Плавным жестом она отбросила полу длинного твидового жакета и показала ему два пистолета, инкрустированных камнем поунэму. Охотничий костюм предоставлял намного больше возможностей спрятать их, чем чертово вечернее платье. Пистолеты идеально лежали на пояснице, и если Бартоломью не станет распускать свои руки, никто ничего не заподозрит.
И все же, если их разделят, у архивариуса тоже должен быть какой-то шанс защитить себя. Он даже не догадывался, как тяжело далось ей это решение, но тем не менее она выхватила один из своих драгоценных пистолетов и протянула его Веллингтону.
Он посмотрел на нее.
— Я уже объяснял вам свою позицию по отношению к пистолетам, мисс Браун.
Чертов упрямец! Подавив свое раздражение, она сунула пистолет обратно и следующим движением руки извлекла из подкладки жакета два стилета. Они были не так красивы, как те, которые она потеряла в опере, зато прочнее. Она гордилась тем, что учится на своих ошибках. С ее стороны это был щедрый жест.
— Тогда вам больше подойдет вот это, Велли.
Он взглянул на предложенные ему ножи так, будто она дарила ему кролика, которого переехало колесо кареты, и он после этого еще несколько дней пролежал на обочине дороги. Элиза была немного обижена, но почему-то не удивилась его реакции.
— Я так не думаю.
Теперь он вел себя совершенно глупо.
— Да перестаньте вы, Велли! — Она бросила на него один из своих самых грозных взглядов. — Вы должны быть в состоянии постоять за себя. Нам предстоит не прогулка по Гайд-парку бодрящим весенним днем. Мы здесь находимся среди тигров. Подумайте о том, что они сделали с Гарри.
Ее решительность заставила его взять один из ножей, слегка скривив губы. Тот сразу же выскользнул из его рук и обязательно вонзился бы в пол, если бы Элиза не поймала его. Веллингтон улыбнулся, но она не собиралась отпускать его так просто. Выудив из своего открытого саквояжа ножны, она сунула стилет в них и протянула ему теперь уже защищенное лезвие.
— Я должен сделать признание, мисс Браун. В последний раз я пользовался ножом, когда разделывал праздничного гуся на Рождество. И даже тогда порезался.
Элиза похлопала его по руке.
— Тогда давайте рассматривать эту штуку как часть плана на случай чрезвычайной ситуации — плана, до которого, будем надеяться, дело никогда не дойдет. А теперь — она сунула ему в руку одно из ружей — вы когда-нибудь раньше были на охоте? — Веллингтон должен был, по крайней мере, сделать вид, что умеет стрелять.
Он принялся рассматривать ружье и бросил на нее веселый взгляд поверх своих очков, хотя в этой ситуации ему вряд ли было до веселья.
— Так, с этим понятно. — Элиза выдернула ружье из его рук. — Предоставьте это мне.
— А что... — архивариус прокашлялся, — что, если снова возникнет ситуация, как вчера вечером?
Твердо сжав его руку, она посмотрела ему прямо в глаза.
— На этот раз никто из нас не может отступить. Никто!
Он коротко кивнул — единственный ответ, которого она ожидала. И все же они не могли позволить себе быть угрюмыми. Спускаясь вниз по лестнице мимо картин в золоченых рамах и висевших на стенах охотничьих трофеев, Элиза усилием воли заставила себя мило улыбнуться.
—Давайте, Велли, — прошипела она, дергая его за руку. — Постарайтесь не выглядеть так, будто вы идете на виселицу.
Улыбка, которую он надел на свое лицо, посрамила бы лучших актеров с Друри-Лейн. «Ох уж эти ваши театральные таланты, Веллингтон», — подумала Элиза и тут же вспомнила про Гарри.
Нет, она не должна снова повторить свои ошибки.
Тик... так... тик... так...
Казалось бы, такая простая вещь — часы. Но стоит эту простую вещь разобрать — будь то карманные часы из жилетки или сам Биг Бэн, — и она уже оказывается абсолютно не простой. Колесики. Зубчики. Пружинки. Множество разных деталей. И только когда они собраны вместе и встали каждая на свое место, стихия времени оказывается разбита измерением секунд, минут и часов. Попытка проследить его ход удивительна, но тем не менее совершенно бесполезна.
Доктор Бэзил Саунд расцепил сомкнутые пальцы и обратил внимание на висевший на стене календарь. Дни. Месяцы. Годы. Задержав взгляд на сегодняшней дате, он улыбнулся, но затем его снова настигла та же навязчивая мысль. Скрип стула напомнил ему, что он не в том возрасте. Уже не в том. В конечном счете, расцвет на третьем и четвертом десятке лет его жизни оказался уже в прошлом. Сейчас у него были редеющие волосы и походка человека опытного, мудрого и знающего.
По крайней мере, он сам себя так воспринимал.
Тик... так... тик... так...
«Отвратительные часы», — подумал он. Неужели человек с такой увлеченностью стремился отслеживать ход времени только для того, чтобы свести эту грандиозную задачу к измерениям, которым детей учат в школе?
Доктор Саунд вынул свои карманные часы и со щелчком открыл крышку. Взгляд его забегал между своими часами и часами на каминной полке. «Отстают», — подумал он, пересекая комнату, чтобы устранить неточность. Откинув стекло, закрывавшее циферблат, доктор Саунд передвинул минутную стрелку на два деления вперед. Если бы это только было правдой, что время может замедляться, что его течение можно легко изменить одним жестом! Любое течение несет в себе энергию, а энергия времени была безошибочной. Нет, течением времени так манипулировать нельзя, но все же это течение, поток, похожий на воду; а эти потоки можно направлять, фокусировать их энергию и использовать ее для складывающихся ситуаций. В конечном счете, именно так действовало министерство.
Еще дважды проверив и убедившись, что время на обоих часах выставлено правильно, доктор Саунд собрал свою сумку и, бросив последний взгляд на ее содержимое, плотно закрыл ее на защелки. Еще раз посмотрев на день календаря, он удостоверился, что сегодня действительно суббота, а это означало, что весь офис находится в его полном распоряжении. И лифт тоже будет полностью его — как и сегодня утром.
Он закрыл дверцу лифта и, переведя ручку машинного телеграфа в положение «Архив», начал спуск. Двигатели и лебедки медленно опустили его в самый низ здания, и напротив выхода показался небольшой каменный коридор, заканчивавшийся тяжелым металлическим люком. Когда доктор открыл эту скрипучую дверь, окружавшая его тишина рассеялась, нарушаемая только постоянным гулом министерских генераторов и звуком его собственных шагов.
На каменной лестнице он задержался. Оба его агента отсутствовали, но затем он усмехнулся: трудно было рассчитывать, что они будут здесь, — наступил уик-энд.
Он вспомнил газетные новости дня предыдущего — большинство из них касалось ужасной постановки оперы Верди «Макбет», и с этим он подробно знакомиться не стал. Как и Элиза Браун, он не любил все эти вопли итальянских див, так что яд критических статей по поводу вечернего спектакля был ему неинтересен. То, что он искал в газетах, к его большому облегчению, там отсутствовало. Никаких необъяснимых беспорядков на улицах. Никаких разрушенных домов. Ничего такого, что могло бы указывать на след его агентов.
Он продолжал спускаться по ступенькам, сверху рассматривая их общий рабочий стол. Все выглядело так, словно они...
— Нет-нет-нет, агент Браун, — донесло эхо знакомый голос. — Вы вносите запись в каталог по наименованию, тогда как должны начинать с даты.
В ответ другой знакомый голос прозвенел:
— Очень хорошо, агент Букс, тогда прошу вас, не могли бы вы объяснить мне это еще раз?
Судя по глухому звуку их голосов, разговор этот происходил в дальнем конце архива. Крепче взявшись за свою сумку, доктор Саунд стал крадучись продвигаться вперед. Если он встретится с ними, тогда планы его существенно изменятся. «Я всегда могу вновь вернуться к событиям на Чаринг-Кросс, — подумал он. — Это послужит объяснением, почему я решил прийти в субботу».
— Повторяю еще раз, — донесся голос Букса, — мы определяем год нераскрытых дел и группируем их по этому году. Сгруппировав по годам, мы возвращаемся и группируем их по индивидуальным датам в конкретный год, после чего, наконец, мы расставляем их в алфавитном порядке, основываясь на месяце, когда эти дела появились в перечне.
С высоты каменной лестницы доктор Саунд мог различить пару неровных теней, двигавшихся в глубине подвала.
— Подумать только, неужели я трачу свой уик-энд на это! — раздраженно буркнула Браун.
— Мисс Браун, посмотрите на количество находящихся здесь дел. Неужели вы полагаете, что это можно разобрать всего за один уик-энд?
«Замечательно, — с улыбкой подумал доктор Саунд. — К тому же отлично отвлекает агента Браун».
Отвернувшись от каменного колодца лестницы, ведущей к полкам с забытыми делами, доктор Саунд полез в карман своего сюртука и вытащил оттуда пару ключей от этого люка. Он вставил каждый из них в свою замочную скважину и одновременно повернул навстречу друг другу. По архиву разнесся тяжелый удар, от звука которого он похолодел. Доктор Саунд затаил дыхание и обернулся через плечо.
— Велли? — сказала она.
— Прошу вас, мисс Браун!
— Простите, агент Букс. А теперь, Велли, куда ведет нас вот эта безделушка?
В колониях ведь учат читать, не так ли? — Доктор Саунд едва сдержал смех. Его впечатлило, как Буксу удавалось держать себя с этой вздорной девицей. — Что написано на этом ярлыке?
Тихо вздохнув, доктор Саунд повернул ключи в другую сторону. Затвор люка открылся, издав шипение, заставившее его снова замереть — на случай, если его заработавшиеся сотрудники все-таки услышат его. Из Запретной Зоны исходило сапфировое люминесцентное свечение, далеко отбрасывая его тень. И все-таки Букс и Браун усердно работали в глубине архива, вдали от сияния и колеблющегося гула, который сейчас звенел в ушах доктора. Он посмотрел на свет, а потом перевел взгляд в сторону своих агентов. Они продолжали разговаривать. Или это была уже ссора?