Он засунул непонятный предмет в карету; теперь Элиза увидела, что тот был шириной с его грудь и толщиной с ее юбки.
— Я прекрасно осведомлен о пункте нашего назначения, мисс Браун. Но вот эта штука, — заявил он, похлопывая по деревянному ящику, — существенно облегчит нашу небольшую миссию сегодня вечером.
— Господи, Букс! — В мерцающем свете газового фонаря она заметила мазки грязи на его лице, пальто и галстуке — впрочем, умело подобранном и с идеально завязанным узлом; все это необходимо было поправить. — Минуточку, милейший, сейчас уже поедем, — крикнула она кучеру, после чего выскочила из кареты и сразу же принялась чистить и всячески суетиться вокруг Веллингтона. — Выглядите очаровательно, только немножко взъерошены. Вы, часом, не вздремнули в своем вечернем костюме?
Шутка показалась ему более плоской, чем ее обычные подколки. Когда же они оба оказались внутри кареты и та тронулась с места, Элиза слегка склонила голову набок и внимательно посмотрела на него.
— Велли?
— Пустяки, — довольно резко ответил он. — В Лондоне полно бандитов, и джентльмен всегда должен быть начеку.
Она хлопнула его по колену.
— Боюсь, вам следовало бы справляться с этим получше.
Он обиженно поджал губы, но потом все-таки выпалил:
— Скажем так: Господь сегодня не внял моим просьбам.
Карета накренилась, а Элиза замерла, переваривая эту не слишком приятную информацию. Она не любила ошибаться.
— Они напали на меня на улице, — сказал Веллингтон, глядя в окно, а затем с возмущением добавил: — И при этом они назвали меня по имени!
Элиза сжала зубы.
— Выходит, чаепитие у Безумного Шляпника[12] продолжается. И они ведь не остановятся, Веллингтон.
Он поправил свой галстук на шее и неожиданно жестким взглядом посмотрел на Элизу.
— Я прекрасно знаю это, мисс Браун, однако мы не можем рассказать обо всем директору. Иначе его подозрения в отношении нас только усилятся.
Это была горькая правда, и Элиза откинулась на спинку сидения, не в состоянии подобрать какой-нибудь содержательный ответ. Поэтому молчание показалось ей самой подходящей реакцией.
Но длилось оно недолго, поскольку глаза Веллингтона остановились на ее ожерелье.
— Черт возьми, а это у вас откуда?
Элиза немного отклонилась назад, чтобы камни, лежавшие на изгибе ее груди, смогли поймать пробивавшийся через окна отсвет тусклых уличных фонарей.
— Красиво, правда?
— Это вы о чем?
Нет, бедолаге положительно необходимо чаще бывать в обществе.
— Я говорю о своем ожерелье, Велли.
По его шокированному выражению лица она могла только догадываться о том, какими нечестивыми способами она раздобыла эти драгоценности в его воображении. Не стоит его мучить. Она успокаивающе положила ладонь в шелковой перчатке ему на руку.
— Один благодарный шейх был просто счастлив подарить мне это.
Она с удовлетворением отметила его замешательство и смущение. Веллингтон неопределенно хмыкнул и снова стал разглядывать пробегающие мимо улицы.
—Думаю, окончание этой истории мне знать не обязательно.
— Вот и хорошо, — снисходительно ответила она.
Склонив голову набок, она оценивала его готовность войти под освященные временем своды Лондонской оперы. Самой Элизе больше подошел бы мюзик-холл, но она должна была признать, что одеваться ей нравилось, — видимо, это было у них с архивариусом общее. Безупречно облаченный в весьма изящный вечерний наряд, Веллингтон Букс превзошел ее ожидания и очень поднялся в ее глазах. В самом деле, он выглядел очень стильно. Ее окончательная оценка прозвучала коротко:
— Вы на уровне.
— Что ж, благодарю.
После этих слов наступила долгая пауза. Большую часть пути до Друри-Лейн[13] они просидели в молчании. Элиза разглядывала странного вида чемодан, по которому тихонько барабанили его пальцы, а Веллингтон уставился в окно, старательно игнорируя ее любопытные взгляды. Чем ближе они подъезжали к месту назначения, тем яснее на губах Веллингтона вырисовывалась самодовольная улыбка.
Казалось, что весь цвет лондонского высшего общества сегодня вечером пришел на оперу Верди «Макбет». Веллингтон первым вышел из кареты и помог спуститься Элизе — что было весьма кстати, поскольку ей уже давно не приходилось носить на себе столько одежды. Выражение ее лица во многом отражало обычное возбуждение зрителей перед представлением, но где-то в глубине души Элиза побаивалась того, что приготовил ей сегодняшний вечер. Черт, как же она ненавидела оперу! Однако ставки были сделаны, так что теперь ей следовало принять соответствующий внешний вид, откуда и появилась эта выжидающая улыбка на ее лице.
Когда она повернула голову в сторону Веллингтона, ей хотелось, чтобы ее благодарная улыбка выглядела искренне. Труднее всего ей было притворяться в тот момент, когда Веллингтон взвалил странный чемодан на плечо и вышел с ним из кареты. Зря она надеялась, что он оставит его там. Чемодан определенно не гармонировал с его вечерним одеянием, что наверняка привлечет внимание. По его напряженной позе можно было заключить, что штука эта тяжелая, но будь она проклята, если спросит у него, что это такое.
Несмотря на свою неловкость, Веллингтон все же заставил ее улыбнуться, предложив ей руку. В его решимости соблюсти все приличия чувствовалось очаровательное рыцарское благородство.
Они поднялись по ступенькам к парадному входу в потоке других хорошо одетых людей. Букс задел несколько человек своим подозрительным ящиком, но так горячо извинялся — как, впрочем, и пострадавшие, — что на это никто особого внимания не обратил.
Оказавшись под теплыми лучами газового освещения, Элиза сняла свой плащ и перебросила его через руку, тогда как на другой руке у нее висели смехотворно крошечная вечерняя сумочка и яркий веер. У всех вокруг перехватило дыхание — именно на такую реакцию она и рассчитывала. Надо сказать, что, готовясь к вечеру, она некоторое время обдумывала, не одеться ли ей во все красное, но, как бы ей ни нравился этот цвет, он привлек бы к ней внимание совсем другого толка. Ее платье насыщенного зеленого цвета сразу же было замечено, и именно так, как ей того хотелось. Рукава были по-модному пышными, но располагались низко, изысканно открывая ее плечи. Платье делало фигуру по-змеиному гибкой и изящной и имело достаточно большое декольте, чтобы демонстрировать ее драгоценности. Веллингтон был не единственным, кто уставился на нее, — она чувствовала на себе множество восхищенных взглядов. В министерстве Элиза не могла пользоваться этим своим оружием, зато теперь она хотя бы убедилась, что еще обладает им.
Обернувшись к архивариусу, она слегка склонила голову.
— Что-то не так, дорогой Веллингтон?
— Н-нет... — Он закашлялся. — Вовсе нет, мисс Браун.
Она подняла свой веер и, ткнув им в него, громким шепотом произнесла:
— Считаю, что в данной конкретной ситуации, находясь под прикрытием, вам следует обращаться ко мне «дорогая», «любимая» или на худой конец «Элиза».
—Думаю, у меня должно получиться последнее. — Лицо его стало жестче, хотя румянец еще исчез не полностью. Затем он выдавил из себя: — Дорогая Элиза.
— Очень хорошо, — сказала она и, пристроившись к нему сбоку, направила его к гардеробу.
Взяв у Элизы плащ, молодой гардеробщик непонимающе воззрился на чемодан Веллингтона. Он старался быть предельно вежливым и не хотел задавать вопрос напрямую. Однако все-таки пришлось.
— Сэр, вы планируете взять это с собой в зал?
Лицо архивариуса стало скорбно-суровым.
— Мне ужасно жаль, но я просто вынужден. Распоряжение моего врача.
— Именно поэтому мы взяли места в ложе, — подхватила намек Элиза и стала развивать мысль дальше. — Мой муж должен расположиться с комфортом. — Короткая вспышка обворожительной улыбки, небольшой наклон фигуры, в выгодном свете открывший грудь и украшавшие ее драгоценности, — и молодой человек растаял.
— Ну что ж, я полагаю, что по медицинским соображениям мы можем сделать для вас исключение. — Он выдал Веллингтону небольшую желтую карточку. — Предъявите это распорядителю зала. — Затем он склонился вперед и приглушенным голосом добавил: — Некоторые зрители настаивают на том, чтобы проводить с собой собак, так что, думаю, в вашем случае все обойдется.
— Очень хитро, Веллингтон Букс, — пробормотала Элиза, когда они шли через главное фойе. Ее по-настоящему впечатлили его актерские способности. В ответ он бросил на нее весьма самодовольный взгляд.
Вручив на входе свои законные билеты, — а также не вполне законный пропуск, — Элиза и Веллингтон попали в знаменитый зал Лондонской оперы. Театр этот, открытый всего год назад, привлекал толпы восторженных зрителей не только как место вечерних развлечений. Люди шли сюда, чтобы их видели. Никто не торопился на свои места. Посетители бродили по зданию, восхищаясь его внутренней отделкой, или же останавливались поболтать и посплетничать со знакомыми. Интерьер был оформлен весьма изысканно: сплошь спиральные линии, все выдержано в пурпурных и золотых тонах. Подпираемые снизу полуобнаженными статуями богинь ложи, которых с каждой стороны было по шесть, располагались по две в три ряда. В некоторых из них на видном месте был выставлен герб семьи, платившей непомерные деньги за привилегию иметь в опере свою постоянную ложу.
— Вы видите это? — прошипел Веллингтон, положив ей руку на талию, чтобы направить ее.
—Да, да, — так же тихо ответила она.
С левой стороны в среднем ряду, на центральной ложе, сияя и блестя в свете громадной театральной люстры, красовался нарисованный золотом знак феникса. В данный момент эта ложа была пуста.
— А знаете, — тихонько прошептала Элиза, — для тайного общества они что-то не слишком прячутся.