В феврале 1950 года министр госбезопасности Абакумов В.С. представил на имя Сталина И.В. вполне обычную записку с информацией о состоявшемся 10 февраля этого года очередном заседании Особого совещания МГБ, на котором были рассмотрены дела на 1599 человек. При этом к заключению на 25 лет оказались приговорены 34 человека, к ссылке под надзор органов МГБ («шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков и участников других антисоветских организаций и групп») — 115 человек и к высылке под надзор органов МВД («членов семей националистических банд и их пособников») — 1286 человек. Обычно Сталин И.В. просто прочитывал такие сообщения и принимал к сведению, но на этот раз начертал на докладной резолюцию: «А кто отвечает за побеги?» Эти несколько неопределенных слов привели к тому, что встал вопрос о передаче всей работы со спецпереселенцами в ведение МГБ. Министр внутренних дел Круглов С.Н. совместно со своими заместителями Серовым И.А., Чернышовым В.В. и Рясным В.С. направили на имя Сталина И.В., Берия Л.П. и Маленкова Г.М. записку со своими возражениями. В качестве главного аргумента приводился тезис о том, что без спецпереселенцев МВД будет трудно решать «большие народно-хозяйственные задачи в отдельных районах страны, где использование другой рабочей силы крайне затруднительно» [76]. Кроме этого, в начале июля 1950 года Министерство внутренних дел СССР подготовило справку, в которой говорилось, что все трудоспособные переселенцы размещены для работы «в колхозах — 590 тысяч человек, в системе Министерства совхозов — 110 тысяч, на предприятиях и шахтах Министерства угольной промышленности —160 тысяч, лесной и бумажной промышленности — 122 тысячи, в металлургической промышленности — 34 тысячи, в нефтяной промышленности 28 тысяч, в местной промышленности — 52 тысячи, в пищевой промышленности — около 23 тысяч, на железнодорожном строительстве — около 28 тысяч, на строительстве предприятий тяжелой индустрии — 20 тысяч, в легкой промышленности — более 19 тысяч, в машиностроительной промышленности — 18 тысяч, в рыбной промышленности — 13 тысяч, в промышленности стройматериалов — около 12 тысяч, в химической промышленности — около 7 тысяч, в торговых организациях — 3,6 тысячи, в золотодобывающей, слюдяной промышленности и на других предприятиях и стройках МВД СССР — свыше 120 тысяч, в других отраслях народного хозяйства — около 116 тысяч человек». Среди них учтено 6358 членов ВКП(б), 1308 кандидатов в члены партии, 11 670 членов ВЛКСМ. Высшее образование имели 9 тысяч человек и среднее — около 66 тысяч человек. На расселении находились 157 тысяч бывших военнослужащих (в том числе около 6 тысяч офицеров и 60 тысяч сержантов), правда, более половины из них служили в период войны в частях так называемой РОА («власовцы»). В справке была предпринята попытка защитить выселенцев-спецпереселенцев, которые, согласно имевшимся постановлениям правительства, пользовались всеми правами граждан СССР, за исключением лишь тех ограничений, о которых в данной главе говорилось выше. Это было вызвано тем, что «в ряде республик, краев и областей советские хозяйственные органы, не считая переселенцев постоянными кадрами промышленных предприятий, строек, колхозов и совхозов, не принимают должных мер к правильному трудовому использованию спецпереселенцев и созданию для них необходимых хозяйственно-бытовых условий». Так, 3646 семей проживали в не пригодных для этого помещениях, 32 184 семьи находились «на уплотнении у местного населения». Заработная плата спецпереселенцам на ряде предприятий выплачивалась нерегулярно, расчет за трудодни в колхозах производился крайне плохо, в результате чего «многие семьи оказались вовсе без продуктов питания». Отпускавшиеся государством денежные средства на индивидуальное строительство часто использовались для выплаты зарплаты вольнонаемным и иные цели. В местах поселения находились более девяти тысяч одиноких стариков и инвалидов, «которые по причине нетрудоспособности» не могли обеспечить себе самостоятельное существование. На неоднократные просьбы МВД о размещении нетрудоспособных людей в домах инвалидов Министерство социального обеспечения в большинстве случаев отвечало отказом «из-за отсутствия свободных мест». С помощью МВД СССР в девяти областях было открыто 13 домов инвалидов для спецпереселенцев, которые заполнили нетрудоспособными и престарелыми людьми. В то же время более тысячи детей-сирот, потерявших родителей на спецпоселении, в детские дома оказались не устроены. Оставался неясным вопрос с оформлением пенсий, поскольку органы социального обеспечения гражданам, имевшим «порочащие данные об их поведении во время немецкой оккупации», пенсий и пособий не выплачивали. Однако к подавляющему большинству спецпоселенцев такое толкование пенсионного вопроса являлось неприменимым. В ряде областей наблюдалась «практика неправильного отношения к рабочим из числа спецпоселенцев», когда они ставились на «менее ответственные и низкооплачиваемые работы», что нарушало систему оплаты труда. Несмотря на принимавшиеся органами МВД меры по обеспечению законных прав поселенцев и справедливого отношения к ним, продолжались факты «ущемления, грубого обращения, а подчас и издевательского отношения, вплоть до избиения». Некоторые партийные и советские органы слабо вовлекали спецпоселенцев в общественно-политическую жизнь. Членам и кандидатам ВКП(б) запрещали посещать закрытые партийные собрания. В колхозе «Кзыл-Аскер» в Киргизии перед открытием торжественного собрания, посвященного дню 8 Марта, в грубой форме удалили всех женщин-спецпоселенок. В ряде мест «ввиду отсутствия массовой политико-воспитательной работы» возникали серьезные конфликты между спецпоселенцами и местными жителями, приводившие к человеческим жертвам. В справке МВД предлагало провести ряд конкретных мер, которые позволили бы определить правовое положение спецпоселенцев [39].
Однако в ответ на приведенные выше возражения руководства МВД и выдвинутую ими «демократическую» инициативу Сталин И.В. 14 июля 1950 года подписал постановление Совета Министров СССР, в соответствии с которым спецпоселения из Министерства внутренних дел передавались в Министерство государственной безопасности. Министров «т. Круглова и Абакумова» обязали «произвести прием и передачу всех аппаратов и дел» в 10-дневный срок, а спецпоселений — в 3-месячный срок, доложив о выполнении в Совмин.
Интересен пункт 10 этого постановления: «Оставить под надзором МВД спецпоселенцев, работающих на Воркутинском угольном комбинате МВД, в Норильском никелевом комбинате и других лагерях и стройках МВД, расположенных в районах ссылки и спецпоселения, общей численностью 44 564 чел. Возложить целиком ответственность на МВД СССР (т. Круглова) за охрану, режим и побеги спецпоселенцев и обязать органы МВД отчитываться о спецпоселенцах, находящихся в лагерях и стройках МВД, перед МГБ СССР. Остальных спецпоселенцев, работающих на промышленных предприятиях и стройках МВД вне зон лагерей, оставить как рабочую силу в распоряжении МВД, а надзор за этими спецпоселенцами, обеспечение режима и борьба с побегами осуществляются органами МГБ» [39].
Мотивацией передачи Отдела спецпоселений из МВД в МГБ явилась не «демократизация», а наоборот, установление строгого режима «в местах расселения политических и уголовных ссыльных, высланных и спецпоселенцев», при этом проблемы трудового использования этого контингента теперь оказались вторичными. Получив в свое распоряжение уже сложившуюся систему, МГБ нашло только один путь «улучшения» ее деятельности — дальнейшее «закручивание гаек», выразившееся в закреплении «на поселении навечно» все новых категорий населения. Ухудшение правового положения отрицательно сказалось на общем состоянии спецссылки: репрессированные народы и социально-этнические группы почувствовали всю иллюзорность своих сокровенных надежд на скорое возвращение домой. В связи с этим при объявлении новых репрессивных указов люди нередко в знак протеста решались бежать или заговаривали о самоубийстве. Отмечались случаи массовых беспорядков на этнической почве, происходили кровавые столкновения отчаявшихся переселенцев и ни в чем не повинных местных жителей. Часть переселенцев ввиду отсутствия необходимой производственной базы вели паразитический образ жизни, нередко занимаясь воровством и спекуляцией. Фактически усиление режима привело к диаметрально противоположному результату [39].
21. ГУЛЖДС
При разделении в начале 1941 года НКВД СССР на наркоматы внутренних дел и госбезопасности в новой структуре НКВД Главное управление железнодорожного строительства (ГУЖДС), о котором сообщалось в главе 5, было переименовано в Главное управление лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС). Во главе него остался прежний начальник, коринженер (корпусной инженер) Френкель Н.А. Наблюдение за работой ГУЛЖДС с 31 июля 1941 года было возложено на заместителя наркома внутренних дел Чернышова В.В. [34].
В послевоенные годы, кроме продолжавшихся с прежних времен железнодорожных строительств, на ГУЛЖДС по постановлениям правительства, как из «рога изобилия», непрерывно сыпались все новые и новые задачи, ряд из которых по своей «авантюрности» можно было бы назвать просто «хвантазиями», как говорил один из моих непосредственных начальников. Этому мощнейшему по своим производительным силам главку помимо прокладки железных дорог, причем в самых геологически неразведанных и климатически суровых условиях да в наиболее отдаленных районах страны, поручалось еще строительство других важных объектов: морских и речных портов, нефтепроводов, перерабатывающих заводов и баз, судостроительных и судоремонтных заводов, а также Северной водопроводной станции и жилого дома на 1-й Мещанской улице в Москве. Вполне очевидно, неоправданное стремление в короткий срок покрыть сетью железных дорог весь Крайний Север страны привело к тому, что многие поставленные правительством задачи не могли быть в тех условиях выполнены в отведенный срок. В результате сразу после смерти Сталина И.В. в марте 1953 года многие новостройки и незавершенные магистрали, в которые было вложено столько сил, средств и человеческих жизней, оказались попросту заброшены как «не вызывавшиеся неотложными нуждами народного хозяйства».