От бывшего дома брата поэта доносится громкий хлопок. Это сигнал. Сейчас солдаты уйдут. Деревенская улица слишком узка для нас и солдат одновременно, и нам приходится прижаться к стенам домов, чтобы дать им пройти. Солдаты проходят мимо. Их провожают тихими проклятьями, которые несутся им вслед, как свист ветра. Солдаты пристыжены и озлоблены. Чувствуется, что они испытывают и беспомощность. Все это может измениться в долю секунды.
Единственное, что им надо для этого сделать, это развернуться и открыть огонь.
Тогда людям останется одно — упасть и умереть.
Когда мимо проходит последний солдат, люди бросаются к развалинам сгоревшего дома. Искореженная жестяная крыша до сих пор чадит. Стоит открытый сундук, из которого вырываются языки пламени. Что может так красиво и живописно гореть?
Люди становятся на гору обгорелых камней и скандируют:
Хум кья чахтей?
Азади!
Они зовут «Лашкар»:
Айва-айва!
Лашкар-э-Тайба!
Новости продолжают прибывать.
Силами специального назначения арестован Мудасер Назир.
Приходит его отец. Он тяжело и поверхностно дышит. У него серое, как пепел, лицо. Он выглядит как осенний лист весной.
Его мальчика увезли в армейский лагерь.
— Он не повстанец. В прошлом году его ранили во время протестов.
— Мне сказали, что если я хочу получить сына, то должен отправить к ним дочь. Говорят, что она — связная, что она помогает переправлять имущество повстанцам «Хизба».
Может быть, это правда, но может быть, и нет. Но, как бы то ни было, она обречена.
Я буду помогать повстанцу из «Хизба» переправлять имущество.
И он убьет меня за то, что я — это я.
Скверная женщина с непокрытой головой.
Индианка.
Индианка?
Это неважно.
Так все это и происходит.
Ни о чем
Я бы с удовольствием написала что-нибудь замысловатое, что-то вроде тех рассказов, в которых происходят всякие пустяки, о которых можно много писать. В Кашмире так не получится. То, что здесь происходит, не отличается замысловатостью. Здесь слишком много крови для хорошей литературы.
Вопрос 1: Почему мои рассказы незамысловаты?
Вопрос 2: Сколько крови достаточно для хорошей литературы?
К последней странице дневника приклеен листок с армейским пресс-релизом:
Информационное пресс-бюро (военного ведомства)
Отдел по связям с общественностью правительства Индии
Министерство обороны (Сринагар)
Девочки из Бандипоры едут на экскурсию
Бандипора, 17 сентября: Сегодня наступил волнующий и важный день в жизни 17 девочек из деревень Эрин и Дардпора (район Бандипора); сегодня они отправляются на 13-дневную экскурсию в Агру, Дели и Чандигарх по инициативе госпожи Сони Мехра и Анила Мехра, командира 81-й горнострелковой бригады, расквартированной в деревне Эрин. Эти девочки отправятся в поездку в сопровождении двух женщин и двух членов деревенского совета, а также нескольких офицеров 14-го батальона Раштрийских стрелков. Они посетят места, имеющие исторический и образовательный интерес, в Агре, Дели и Чандигархе. Они будут иметь честь быть лично принятыми губернатором Пенджаба и губернатором их собственного штата.
Коммандер Анил Мехра, командир 81-й горнострелковой бригады, обращаясь к участникам экскурсии, посоветовал им извлечь как можно больше пользы из предоставленной возможности. Он порекомендовал девочкам и другим экскурсантам внимательно присмотреться к прогрессу, достигнутому в других штатах, и выступить в поездке послами мира. На мероприятии также присутствовали полковник Пракаш Сингх Неги, командир 14-го батальона Раштрийских стрелков, выбранные старосты двух деревень, родители экскурсанток и представители местного населения.
«Справочник по английской грамматике в изложении для детей младшего школьного возраста» оказался длиной в два биди и четыре сигареты. В этом уравнении, конечно, две независимые переменные — скорость курения и скорость чтения.
Тило мысленно улыбнулась, вспомнив другую экскурсию доброй воли, похожую на описанную в пресс-релизе. Тогда это была экскурсия для мальчиков из Мускаана, армейского сиротского приюта в Сринагаре. Муса прислал сообщение с предложением встретиться в Красном форте. Это было около десяти лет назад. Она тогда еще жила с Нагой.
По такому случаю Муса, проявив незаурядную отвагу, сыграл роль одного из гражданских сопровождающих. Группа шла по улицам Дели на пути в Агру, чтобы посетить Тадж-Махал. В Дели сироты осмотрели Кутб-Минар, Красный форт, Индийские ворота, Раштрапати Бхаван, Дом парламента, Бирла-Хаус (место, где застрелили Ганди), Теен Мурти (место, где жил Неру) и дом 1 по улице Сафдарджунг (место, где Индиру Ганди застрелили ее телохранители-сикхи). Муса был неузнаваем. Он называл себя Зауром Ахмедом, улыбался к месту и не к месту и вообще производил впечатление недалекого, глуповатого увальня.
Они с Тило, словно два незнакомца, якобы случайно сели на одну скамейку на представлении «Звук и свет» в Красном форте. Публика в большинстве состояла из иностранных туристов.
— Это тайное соглашение о сотрудничестве между нами и службой безопасности, — шепнул ей Муса. — Иногда бывает такое сотрудничество, когда стороны не догадываются, что они — партнеры. Военные думают, что приучают детей любить Мать-Родину. А мы думаем, что учим их распознавать врагов, чтобы, когда они вырастут, они не повели себя, как Хасcан Лоне.
Один из сирот, маленький мальчик с огромными смышлеными глазками, забрался на колени к Мусе и покрыл поцелуями его лицо, а потом, успокоившись, сидел тихо и смирно, внимательно рассматривая Тило с расстояния трех дюймов. Муса был с мальчиком почти груб и на изъявления нежности не реагировал. Правда, Тило видела, что губы Мусы время от времени жалостливо подергивались, а глаза влажнели. Но она не стала обращать на это внимание.
— Кто такой Хасcан Лоне?
— Он был моим соседом. Отличный парень, брат.
Слово «брат» в устах Мусы означало наивысшую похвалу.
— Он хотел вступить в ряды бойцов, но во время своей первой поездки в Индию, в Бомбей, увидел на вокзале огромную толпу людей и сдался. Вернувшись, он сказал: «Братья, вы видели, как их там много? У нас нет шансов! Я сдаюсь». И он действительно сдался. Сейчас у него какой-то мелкий текстильный бизнес.
Муса, широко улыбаясь, смачно поцеловал в головку сидевшего у него на коленях ребенка — в память о своем друге Хасcане Лоне. Мальчишка, не двинувшись с места, просиял от удовольствия.
Представление, между тем, шло под звуки 1739 года. Император Мохаммед Шах Рангила восседал на Павлиньем троне в Дели уже почти тридцать лет. То был очень интересный император. Он любил наблюдать бои слонов, одетых в женские платья и обутых в изукрашенные драгоценными камнями башмаки. Под его покровительством зародилась школа художественной миниатюры с изображениями откровенных сексуальных сцен и буколических пейзажей. Но правление этого императора не сводилось к одному сексу и распутству. При дворе демонстрировали свое искусство танцоры катхака и суфийские музыканты каввали. Ученый мистик Шах Валиуллах перевел Коран на персидский язык. В чайных домах Чандни-Чуока Хваджа Мир Дард и Мир Таки Мир нараспев читали свои стихи:
Ле саанс бхи ахиста ки назук хай бахут каам
Афак ки исс каргах-э-шишагари ка
Дыши с оглядкой здесь, ведь хрупок этот мир.
Он — мастерская, из стекла и чаша, и кумир.
Потом послышался цокот копыт. Мальчик спрыгнул с колен Мусы, чтобы посмотреть, откуда шел звук. Это кавалерия Надир-Шаха возвращалась из Персии в Дели, предавая по пути огню и мечу цветущие города. Однако император на Павлиньем троне оставался невозмутим. Поэзия, музыка и литература, считал он, должны быть выше банальностей войны. Лучи, освещавшие Диван-э-Кхас, поменяли цвет. Замелькали пурпурные, красные, зеленые всполохи. Послышался смех женщин зенаны. Зазвенели браслеты на их щиколотках. Грубо и кокетливо хохотнул придворный евнух.
После представления сироты и сопровождавшие их взрослые провели ночь в общежитии на улице Вишва-Ювак-Кендра — в дипломатическом анклаве, совсем недалеко от дома Тило (и Наги).
Когда Тило вернулась домой, Нага спал при включенном телевизоре. Тило выключила его и легла рядом с мужем. В ту ночь ей снилась извилистая дорога в пустыне, и Тило никак не могла понять, почему она такая извилистая. Она шла по этой дороге рядом с Мусой. Вдоль одной стороны дороги стояли припаркованные автобусы, а вдоль другой — товарные контейнеры. В каждом контейнере была дверь с проемом, занавешенным марлей. В некоторых проемах стояли проститутки, а в некоторых — солдаты. Высокие сомалийские солдаты. Из контейнеров выносили изуродованные тела, а внутрь заводили скованных цепями людей. Муса остановился поговорить с каким-то человеком в белых одеждах — видимо, со старым другом. Муса последовал за ним в контейнер, а Тило осталась ждать его на улице. Он очень долго не появлялся, и Тило заглянула в контейнер. Изнутри он был освещен красным светом. На кровати в углу контейнера мужчина и женщина занимались сексом. Увидела Тило и большой туалетный стол с зеркалом. Мусы в помещении не было, но Тило видела в зеркале его отражение. Он висел на руках под потолком и раскачивался из стороны в сторону. Все помещение было усеяно тальком. Тальком были присыпаны и подмышки Мусы.
Тило проснулась, недоумевая, как ей могло все это привидеться. Она долго смотрела на Нагу, чувствуя нечто отдаленно похожее на любовь, но не поняла этого и не стала ничего делать.
Она подсчитала, что прошло тридцать лет с тех пор, как все они — Нага, Гарсон Хобарт, Муса и она — познакомились на репетициях спектакля «Норман, это ты?». С тех пор они продолжали, как заколдованные, кружиться друг возле друга в странном танце.