Уайтхолл-плейс, 180
Лондон SW1
Миссис Ребекке Брендон
«Сосны»
Элтон-роуд, 43
Оксшотт
Суррей
20 февраля 2006 года
Уважаемая Ребекка,
Благодарю Вас за письмо от 16 февраля.
Мне понятно, как Вы несчастливы из-за Вашего недавнего неуспешного бартера. И я, если у меня будет такая возможность, предупрежу министра финансов о том, что «бартер – не выход из положения». Пожалуйста, не беспокойтесь: он еще не приступил к «обмену всего нашего имущества на вещи из Франции».
Возможно, Вам станет утешением то обстоятельство, что неэффективность неликвидных финансовых инструментов всегда являлась источником разочарования для инвесторов. По случайному совпадению я в настоящее время пишу статью «История методов оценки неликвидных инвестиций с 1600 года по настоящее время» для «Британского журнала по монетарной экономике». С Вашего разрешения, я бы хотел использовать Ваше разочарование в бартере в качестве примера из жизни. Я, разумеется, упомяну Вас в сноске, если Вы того желаете.
Искренне Ваш
Эдвин Тредуэлл, директор аналитического отдела
ИЗДАТЕЛЬСТВО «АПАРИС»
А/я 45
Лондон Е16 4JK
Миссис Ребекке Брендон
«Сосны»
Элтон-роуд, 43
Оксшотт
Суррей
27 февраля 2006 года
Уважаемая Ребекка,
Спасибо за присланный диск «Вдохновляющие речи Бекки», который мы внимательно прослушали. Они, несомненно, очень яркие, и некоторые эпизоды весьма занимательны.
Вы утверждаете, что Ваше «глубокое и духовное послание изложено громко и ясно». К сожалению, после нескольких прослушиваний мы не смогли понять, что это за послание. На самом деле, похоже, у Вас их несколько – и все они противоречат друг другу.
Таким образом, мы решили не выпускать издание Ваших речей в двенадцати частях и не рекламировать его на телевидении, как предлагаете Вы.
Искренне Ваша
Селия Хирфорд, директор
11
Дело продвигается. Определенно продвигается. Приглашения на вечеринку разосланы. Пути назад нет.
Вчера Бонни прислала мне по электронной почте на мой секретный адрес окончательный список гостей. Просматривая его, я вдруг начинаю нервничать. Я и забыла, какие у Люка связи. Приглашены несколько действительно важных, солидных персон, скажем глава «Форленд Инвестментс» и все руководство «Банка Лондона». Среди гостей есть и его преосвященство Сент-Джон Гарднер-Стоун, это ставит меня в тупик, не могу поверить, что он действительно друг Люка. (Я набрала это имя в Google и, увидев окладистую бороду, поверила в это еще меньше.)
Двести серьезных гостей явятся на вечеринку. А у меня до сих пор нет шатра. Никто больше не откликнулся на мое объявление о бартере, а я не могу позволить себе взять шатер напрокат в дорогой компании. Желудок так и сводит, когда я думаю об этом. Но нужно сохранять оптимизм. Где-нибудь да раздобуду. С канапе все схвачено, и у меня есть конфетти и сорок помпонов…
А может, сделать шатер? Из магазинных пакетов?
Мне внезапно представляется прекрасный лоскутный шатер с сияющими на нем именами дизайнеров…
Нет. Надо быть реалисткой. Я способна только на помпоны.
К плюсам можно отнести то, что я выработала прекрасный план, как получить спонсорскую помощь. Написала великое множество писем маркетинговым директорам больших компаний, таких как «Дом Периньон» и «Бакарди», и рассказала им о великолепной возможности – они могут приобщиться к блестящему, высококлассному событию. Если хотя бы несколько компаний пришлют нужное нам бесплатно, то все образуется. (И само собой, я потребовала от них секретности. Если кто-то проболтается, он покойник.)
Нервно оглядываю себя, снимаю с розового шерстяного пальтишки Минни пушинку. Мы идем по Пиккадили, и я никогда в жизни так не боялась. В двухстах ярдах от нас «Ритц», а в «Ритце» – Элинор, ждет в своем номере. И именно туда мы направляемся.
До сих пор не верю, что решилась на тайную встречу. Ни слова не сказав Люку. Мне кажется, что я совершаю ужасное предательство. Но в то же время… я должна была так поступить. Я должна дать Элинор шанс познакомиться с внучкой. Всего один шанс.
И если все обернется катастрофой или Элинор скажет что-то ужасное, я просто подхвачу Минни и притворюсь, будто никуда мы с ней и не ходили.
«Ритц», как всегда, великолепен, и я вдруг вспоминаю, как была здесь на свидании с Люком в те стародавние времена, когда мы даже не встречались. Кто бы мог подумать, что мы поженимся и у нас будет дочь. Кто бы мог подумать, что я предам его и отправлюсь на тайную встречу с его матерью…
Нет. Стоп. Не будем об этом.
Мы входим в «Ритц» и натыкаемся на невесту в потрясающе узком платье и фате до полу, на голове у нее диадема, и я испытываю жгучую зависть. Боже, я бы с удовольствием еще раз вышла замуж.
За Люка, разумеется.
– Пин-сесса. – Минни тычет в невесту пухленьким пальчиком и хлопает длиннющими ресницами. – Пин-сесса!
Невеста поворачивается и очаровательно улыбается Минни. Вынимает из своего букета маленький розовый бутон, шелестя, подходит к нам и протягивает цветок Минни, та сияет и тут же тянется к самой большой и самой пышной розе в невестином букете.
– Нельзя, Минни. – Я успеваю вовремя перехватить ее ладошку. – Спасибо! – говорю невесте. – Вы прелестно выглядите. Моя дочь приняла вас за принцессу.
– Пине? – таращится по сторонам Минни. – Пине?
Невеста смеется и указывает на мужчину в смокинге:
– Вот мой принц, лапонька.
Ох. Квадратный лысый коротышка за пятьдесят больше похож на лягушку, чем на принца. Минни озадаченно хмурится, она явно не удовлетворена.
– Пине? – снова лепечет она. – Где пине?
– Поздравляем, счастливого вам дня! – поспешно встреваю я. – Нам надо идти… – Быстро тащу Минни прочь, а ее голосок продолжает звенеть: – Где пине?
У меня появляется маленькая надежда на то, что мужчина у стойки регистрации скажет: «Простите, Элинор Шерман ушла» – и мы сможем забыть обо всем и отправиться в «Хэмлис»[17]. Но Элинор явно предупредила персонал о нашем визите, потому что консьерж говорит: «Ах да, гости миссис Шерман» – и сам провожает нас к лифту. И я, не успев опомниться, уже стою в светлом, устланном ковром коридоре и стучу в дверь, рука у меня дрожит.
Да, это ужасная идея. Ужасная, ужасная идея…
– Ребекка. – Элинор открывает дверь так внезапно, что я вскрикиваю от испуга.
– Здравствуйте.
Я крепче сжимаю ручку Минни, и какое-то мгновение мы молча стоим на пороге. Элинор в белом костюме букле, на шее у нее ожерелье из крупного жемчуга. Она, кажется, еще больше похудела.
И вдруг я понимаю, что ей тоже страшно.
Все перевернулось с ног на голову. Это я всегда цепенела при виде нее.
– Входите. – Элинор отступает, и я осторожно подталкиваю Минни в номер.
Комната прекрасна, великолепная обстановка, вид на парк, на столике серебряный чайник, чашки и роскошная многоярусная вазочка с крошечными эклерами и прочими сладостями.
Подвожу Минни к дивану и усаживаю. Элинор тоже садится.
Повисает нервная, напряженная тишина.
– Хочешь чаю? – наконец спрашивает Элинор у Минни.
У малышки на лице растерянность. Похоже, Элинор внушает ей страх.
– Это «Эрл Грей». Я закажу что-нибудь другое, если хочешь.
Интересоваться у двухлетнего ребенка, какой сорт чая та любит? Она когда-нибудь имела дело с детьми?
Очевидно, нет.
– Элинор… – осторожно говорю я, – Минни не пьет чай. Она не знает, что это такое. Горячо! – предупреждаю я Минни, которая уже тянется к чайнику. – Нельзя, Минни.
– О, – смущается Элинор.
– Но она съест печенье, – тут же добавляю я.
Мне и самой нравится, как выглядит это печенье. И пирожные.
Кончиками пальцев Элинор берет печенье, кладет его на роскошную тарелочку и протягивает Минни. Она ненормальная? Бесценная фарфоровая тарелочка из «Ритца»… и маленький ребенок? Мне хочется закрыть глаза. Ведь Минни может уронить тарелочку, швырнуть ее, раскрошить печенье, устроить беспорядок…
Но, к моему удивлению, Минни сидит совершенно прямо, тарелочка у нее на коленях, к печенью она не притрагивается, глаза ее по-прежнему прикованы к Элинор. Моя дочь словно загипнотизирована. Как и Элинор.
– Я твоя бабушка, Минни. Ты можешь называть меня… бабушкой.
– Баушка, – неуверенно повторяет Минни.
Я в панике. Нельзя, чтобы Минни повторяла дома «баушка». Люк наверняка захочет узнать, о ком это она.
Я даже не смогу притвориться, что речь идет о маме, потому что Минни называет ее «бауля».
– Нет, – торопливо возражаю я. – Она не может звать вас так. Если она произнесет это слово дома, то Люк все поймет. А он не знает, что я здесь. – В голосе у меня сквозит напряжение. – И не должен знать. Хорошо?
Элинор молчит. Ждет, когда я продолжу. Я здесь диктую условия.
– Она может называть вас… – лихорадочно подыскиваю какое-нибудь безопасное и безличное слово, – э-э… леди. Минни, это леди. Можешь сказать «леди»?
– Леди.
– Я леди, – после паузы произносит Элинор, и мне вдруг становится жалко ее, и это странно, ведь только она сама виновата в том, что она Снежная королева. Но все же очень печально сидеть в гостиничном номере и быть представленной собственной внучке как леди.
– У меня для тебя подарок. – Элинор быстро встает и идет в спальню.
Я, пользуясь возможностью, одергиваю на Минни юбочку и засовываю в рот эклер. Боже, как вкусно.
– Вот. – Элинор скованно подает Минни коробку.
Это пазл. Художники-импрессионисты. Двести кусочков.
Ради всего святого. Нет ни малейшей вероятности, что Минни сложит его. Скорее уж съест.
– Какая прелесть, – говорю я. – Может, мы займемся им вместе!
– Обожаю пазлы, – оповещает Элинор, и я замираю от изумления. Никогда прежде не слышала, чтобы Элинор что-то обожала.