— Видишь, Билл, — сказал Ельцин, — не все так просто.
Во время приема сидевший за столом рядом с Ельциным Гельмут Коль склонился в его сторону и сказал тихо:
— Борис, я понимаю твое решение не ехать в Мадрид, ты абсолютно прав.
Начало лета 1997 года было ознаменовано переходом к практическому сотрудничеству в рамках СПС. Решили в конце концов, что председательствовать на Совете будут совместно представители России, генеральный секретарь НАТО и, в порядке ротации, представитель одного из государств — членов НАТО. Впервые я взял в свои руки молоток и утвердил повестку дня встречи СПС на министерском уровне 26 сентября 1997 года в Нью-Йорке. Конечно, кое для кого все происходящее было запредельно. Представитель России предоставлял слово министрам иностранных дел стран НАТО, включая и госсекретаря США, а затем после каждого выступления комментировал его, выделяя главные идеи и предлагая остальным на них сосредоточиться. Оказывается, такая форма ведения заседаний в НАТО ранее была не принята, но нужно было считаться с полным равноправием всех участников Основополагающего акта.
Прошел год со дня начала работы СПС, мы встретились с X. Соланой в Люксембурге на приеме в честь министров иностранных дел, принимавших участие в Совете евро-атлантического партнерства.
— Мне кажется, что, если бы не было расширения НАТО, на которое все время мы оглядываемся — и Россия, и вы, ожидая друг для друга неприятных сюрпризов, — то СПС мог бы стать центром европейской безопасности, — сказал я Хавьеру.
— Я тоже думаю об этом, — отвечал Солана.
Помню наше совместное с американской делегацией выступление в Маниле в июле 1998 года после окончания АРФ — Асеановского регионального форума по безопасности, ежегодное участие в котором принимают страны АСЕАН и так называемые полноправные партнеры по диалогу, в число которых входят США, Россия, Китай, Индия, Япония, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Корея, Европейский союз и другие. Я уже писал о том, что по традиции во время последнего обеда каждая делегация во главе с министром иностранных дел представляет свой художественный номер. На этот раз решили выступить вместе с делегацией США, о чем в принципе договорились чуть ли не за год до этого, переписывались, но репетировали только раз незадолго до выхода на публику в Маниле.
— НАТО включил в себя Венгрию, — пропела Мадлен Олбрайт на музыку Бернстайна «Вестсайдская история».
— Это самая большая ошибка, — пропел я в ответ на ту же музыку. Зал, в котором присутствовали все делегаты, «одобрительно неистовствовал».
Подписание Основополагающего акта и образование Совместного постоянного совета (СПС) создали основу для дальнейших шагов по взаимодействию России с Североатлантическим союзом. Такое взаимодействие, как уже говорилось, может и должно стать стабилизирующим фактором. Но нельзя закрывать глаза на то, что обозначаются и противоположные тенденции. Во время «дипломатического марафона», закончившегося подписанием соглашения в Париже, стороны понимали (хотя США никогда прямо не признавали этого), что существует «красная линия», переход за которую чреват осложнениями. Речь шла о приеме в НАТО бывших республик Советского Союза. Сначала «в воздухе витало», что хотели принять в Североатлантический союз страны Балтии, что и свершилось. А теперь все громче раздаются призывы включить в НАТО Украину и Грузию. Конечно, вступление в ту или иную организацию — право суверенных государств. Однако было бы наивно думать, что происходящий в результате этого геополитический сдвиг пройдет бесследно, не нарушив ничьих интересов и не сказавшись на межгосударственных отношениях.
Глава VIIСила или другие методы
Сила всегда привлекает людей с низкими моральными качествами.
Мой «мидовский период» был насыщен не только переговорами с целью выработки кодекса отношений России с НАТО. В центре внимания находилась проблема согласования международных мер по нейтрализации негативной политики некоторых государств, скатывающихся к курсу, идущему вразрез с общепризнанными нормами международного права. Как реагировать на это: уповать на военную силу или вообще проходить мимо таких негативных явлений в международной жизни? И не то, и не другое.
Новые условия, появившиеся после окончания эры глобальной конфронтации, делают возможными скоординированные меры на политическом поле — решительные, подчас жесткие, которые позволяют достаточно эффективно добиваться, чтобы любое государство придерживалось общепризнанных цивилизованных норм поведения. Естественно, что в крайних случаях не исключается и применение силы, но, как представляется, при двух условиях: сила может применяться, если есть уверенность, что исчерпаны все политико-дипломатические меры, и применение силы возможно только после соответствующего решения Совета Безопасности ООН.
Ирак: поучительные уроки
Террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года заставили по-новому взглянуть на мир. Более рельефно обозначились те новые угрозы, которые нависли над человечеством после того, как закончилась холодная война. Речь идет в первую очередь о международном терроризме и о катастрофической опасности, которую таит в себе его возможное сращивание с оружием массового уничтожения. Вслед за событиями 11 сентября контрастнее, чем когда бы то ни было ранее, обнаружилось противостояние двух тенденций: с одной стороны, сохранение миропорядка, основывающегося на таком механизме коллективных действий, как Организация Объединенных Наций; с другой — «унилатерализм», или ставка на то, что жизненно важные для всего человечества решения могут осуществляться отдельной страной — Соединенными Штатами — на основе ее субъективного восприятия международной действительности.
Противостоянием этих двух тенденций, может быть, не в такой откровенной форме, как это произошло после 11 сентября, характеризовалась ситуация вокруг Ирака второй половины 1990-х годов. Она показала необходимость совместных, скоординированных, многосторонних действий против реальных угроз миру и безопасности. И не только необходимость, но в конечном итоге эффективность таких мер.
В то время камнем преткновения стала Спецкомиссия ООН, созданная после эвакуации иракских войск с территории Кувейта для инспекции различных объектов Ирака с целью выявления и ликвидации оружия массового уничтожения. Настроения постоянных членов, да и вообще членов Совета Безопасности ООН отличались друг от друга. Хотя все были заинтересованы в том, чтобы Спецкомиссия успешно справлялась со своими обязанностями, однако некоторые считали, что она работает недостаточно эффективно не только потому, что в отдельных случаях мешают иракцы, но и потому, что ее руководство нередко запрограммировано на негативный результат.
Председатель Спецкомиссии Экеус, у которого с Ираком неплохо шли дела, был заменен на бывшего представителя Австралии в ООН Р. Батлера, имевшего в ту пору неплохую репутацию и поэтому поддержанного при назначении всеми, в том числе и Ираком. Но первоначальные положительные оценки его деятельности вскоре начали размываться.
Я встретился с Батлером в Москве, куда он приехал для обмена мнениями перед обсуждением очередного доклада Спецкомиссии на Совете Безопасности. Разговор на Смоленской площади начался с ядерного досье. По мнению многих, оно уже «созрело» для того, чтобы перевести инспекции в постоянный мониторинг (именно об этом шла речь, а не о «закрытии» того или иного досье, как это часто представлялось в средствах массовой информации). Кстати, дальнейшие события, как известно, подтвердили правоту этих «многих» — у Ирака не оказалось ядерного оружия. Однако на мое замечание Р. Батлер предпочел отмалчиваться. Когда мы перешли к ракетному досье, я спросил:
— Есть ли у вас какие-либо данные, свидетельствующие о том, что Ирак сохранил пусковые установки для ракет или их двигатели?
— Нет, — ответил Р. Батлер.
— В таком случае, почему вы настаиваете на сохранении инспекционной фазы и противитесь переходу на постоянный мониторинг? Вместо этого вы наращиваете вопросы, обращенные к иракской стороне. Ведь дело можно довести до абсурда, скажем, если Спецкомиссия при отсутствии пусковых установок и двигателей потребует найти и представить… чехлы от ракет, потом, может быть, крючки, которыми закрепляют эти чехлы, и т. д. и т. п.
Ответ Р. Батлера меня обескуражил.
— Все зависит от того, договоритесь ли вы с Соединенными Штатами, — сказал он.
— Позвольте, но эта договоренность возможна только после того, как вы дадите нам объективную информацию, а не наоборот.
Эти слова повисли в воздухе.
23 октября 1997 года Совет Безопасности ООН десятью голосами при пяти воздержавшихся (Россия, Франция, Китай, Египет, Кения) принял по докладу Спецкомиссии резолюцию 1174, в которой были осуждены неоднократные случаи отказа иракских властей разрешить допуск на объекты, указанные Спецкомиссией. Обратило на себя внимание то, что, хотя не все были полностью согласны с содержанием резолюции, ни один постоянный член Совета Безопасности не наложил на нее вето, а также ни один непостоянный член не проголосовал против. Это явно свидетельствовало о том, что существовала общая платформа для мер с целью заставить Ирак считаться с решениями ООН.
Дальше события развивались достаточно бурно. 29 октября иракское руководство приняло решение не допускать участия американских граждан в деятельности Спецкомиссии в Ираке и потребовать прекращения полетов американского самолета У-2 и замены его на самолеты других государств.
В ответ Совет Безопасности единогласно поддержал заявление своего председателя, который потребовал от Ирака в полной мере, без условий или ограничений, сотрудничать со Спецкомиссией в рамках ее мандата и предупредил о «серьезных последствиях, если Ирак не будет немедленно и полностью выполнять свои обязательства…».