Мирный процесс в Таджикистане продвинулся далеко, пройдя через важнейшее соглашение, подписанное в 1996 году в Москве, в подготовке которого, равно как и в трудном многочасовом редактировании с целью «состыковать» позиции сторон, я принял участие.
А теперь — о поездке на Кубу и встрече с Фиделем Кастро.
Когда 25 октября 1994 года я прилетел в Гавану, думал, что основным моим собеседником будет начальник Управления разведки МВД Кубы Эдуардо Дельгадо, с которым действительно провел обстоятельный деловой обмен мнениями. Однако самыми продолжительными стали встречи и беседы с Фиделем Кастро — в общей сложности около десяти часов, из них три часа — один на один, с Раулем Кастро, исполнительным секретарем Совета министров (фактически премьер-министром) К. Лахе, министром финансов X. Родригесом, министром внутренних дел А. Коломе и другими.
Люди моего поколения, во всяком случае их преобладающая часть, видели Кубу в романтическом свете. Образ героической Кубы был неразрывно связан в нашем сознании с ее лидером Фиделем Кастро. Воображение поражали его страстные многочасовые выступления, вызывающие бурный восторг сотен тысяч людей, стекавшихся на центральную площадь Гаваны и близлежащие улицы. Импонировала его простота — все на Кубе обращались к нему «Товарищ Фидель!». Нигде не было портретов Фиделя, только Че Гевары. Романтикой была овеяна вся его жизнь, начиная с вынужденной эмиграции, затем победоносного возвращения на родину во главе вооруженных единомышленников, свергнувших ненавистный режим Батисты, разгрома сил интервенции у Залива Свиней. Помню, какой восторг вызывали и у наших людей визиты Фиделя Кастро в Советский Союз.
Все это заслоняло «другую сторону медали»: тяжелую материальную жизнь кубинцев, жесточайшие ограничения, регламентирующие порядки в экономике, в обществе в целом. Конечно, нельзя забыть и то, что Куба была подвергнута экономической блокаде со стороны США. Пострадала Куба и в результате резкого ослабления экономических связей с Советским Союзом, странами Восточной Европы, после того как перестала существовать социалистическая система государств. На положении Кубы сказывались и субъективные причины, главным образом — догматический консерватизм в экономической политике, медленная адаптация к новым международным реалиям. Но положение начало меняться к лучшему. Кубинское руководство приступило к проведению экономических реформ, которые включали в себя не только определенную либерализацию внутриэкономической жизни, но и создание условий для притока иностранных инвестиций. Значительные капиталовложения пошли на Кубу из Канады, Испании, Мексики, других стран.
Это была моя вторая поездка на Кубу — первый раз был там в апреле 1981 года. Многое изменилось с тех пор. Но остался — возможно, несколько смягченный — дух романтики. Именно этот дух или специфический характер кубинцев рисуют радость на лицах людей, несмотря на все их невзгоды. Окружающая тебя жизнерадостность не может оставить равнодушным. Мне представляется, что все непредубежденные или неозлобленные люди не могут не питать добрые чувства к Кубе и ее народу.
С Фиделем Кастро встречался впервые. Он сразу предложил поговорить наедине. Как только начался разговор, я понял, что он испытывал настоящую потребность в откровенном обмене мнениями, оценками, идеями. Образовался «вакуум» в такого рода встречах с представителями российского руководства, и Фидель — человек непосредственный, не испорченный условностями, стремился получить нужную ему информацию и передать те мысли, которые его переполняли.
— Хотел бы изложить вам мое видение прежде всего российско-кубинских отношений, — начал я. — Нам нужно понять (специально сказал: нам. — Е. П.), что в новых условиях в них отсутствует идеологический фактор. И это — не какая-то историческая пауза. Но следует ли нам в таких условиях разбегаться в разные стороны? Конечно, нет.
Фидель слушал внимательно. Одобрительно кивал головой, когда я говорил:
— Не только России, но и многим другим, особенно латиноамериканским странам, нужна независимая Куба. Вместе с тем, с учетом новых реалий, мы заинтересованы в нормализации отношений Кубы с Соединенными Штатами. Прошло то время, когда мы рассматривали Кубу как антиамериканский форпост. При нормализации и развитии ваших отношений с Соединенными Штатами у Российской Федерации появляются новые возможности развивать свои связи по всем линиям с Республикой Куба.
— Я полностью разделяю эти взгляды, — сказал Фидель. — Вы должны знать, что мы не хотим обострять отношения с США и готовы к компромиссам.
По словам Ф. Кастро, он хорошо понимал, что должен исходить в своей политике из новых условий. Поэтому Куба отказалась от поддержки любых антиправительственных сил в Латинской Америке, пошла на полное прекращение всех операций на Африканском континенте. Нормализация отношений с США Кубе нужна и как прелюдия к снятию блокады, против которой уже выступают практически все латиноамериканские страны и Канада, многие европейские государства.
Ф. Кастро пошел в разговоре со мной еще дальше. Он попросил, чтобы российское руководство в своих контактах с американским довело до него мысль о готовности и желании Кубы улучшить отношения с Соединенными Штатами.
— Мы вам будем очень признательны за это.
После разговоров с К. Лахе у меня не осталось сомнений, что кубинцы твердо взяли курс на внедрение основных элементов рыночной экономики. Судя по всему, их особое внимание привлекала китайская и, в определенной степени, вьетнамская модели перехода к рынку, которые, по их словам, «позволяют во многом сохранить политическую структуру». Между тем у меня сложилось впечатление, даже убежденность в том, что никто не ставит под сомнение факт бесспорного лидерства Фиделя Кастро.
Незабываемым был ужин в нашем посольстве. Его устроил в нашу честь мой добрый приятель еще со студенческих времен посол России на Кубе А. И. Калинин. Кубинцы узнали, что в этот день мне исполнилось 65 лет. Я был очень тронут тем, что в посольство после пятилетнего перерыва прибыл Фидель Кастро. С ним вместе прибыл Рауль, несмотря на то, что решением политбюро им в интересах безопасности, как нам сказали, запрещается совместно посещать мероприятия. Вечер был чудесным. Гости сидели за столом в течение трех часов. Говорили обо всем, вспоминали прожитое. Фидель Кастро рассказал о встрече с Микояном во время Карибского кризиса. Это буквально исторический эпизод, и я перескажу его подробнее.
— Общеизвестно, — начал Ф. Кастро, — что мы долго сопротивлялись размещению на Кубе ракет с ядерными боеголовками и бомбардировщиков средней дальности, на чем настаивал Хрущев. В конце концов нас уговорили «в интересах всего социалистического лагеря» пойти на это. А потом вдруг приезжает Микоян и начинает уговаривать нас согласиться на вывоз ракет и бомбардировщиков. Идут трудные переговоры. Я не соглашаюсь на предлагаемый вариант, который скреплен лишь устной договоренностью с президентом США, что на нас после вывоза ракет не нападут. В это время мне на стол кладут записку. В ней написано, что скончалась супруга Микояна. Я тут же объявил перерыв и сказал: «Товарищ Микоян, должен сообщить вам прискорбную весть о кончине вашей жены. Я дам указание незамедлительно подготовить ваш самолет к полету». «Я не полечу, — сказал Микоян. — Я не могу прервать переговоры. Слишком большие ценности стоят за нашими решениями — судьбы мира».
Микоян отошел к окну, повернувшись спиной, но Фидель видел, как по его щекам текут слезы.
— Объявляю перерыв законченным, — сказал он. — Мы согласны с советским предложением.
Вот так закрылась эта трагическая страница в международной жизни, которая могла поставить все человечество на грань уничтожения.
Мы были потрясены рассказом и смущены, мягко говоря, его продолжением.
— После того как Микоян ушел в отставку, — продолжал Фидель, — я, приехав в Москву, попросил сопровождавшего меня товарища из ЦК КПСС организовать встречу с Анастасом. После нескольких часов я получил ответ, согласно которому мне не рекомендовалось этого делать.
Я самым подробным образом доложил Ельцину о своих беседах и впечатлениях. Он решил проинформировать о них Клинтона. Как я знаю, упор в этом послании был сделан на то, что мы считаем искренним стремление Ф. Кастро нормализовать отношения с США. А это, в свою очередь, способствовало бы не только стабилизации ситуации в Латинской Америке, но и демократическим преобразованиям на самой Кубе.
Кубинцы продемонстрировали доброе расположение ко мне и тогда, когда я посетил Кубу, будучи министром иностранных дел. Программа моего пребывания была сверстана таким образом, что сразу после обеда у Фиделя Кастро я должен был отправляться на аэродром. Хотел попрощаться с ним, но он сказал: «Я тебя провожу». Думал, до лестницы. Потом, когда спустились вниз, думал, до машины. Потом, к моему удивлению, к крыльцу подъехал автомобиль Кастро, и он мне сказал: «Садись со мной».
Представляю, как удивилась журналистская братия, приехавшая на аэродром, увидев у самолета вместе с российским министром иностранных дел Фиделя Кастро.
— Может быть, поднимемся на борт самолета и, как говорят по-русски, «на посошок»?
— Ну ты уж вообще хочешь, чтобы журналисты подумали, что ты меня увозишь с Кубы, — улыбаясь, ответил Кастро.
Когда я перестал быть председателем правительства в 1999 году, получил трогательное приглашение от Фиделя Кастро приехать на Кубу с семьей на отдых.
Глава VIВ Министерстве иностранных дел
У мира не меньше побед, чем у войны, но куда меньше памятников.
Из Ясенева на Смоленскую площадь
Утром 5 января 1996 года в кабинете директора Службы внешней разведки в Ясеневе зазвучал сигнал аппарата спецсвязи СК.
— С вами будет говорить президент.
Через несколько секунд в трубке раздался его голос: