Их спутник с удовольствием сделал глубокую затяжку и сквозь табачный дым посмотрел на них.
—Журналисты. Но вовсе не хорошие — к тому же, явно не справившиеся со взятой на себя ролью. Хавелок сразу заметил это. А мы не прощаем обмана, старина.
Это было еще одним подтверждением того, что Общество Феникса представляло собой нечто гораздо большее, чем своего рода современный Клуб Геенны Огненной. Элиза незаметно придвинулась поближе к Веллингтону. Скрыться от группы людей, вооруженных оружием дальнего боя, — у них были лишь минимальные шансы...
Над холмами грянул пистолетный выстрел. Элиза даже не вздрогнула. Как и Веллингтон. Внешне Элиза, возможно, виду и не подала, но про себя поклялась Молли отомстить за нее. Когда они с Веллингтоном уберутся из этого места, наступит расплата за все, что Общество Феникса так беспечно растоптало своими ногами. Очевидно, Молли никому не рассказала про «еще одну курицу в лисьей норе», но это было слабым утешением. Элиза уже никогда не сможет забыть лицо девушки.
Веллингтон посмотрел на нее, а затем скривил губы в притворной усмешке.
— А я считал, что Общество Феникса нестрого придерживается своих высоких стандартов. Приятно было узнать, что дисциплина здесь соблюдается столь хорошо. — Он обнял рукой Элизу и притянул ее поближе к себе. В напряжении его руки она чувствовала бушевавшую внутри ярость, но внешне он виду не подавал. — И что вы — хороший стрелок.
— Благодарю вас, старина. — Дивейн покачал головой. — Хотя вы меня немного разочаровали.
Пальцы Элизы сжались на руке Веллингтона, но тот лишь спокойно ответил:
— Я не заканчиваю то, что было начато другими, лорд Дивейн, и сам бы я не промахнулся.
— Прекрасная стрельба, Барти! — крикнул Хавелок, который направлялся к ним со стороны особняка. Улыбка его была широкой и обаятельной, как у акулы. — Но что случилось с этой женщиной?
— Возможно, я выпил сутра слишком много бренди, — пожал плечами Дивейн, не сводя глаз с Веллингтона. — В следующий раз постараюсь быть точнее.
—Да уж, постарайтесь, — проворчал тот. Хавелок затем повернулся к Веллингтону и Элизе, стараясь ободряющим взглядом вернуть им утраченное веселье. — Эти Фэрбенксы, как мы выяснили, были журналистами. Они собирались написать статью про частные клубы, вроде нашего. Мы просто не могли этого допустить.
— Разумеется, не могли, доктор Хавелок, — быстро поддержал его Дивейн.
— А теперь, — с улыбкой сказал Хавелок, — как насчет того, чтобы перекусить?
— Если только холодные закуски не имеют ничего общего с тем, что сейчас подстрелил лорд Дивейн, — ухмыльнулся Веллингтон.
Элиза заметила, что Дивейн поддержал шутку смехом, а Хавелок промолчал. Лицо его оставалось холодным, как камень.
— Мы находимся не в колониях, Сент-Джонс. Мы — цивилизованное общество. — Он поправил свой воротничок. — Мы сделаем из них чучела и повесим на всеобщее обозрение.
По интонации его голоса было трудно сказать, шутит он или нет. В любом случае, Элиза решила, что, в какие бы игры их ни втягивали, сегодня ночью они на самом деле исполнили свои роли неплохо.
Глава 25,в которой доктор Хавелок демонстрирует свои работы, а на сцене эффектно появляется неожиданный гость
Вечером за ужином отсутствовали не только Фэрбенксы. За столом все было так же, как во время празднования Первой Ночи, но Веллингтон явственно ощущал: что-то исчезло. Совсем. О погибшей паре никто не говорил, но он не верил, что это делалось из уважения к их памяти. Это был страх. Страх какой-то причастности к ним. Страх стать похожими на них. Упоминание их имен в лучшем случае могло поставить крест на шансах вступить в общество, и, судя по тому, как обошлись с Фэрбенксами, любых поводов для отклонения своих кандидатур следовало избегать.
«Интересно, — подумал Веллингтон, — насколько упали бы мои шансы как кандидата, если бы Хавелок узнал, что после возвращения с охоты меня вырвало в туалете?»
Элиза в это время оставалась рядом, что было, в общем, удивительно. Он не понимал, почему она нежно гладила его по спине, пока его выворачивало наизнанку и трясло. Можно не сомневаться, что после возращения в архив ей надолго хватит этой темы для шуток над ним.
Она сидела рядом с ним, и при каждом новом спазме, каждом новом позыве ее ладонь мягко прижималась к его спине, делая долгие и медленные круговые движения. «Все хорошо», — шептала она ему снова и снова. Если бы у него в этот момент был голос, он бы крикнул ей: «Нет, не хорошо! Мы своими глазами видели, как пару человек пристрелили, словно лис на охоте. Как это может быть хорошо? »
Но вместо этого он продолжал блевать, пока в желудке уже вообще ничего не осталось. Он не помнил, как вышел из ванной, как добрался до кровати. Когда он очнулся, он лежал под одеялом, а Элиза спала в шезлонге. Солнце уже начало садиться. Это был живописнейший момент общего покоя, который просился на фотоснимок. По крайней мере, так ему показалось в этой напряженной тяжелой тишине.
Ему было необходимо прополоскать рот, почистить зубы и приготовиться к ночному кутежу.
«Все хорошо», — продолжал звучать в ушах ее шепот. «Возможно, колониалка на этот раз все-таки права, — раздался в голове голос отца, когда Веллингтон вышел из туалета. — Возможно, эти люди были чужими для этого круга. И нет ничего плохого в том, чтобы отделить тех, кто вхож сюда, от тех, кто не вхож».
— Что? — спросила Элиза, заметив в зеркале странное выражение на его лице.
«Проститутка, — процедил сквозь зубы его отец. — Она называет это жертвой во имя королевы и родины? Я нисколько не сомневаюсь в том, что эта шлюха отлично развлеклась прошлой ночью».
— Ничего, все в порядке.
— Букс, если вы не в состоянии...
— Я же сказал — все в порядке. Значит, так оно и есть. — Его грубость удивила даже его самого. Он схватил щетку и принялся расчесывать свои волосы. — И не нужно допрашивать меня, мисс Браун, в противном случае вы никогда не будете мне доверять, — сказал он, откладывая щетку для волос в сторону и натягивая свой жилет.
Медленно тянулись секунды. Веллингтон чувствовал, что повисшая тишина становится угнетающей.
— Будьте рядом со мной, Веллингтон, — наконец сказала она ему. — Это как раз то самое время и то самое место, где порознь можно пропасть...
«Да как смеет эта женщина обращаться к тебе в таком тоне!» — прошипел его отец.
— ...и наступит такой момент, когда вам потребуется сохранить осознание того, кто вы такой и кому доверяете. Мы с вами поняли друг друга, Букс?
Веллингтон продолжал молчать, уставившись в зеркало.
— Агент Букс?
Было что-то успокаивающее в этом неторопливом прихорашивании.
— Мы с вами поняли друг друга?
— Да, — в конце концов ответил он. — Поняли.
На самом деле Веллингтон ничего не понимал. Он не мог понять, почему кто-то мог выбрать для себя оперативную работу. В архиве для него был свой смысл. Логистика. Факты. Дедукция.
Но это?..
Тайной разведывательной работой мог заниматься человек особого склада. Насколько он понимал, обычно это были сдержанные и обособленные люди. И по-своему талантливые. Этого он никогда не отрицал.
«Нечего валять дурака с солдатами в окопах», — едко заметил бы здесь его отец.
Бросив друг на друга последний долгий взгляд, Веллингтон и Элиза вернулись к своим ролям Сент-Джонсов, снова перестав быть собой; сейчас они опять сидели в обеденном зале и наслаждались великолепным ужином.
Однако за столом нельзя было не заметить двух свободных мест, и каждый воспринимал это как предупреждение в собственный адрес.
Теперь кандидаты внимательно присматривались друг к другу. Пемброуки держались наиболее обособленно. Возможно, все дело было в военной подготовке мужа, в его умении оценить реальную угрозу для него самого и его жены. Если учесть наличие у них детей, они, видимо, сменили свои приоритеты в пользу желания просто пережить этот уик-энд. Натаниэль Пемброук остановил свой взгляд на Веллингтоне и сейчас оценивающе разглядывал его. Если бы у того в руках находился пистолет, Веллингтону обязательно захотелось бы куда-нибудь спрятаться.
Другая семейная пара, Коллинзы, заметно нервничала. Барнабус обливался потом, мертвенно-бледное лицо Ангелики на фоне ее белого вечернего платья придавали ей сходство с привидением. Оба они часто поглядывали по сторонам, тщетно стараясь сохранить вид активных и жаждущих вступить в общество кандидатов.
Веллингтон взглянул на Элизу; глаза ее по-прежнему были опущены.
— Послушайте, Сент-Джонс, — раздался рядом с ним знакомый голос.
Веллингтон промокнул рот салфеткой и ответил:
— Лорд Дивейн.
— Вздор, приятель, зовите меня Бартоломью. Зачем же так официально... — Он сделал паузу, а после тихого «Ага!» понимающе улыбнулся. — Можете не беспокоиться, старина, насчет своей кандидатуры на это место. Вы уже многих здесь заставили обратить на себя внимание и сделать на вас ставку.
— И сейчас тоже?
— Конечно, — заверил его Дивейн. — Помимо того, что у вас восхитительная жена, вы демонстрируете крепкий характер. Ценное качество для нашего общества.
— Что ж, — сказал Веллингтон, тихо вздохнув, — тогда, полагаю, это должно означать, что мои мозги останутся у меня в голове.
Дивейн ухмыльнулся.
— У нас есть свои правила и традиции, старина. Вы должны это понимать.
— Я понимаю, хотя и нахожу ваши ритуалы посвящения довольно жесткими.
Дивейн кивнул.
— Так и должно быть. Когда вы услышите то, что Хавелок собирается сказать сегодня ночью, вы все поймете.
— Жду с нетерпением, — как можно спокойнее ответил Веллингтон, бросив быстрый взгляд в сторону доктора.
На этот раз доктор Хавелок уже ждал всех за столом, лицо его было радушным и довольным, без каких либо следов раскаяния после недавней зверской расправы над журналистами. Сейчас он с удовольствием ел первое блюдо вместе со всеми остальными, несмотря на царившую за ужином напряженную атмосферу. Веллингтон обвел глазами зал и тут заметил, что здесь как будто стало просторнее. Может быть, это было связано с отсутствием одной пары? Нет. Свет газовых ламп отражался от висевших на стенах зеркал для слуг. В зеркалах этих виднелась искривленная обстановка комнаты, потому что самих слуг перед ними не было. Позади трона Хавелока, где обычно стояли еще двое лакеев, сейчас возвышались два бронзовых обелиска, достигавшие пояса единственного дворецкого, присутствовавшего в зале. Холодные закуски были поданы, налили по первому бокалу вина; но теперь среди гостей оставался только один внушительный дворецкий, который никогда далеко не отходил от Хавелока. Он стоял так же неподвижно, как и два обелиска.