своей наследственной собственностью. После этого он убил всеми любимого сельского учителя в одной пограничной деревне и забросил его тело на заминированную нейтральную полосу. Подойти к телу было невозможно, а значит, его нельзя было и похоронить по обряду, со всеми положенными молитвами, и ученикам оставалось только в бессильной ярости наблюдать, как тело их любимого учителя расклевывают коршуны и ястребы.
Вдохновленные подвигами Папы, другие командиры «ихванов» последовали его примеру.
В то утро группа таких молодчиков остановила на контрольно-пропускном пункте возле Сринагара пожилую кашмирскую чету. После того как мужчина отказался расстаться с бумажником, его скрутили и увезли в неизвестном направлении. Однако народ не стал терпеть. Люди сорганизовались и преследовали похитителей до лагеря, где «ихваны» стояли вместе с пограничниками. У ворот лагеря старика просто вышвырнули из машины. Оказавшись за забором лагеря, похитители совершенно обезумели — они бросили в толпу гранату, а затем открыли по людям огонь из пулемета. Был убит маленький мальчик, и десятки людей получили ранения, по большей части серьезные. После этого «ихваны» отправились в полицейский участок и, угрожая полицейским, заставили их порвать рапорт о преступлении. Вечером они остановили похоронную процессию и похитили гроб с телом убитого мальчика. Тело исчезло, а значит, предъявить обвинение в убийстве стало невозможно. К вечеру протесты приобрели насильственный характер. Три полицейских участка были сожжены. Сотрудники службы безопасности открыли по толпе огонь и убили еще четырнадцать человек. Во всех крупных городах был объявлен комендантский час — в Сопоре, Барамулле и, конечно, в Сринагаре.
Когда я услышал телефонный звонок и ответ адъютанта Его Превосходительства, я решил, что ситуация вышла из-под контроля и у нас просят новых указаний. Однако я ошибся.
Человек на другом конце провода сказал, что звонит из объединенного центра дознаний, расположенного в кинотеатре «Шираз».
Не стоит поддаваться первому впечатлению. Это не мы закрыли действующий кинотеатр и превратили зрительный зал в центр дознаний. «Шираз» был закрыт много лет назад организацией «Тигры Аллаха». «Тигры» приказали закрыть все кинотеатры, винные магазины и бары как антиисламские учреждения и проводники индийской культурной агрессии. Прокламации были подписаны неким маршалом авиации Нур-Ханом. «Тигры» заклеивали город угрожающими плакатами и закладывали бомбы в бары. Когда маршал авиации был, наконец, задержан, он оказался полуграмотным крестьянином из какой-то отдаленной горной деревни. Возможно, этот парень никогда в жизни не видел самолет. Я был младшим следователем в команде дознавателей (это было до моего назначения в Сринагар), и мне довелось допрашивать его и еще нескольких боевиков, содержавшихся в тюрьме. Мы беседовали с ними, надеясь склонить на нашу сторону. Нур-Хан отвечал на наши вопросы лозунгами, словно обращаясь к массовому митингу: «Джис Кашмир ко кхун се синча, вох Кашмир хамара хай!» («Кашмир, политый нашей кровью, — это наш Кашмир!») Иногда он издавал боевой клич «Тигров Аллаха»: «Ла Шаракейя ва Ла Гарабейя, Исламия, Исламия!» («Ни Запад, ни Восток — Ислам — вот лакомый кусок!»)
Маршал авиации был храбрым человеком, и я почти завидовал его простосердечному пылу. Он не раскаялся даже после отбытия срока в «Карго». Он отбыл срок и уже вышел на волю. Мы до сих пор следим за ним и такими, как он. Но, кажется, он теперь не вызовет никаких неприятностей. Он зарабатывает на хлеб продажей печатей возле здания окружного суда в Сринагаре. Мне говорили, что он не совсем в себе, но я лично не могу это подтвердить. Наверное, «Карго» — не санаторий.
Адъютант, ответивший по телефону, сказал, что звонивший назвался майором Амриком Сингхом и попросил к телефону меня, назвав не только по званию и должности, но и по имени — он попросил Биплаба Дасгупту, заместителя начальника отдела «Индия Браво»[28] (это был кашмирский код для обозначения в радиограммах Разведывательного бюро).
Я знал этого парня, хотя и не лично — я ни разу его не видел, — но по отзывам. Он был известен под прозвищем Амрик Сингх «Ищейка» — за свою невероятную способность угадывать в траве змей, а в толпе гражданских — террористов. (Он славится и теперь, но посмертно. Недавно он покончил с собой — застрелил жену, троих маленьких сыновей, а потом прострелил себе голову. Не могу сказать, что я скорблю, но мне стыдно за офицера, убившего жену и детей.) Майор Амрик был порченым яблоком. Нет, точнее сказать, он был гнилым яблоком и был таковым уже тогда, во время того ночного звонка, оказавшись в центре довольно зловонной бури. Спустя два месяца после того, как я прибыл в Сринагар, а это было в январе 1995 года, Амрик Сингх, скорее всего по приказу, арестовал известного адвоката и правозащитника Джалиба Кадри на контрольно-пропускном пункте. Кадри сильно нам мешал — этот дерзкий и несговорчивый человек совершенно не понимал значения нюансов. В ту ночь, когда его арестовали, он должен был прибыть в Дели, чтобы вылететь в Осло, где он собирался выступить со свидетельскими показаниями на международной конференции по правам человека. Арест должен был всего-навсего помешать проведению этого дурацкого цирка. Амрик Сингх задержал Кадри публично, в присутствии его жены, без оформления задержания, что, в принципе, было в порядке вещей. По поводу этого «похищения» поднялся страшный шум — намного более громкий, чем мы ожидали, и поэтому через несколько дней мы сочли целесообразным отпустить его. Но мы никак не могли его найти. Разразился невообразимый скандал. Мы сформировали поисковую комиссию, стараясь успокоить страсти, а через несколько дней тело убитого Кадри было обнаружено в мешке, выловленном в реке Джелам. Труп был в ужасном состоянии — череп проломлен, глаза выколоты и так далее. Даже по кашмирским меркам это было нечто из ряда вон выходящее. Общественное негодование вышло из берегов, и полиции было разрешено возбудить дело. Для надзора за расследованием была создана высокопоставленная комиссия с широкими полномочиями. Свидетели ареста, люди, видевшие Кадри под охраной Амрика Сингха в армейском лагере, люди, видевшие ссору Амрика Сингха с арестованным — едкие замечания адвоката привели Сингха в ярость, — изъявили готовность дать письменные показания, что, вообще говоря, было большой редкостью в нашей практике. Даже сообщники Амрика Сингха, «ихваны» — во всяком случае, большая их часть, — изъявили готовность свидетельствовать против него в суде. Но затем тела этих потенциальных свидетелей стали с завидной регулярностью обнаруживаться в полях, лесах и на обочинах дорог… он убил их всех. Армии и администрации пришлось хотя бы сделать вид, что проводится расследование, несмотря на то что мы просто не могли выступить против Амрика Сингха. Он слишком много знал и дал понять, что если его начнут топить, то он очень многих потянет за собой. Он был загнан в угол и стал опасен. Было решено отправить его за границу и найти надежное убежище в какой-нибудь нейтральной стране. Однако сделать это сразу было невозможно, во всяком случае до тех пор, пока он был в центре всеобщего внимания. Надо было дождаться, пока улягутся страсти. Для начала его отстранили от оперативной работы и усадили за документы в центре расследований в кинотеатре «Шираз». Его надо было убрать с глаз долой, и мы думали, что нам это удалось.