Одновременно британские власти делали все, чтобы заблокировать симметричные шаги с нашей стороны. Естественно, что такой дисбаланс нас не устраивал, и мы решили временно приостановить взаимодействие с СИС. Для переговоров с директором СВР в Москву прибыл Р. Брейтвейт — координатор деятельности спецслужб при премьер-министре Великобритании. Он признал оправданными наши оценки асимметрии, сложившейся в отношениях СВР — СИС, и проинформировал, что наши предложения будут удовлетворены, однако оговорился, что в Великобритании по-прежнему настаивают, чтобы вопрос о представительстве СВР в Лондоне рассматривался в одном пакете с «агрессивной деятельностью ГРУ в Великобритании».
Здесь я позволю небольшое отступление. Не только англичане, но и многие другие пытались во время моего пребывания на посту директора СВР столкнуть лбами внешнюю разведку с нашими военными коллегами. Этого им сделать не удалось ни разу и ни по одному направлению. Что касается англичан, то я прямо сказал Брейтвейту, что ГРУ является самостоятельной организацией и они могли бы вступить в непосредственный контакт с ней для рассмотрения возникающих вопросов.
Решили перевести в практическую плоскость аморфные английские обещания. 23 июля я назвал послу Фоллу кандидатуру на пост «открытого» резидента — заместителя директора СВР В. И. Гургенова. Но оказалось, что англичане продолжали свою игру. 1 октября в газете «Дейли миррор» появилась публикация, в которой говорилось о нежелательности приезда в Лондон на постоянную работу «крупного российского разведчика» Вячеслава Гургенова. Мы поняли, что готовится отказ ему в визе, что и произошло.
2 марта посол Великобритании в Москве был вызван во 2-й Европейский департамент Министерства иностранных дел России, где ему было сказано: в связи с невыдачей британской визы официальному представителю СВР в Лондоне «открытому» представителю СИС в Москве Скарлетту предложено покинуть Россию. Англичане в качестве ответной меры потребовали выезда из Лондона советника посольства России Николая Явлюхина.
Однако после этого лед тронулся. С 8 по 9 сентября Москву посетили начальник регионального управления СИС Эндрю Роберт Фултон и директор МИ-5 Чарльз Бленд. Англичан привезли в загородный санаторий «Барвиха», где я находился в очередном отпуске. Фултон в самом начале беседы подтвердил намерения британской стороны восстановить «искренние отношения взаимодействия с российскими спецслужбами, оставив позади неудачи, имевшие место по ряду известных причин». Я сказал, что мы тоже заинтересованы в этом, но на основе полного равенства, также и по вопросам численности состава будущих представителей СВР и СИС соответственно в Лондоне и Москве.
Приводя «гипотетические примеры», решил «сыграть в простака» (естественно, твердо знал при этом, что не подвожу ни одного нашего источника) и сказал англичанам, что у нас вряд ли были бы возражения против направления ими в Москву Майкла Шебстера (дело в том, что его действительно намечали отправить в Россию в качестве «открытого резидента»), при том понимании, что он не будет, как это делал в Индии, тайно вывозить на Запад завербованного сотрудника резидентуры чехословацкой разведки. Упоминание фамилии Шебстера обескуражило контрразведчика Бленда, что было видно по брошенному им взгляду в сторону разведчика Фултона. А когда я сослался на причастность Шебстера к операции в Индии, то мне показалось, что Бленд вообще на мгновение потерял контроль над своими эмоциями — уж такой утечки информации из СИС (а откуда еще!) британский контрразведчик явно не предполагал.
Будучи уже министром иностранных дел, я, находясь в Лондоне, встретился со своим старым приятелем еще по совместной работе на Ближнем Востоке Р. В. Ющуком — в эту пору «открытым резидентом» СВР в Великобритании. Он меня познакомил с Шебстером — своим партнером по контактам со стороны СИС. Я в шутку извинился перед Шебстером за то, что помешал его карьере в Москве.
Другим сюрпризом, который ждал меня в Лондоне во время моего визита в английскую столицу в марте 1997 года в качестве министра иностранных дел, была встреча с одним из самых лучших — во всяком случае, я так считаю — авторов политических детективов Джоном Ле Карре. Наш посол А. Л. Адамишин пригласил по моей просьбе его с женой на обед. Встреча была абсолютно непринужденной. Мы с моей супругой получили огромное удовольствие от беседы с этим незаурядным человеком. Как давнему почитателю творчества бывшего разведчика Дэвида Корнвелла, снискавшего всемирную известность под именем Ле Карре, мне было особенно приятно получить книгу «Люди Смайли» с надписью автора: «Евгению Максимовичу Примакову с моими искренними теплыми пожеланиями и с надеждой на то, что мы будем жить в гораздо более лучшем мире, чем тот, который описан здесь».
И еще один сюрприз. В Москву по приглашению директора СВР С. Н. Лебедева приехал директор СИС Джон Скарлетт. Посол Великобритании пригласил узкий круг лиц из СВР, Совета безопасности и МИДа России на встречу с ним. Среди приглашенных был и я. Провели прекрасный вечер. Высказывали близкие или совпадающие взгляды по ряду мировых событий. Много шутили. И не вспоминали о минувшем. Но иногда я ловил на себе — или мне это показалось — испытывающий, настороженный взгляд Джона…
«Кроты» в СВР
Самый большой вред разведке приносили предательства отдельных ее сотрудников. Собственно, эта беда, очевидно, не обходит ни одну спецслужбу в мире, но она особенно остро чувствовалась на этапе становления СВР, борьбы за ее выживаемость.
Гнусное лицо предателей было видно невооруженным глазом. Еще до моего прихода в разведку в мае 1991 года с помощью английских спецслужб перебрался в Англию находившийся в Норвегии под журналистским прикрытием подполковник Бутков. Облик Буткова определяет хотя бы то, что в конце 1997 года он и приехавшая в Англию его любовница — жена сотрудника российского посольства в Осло, на которой он впоследствии женился (свою супругу Бутков бросил) — были арестованы британскими властями и приговорены к тюремному заключению за преступные финансовые махинации в их предпринимательской деятельности. А сколько в средствах массовой информации, в том числе российских, писалось об «идеологическом борце» Буткове, вынужденно связавшемся с английской разведкой!
В начале 1991 года не вернулись из загранкомандировки два сотрудника научно-технической разведки — подполковник Илларионов, работавший в Италии под прикрытием должности вице-консула в Генуе, который при содействии американских спецслужб выехал в США, и майор Гайдук, работавший старшим инженером в торгпредстве в Оттаве.
Уже при мне, в 1992 году, бежали в США два сотрудника СВР из Бельгии и Финляндии. И самым, пожалуй, крупным предателем оказался полковник Ощенко, находившийся в командировке в Париже. Он был завербован английской спецслужбой и тайно вывезен в Великобританию. Все трое тоже были из научно-технической разведки, а Ощенко даже ждало повышение в Центре, куда он должен был вскоре прибыть, так как его загранкомандировка близилась к завершению.
Что явилось причиной его поспешного бегства? Ознакомившись с выводами специально созданной комиссии, я заключил, что, может быть, он боялся возвращения, так как перед новым назначением в Центре должен был пройти очередную проверку, которая с большой степенью вероятности могла показать его преступную нечистоплотность — как выяснилось, Ощенко присваивал себе часть средств, выделяемых ему для расчетов с источниками. Были достоверные данные о том, что Ощенко представил своим хозяевам из СИС наряду со списком агентуры совершенно другую версию своего поспешного ухода из Парижа.
Я здесь пишу о предателях. А сколько было неудавшихся вербовочных подходов за это время к сотрудникам наших спецслужб, особенно перед тем, как они заканчивали свою работу в загранучреждениях и возвращались в Россию.
Став директором СВР, я ознакомился с документом Центрального разведывательного управления США по методике вербовочной работы. ЦРУ создало своеобразную «модель вербуемости», выделяя такие черты объекта, как «двойная лояльность», самовлюбленность, тщеславие, зависть, карьеризм, меркантилизм, сексуальная неразборчивость, склонность к пьянству. Особое внимание предлагалось обращать на факты неудовлетворенности служебным положением, семейными отношениями, жизненные трудности, сопровождаемые стрессами. Что касается идеологической, политической подоплеки вербовки, то в модели ЦРУ она отсутствовала. По словам двух бывших директоров ЦРУ Р. Хэлмса и У. Колби, они не знали ни одного советского или российского перебежчика, который перешел на сторону противника по идеологическим соображениям.
С феноменом предательства я столкнулся еще задолго до того, как возглавил СВР. Был обозревателем в «Правде» в то время, когда арестовали Пеньковского — сотрудника Государственного комитета по науке и технике, полковника ГРУ. Масштабы того урона, который он нанес обороноспособности СССР, несомненно, были более чем значительными. Его вербовка была успехом ЦРУ. Все это бесспорно. После того как советская контрразведка установила его связи с представителями Центрального разведывательного управления США и он был арестован, в зарубежной печати, как это обычно бывает, стали создавать вокруг него ореол героя.
В то время Пеньковский уже сидел на Лубянке, и одному из моих коллег по «Правде» предложили написать о нем материал в газету. Ему устроили встречу с Пеньковским, который тогда еще не знал, что объявлено во всеуслышание о его задержании, — очевидно, таков был прием следствия с целью получить как можно больше его признаний. По словам корреспондента «Правды», Пеньковский принял его за представителя ЦК («Где-то я вас видел») и умолял использовать его несомненные возможности и связи для двойной игры. «Я сделаю все, — говорил Пеньковский, — чтобы нанести соизмеримый с моим отступничеством вред американцам». Это ли не раскрывает истинный облик такого «героя»?
Не был «идеологом» и О. Гордиевский — бывший заместитель резидента внешней разведки в Лондоне, которого завербовали еще во время его работы в Дании. Много интересного и необычного о деле Гордиевского мне рассказал один из бывших руководителей внешней контрразведки ПГУ. Гордиевский, который попал под подозрение, был вызван в Москву якобы для оформления его назначения резидентом. Во время продолжительного дебрифинга (активное целенаправленное собеседование), который проводил рассказывавший мне об этом генерал в отставке, Гордиевский был близок к признанию. И именно тогда он стал зондировать возможность его активного использования против англичан, даже предлагал различные «гарантии» того, что будет «надежно» действовать на этом направлении. Об этом результате первого дня работы с Гордиевским доложили руководству КГБ.