Кризис в Чечне по времени совпал с моей работой в СВР и МИДе, и во главе правительства. СВР и МИД непосредственно не занимались Чечней, но я в это время был еще и членом Совета безопасности, который занимался чеченским кризисом непосредственно. Вот как все начиналось.
В 1991 году отыскали генерала Советской армии Джохара Дудаева — чеченца по национальности — и привезли его в Грозный на смену «неприемлемой» старой советской верхушке. Сделали это люди из окружения Ельцина. Те, кто правил бал в то время, не заботились о нормальной обстановке, которую хоть и не в полной мере, но все-таки с трудом удавалось удерживать руководству Чечено-Ингушской Республики[29]. Главное для приближенных к Ельцину людей было показать силу новой власти. Так начался «чеченский эксперимент», столь дорого обошедшийся России.
Между тем в республике и за ее пределами получили развитие процессы, которые всё туже затягивали чеченский узел. Министерство обороны вывело из Чечни все федеральные силы. Однако большое число вооружений было оставлено Дудаеву, и не только стрелковое — 108 единиц бронетанковой техники, 51 единица боевых и учебных самолетов, зенитные установки, включая зенитно-ракетные комплексы, 153 единицы артиллерии и минометов, включая реактивные системы залпового огня, около 750 противотанковых управляемых ракет и т. д. Дудаев окреп и начал проводить линию на «самостоятельность».
Практически с первых же дней режим Дудаева приобрел криминальный характер. В Чечне устанавливался произвол и царило насилие. Были выпущены из тюрем уголовники. Экономика оказалась разрушенной. Нефтехимический комплекс разграблен. Сельское хозяйство развалено. Безработица достигла небывалых размеров, охватив более двух третей работоспособного населения. Около четвертой части населения Чечни покинуло пределы республики. Многие превратились в беженцев.
В это время возникли мафиозные, криминальные связи отдельных групп российских бизнесменов с чеченским руководством, использовавшиеся для взаимного обогащения. Для этого существовала масса возможностей, в том числе беспошлинный ввоз на территорию Чечни (ведь она считалась частью Российской Федерации) и свободный, не облагаемый никакими налогами и сборами вывоз сырья, полуфабрикатов, товаров за пределы России. Процветала торговля оружием, наркотиками. В таких формах и произошел переход от «старого» к «демократическому новому» в Чечне.
Естественно, что появились внутренние силы в Чечне, которые, особенно летом 1994 года, окрепли и начали оказывать серьезное сопротивление, организовав антидудаевское движение. Был образован Временный совет и правительство. Начались внутричеченские вооруженные столкновения. В стороне не оставался и федеральный Центр, но действовал он беспомощно, грубо. «Добровольцы»-танкисты без сопровождения пехоты ввели танки в Грозный. Операция кончилась тем, что танки были сожжены на улицах чеченской столицы.
Встал вопрос о вводе федеральных сил. До сих пор гуляет много слухов о том, как решался этот вопрос в декабре 1994 года. Да, действительно, тогдашнему министру обороны П. С. Грачеву принадлежит залихватское заявление о возможности решить все проблемы в считаные часы силами одного десантного полка. Но я присутствовал в качестве члена Совета безопасности на заседании в тот момент, когда принималось решение, и могу засвидетельствовать, что Грачев во время обсуждения и особенно министр внутренних дел Ерин не проявляли никакого энтузиазма по поводу начала военных действий.
Кто был безоговорочно «за»? Не хочу называть их имен, тем более что одних уже нет, а другие далече. Выступили с сомнениями, не поддерживая решения о вводе войск, министр юстиции Ю. Х. Калмыков и, как он заявил в интервью «Комсомольской правде», Примаков.
Обсуждение было безалаберным. В основном дискутировались две темы: сколько дней нужно на подготовку — семь, десять или две недели — и кому руководить операцией — Грачеву или Ерину. По настоянию Грачева командующим-координатором был назначен он.
Во время заседания я попросил Ельцина на минуту выйти переговорить. Вышли в соседнюю комнату — приемную. Сказал:
— Нельзя вводить войска. Неизвестно, как потом их будем выводить. Во всяком случае, до начала военных действий, как мне представляется, следует направить к Дудаеву его бывшего командира маршала авиации Е. И. Шапошникова. Это будет полезно.
— Не волнуйтесь, — ответил Ельцин. — По-видимому, так и сделаем. Во всяком случае, я надеюсь на то, что все-таки не придется применять силу.
После этого состоялось голосование, и все без исключения подняли руки за военную операцию.
Но должен сказать, что роль президента во всем этом была далеко не одноплановой. Я верю в его искренность, когда через некоторое время он заявил, что был обуреваем сомнениями.
Мало кто знает, что в связи с чеченскими событиями на одном из заседаний Совета безопасности в 1995 году Ельцин сказал, что подает в отставку, так как чувствует свою вину. С этого прямо и началось заседание. Выступили все члены СБ и категорически потребовали от президента не делать этого. Не думаю, что со стороны Ельцина это было просто игрой. Он тяжело переживал все, что было связано с Чечней.
А дальше? Открываю свои записи тех лет. Они передают не только настрой отдельных участников совещаний у руководства страны — фрагментарность оценок, переплетение реального видения обстановки с желаниями продемонстрировать оптимизм, но главное — отсутствие продуманной линии, обозначенной для неукоснительного выполнения, неспособность собрать все воедино, действовать вместе для выработки и принятия решений, комплексных, разносторонних, рассчитанных на перспективу и столь важных для всей России и россиян.
16 декабря 1994 года совещание у премьера Черномырдина.
Егоров (назначенный представителем президента в Чечне): Военную операцию следует завершить без переговоров с Дудаевым. С ним вообще нельзя договориться. Антиправительственный тон центральных средств массовой информации отражает их страх за то, что сами же создали в свое время положительный образ Дудаева.
Грачев: Если переложить на цифры, то на 70 процентов ситуация сложилась в пользу Дудаева. Если брать Грозный, то с нами будет лишь 500 человек от чеченской оппозиции. К тому же с юга к Грозному мы не прошли. Если идти с других направлений, придется бить по населенным пунктам. Без бомбардировок и артобстрела Грозного на штурм я не пойду. Будут большие потери.
Ерин: Следует не только держать в поле зрения обстановку в Ингушетии и Дагестане, но серьезно на нее воздействовать. Операцию в Чечне нужно доводить до конца, но исходить из того, что будем «работать» там не один год.
Степашин (председатель ФСК): Уходить нельзя из Чечни, нельзя отходить и от Грозного. Вместе с тем в городе определены те объекты, в случае ликвидации которых можно обойтись без штурма.
Иван Рыбкин (в то время председатель Госдумы): Если решать, то нужно это делать не затягивая.
Ни подведения итогов, резюмирующих обсуждение, ни каких-либо вариантов решений, предназначенных для предоставления президенту, не было.
26 декабря проходило заседание Совета безопасности. В своих записях я выделил слова Грачева: «Дудаев сохраняет возможность жесткого сопротивления. Он получает вооружение и боеприпасы по скрытым тропам из Абхазии и Азербайджана. Перелома в военной обстановке в нашу пользу в Грозном нет».
Выступил на этом заседании и я:
— Если не делаем ставку на взятие Грозного в ближайшие дни — возможность этого следует определить военным, — то нужно обязательно заявить, что главной задачей было блокирование города, и на этом остановиться. После этого целесообразно прекратить бомбардировки Грозного, громогласно объявив, что открываются коридоры для выхода из города мирного населения. Одновременно организовать силами МВО и ФСК «фильтрацию» покидающих город и перейти к подготовке и осуществлению спецопераций в Грозном с целью захвата дудаевской верхушки. Этому отнюдь не помешают переговоры с теми чеченцами, кто может взять на себя обязательства по разоружению.
На совещании у Ельцина 6 января 1995 года Грачев нарисовал нерадужную картину: ожесточенное сопротивление Дудаева; по имеющимся данным, отрабатываются планы перехода к партизанской войне; в одном Грозном у Дудаева до 11 тысяч боевиков, его сторонники проникают в местные органы власти на территории, контролируемые федеральными силами; продолжается инфильтрация извне. «Необходимо, по-видимому, два-три года, чтобы взять ситуацию под контроль».
Как это не было похоже на обещание разгромить боевиков за одну неделю.
По мнению Ерина, недостаточно для успешного проведения операции в Чечне находящихся там 15 тысяч военнослужащих МВД дополнительно к 37 тысячам от Министерства обороны: «Давайте будем реалистами».
Егоров заговорил о переговорном процессе:
— Хаджиев (председатель правительства, образованного Временным советом Чечни. — Е. П.) начал контакты с некоторыми полевыми командирами. Таким образом, можно считать, что начался переговорный процесс. Следовало бы втянуть в него начальника Генерального штаба чеченцев Масхадова, который все-таки держится несколько особняком.
— Хороший фон для переговоров создает тот факт, что из 11 районов восемь поддерживают нас, — добавил Степашин.
И все. На том эта тема и повисла.
10 января 1995 года я пришел на еженедельный доклад к президенту. Первым вопросом была Чечня. СВР не входила в число тех «силовых структур», которые были непосредственно задействованы в решении чеченской проблемы, по территории России вообще не работала, но у нас были достаточно осведомленные о положении в Чечне источники за рубежом, несколько сотрудников СВР — чеченцы по национальности — хорошо знали обстановку на месте, наконец, сильная аналитическая группа синтезировала имеющуюся информацию.
Ельцин согласился с тем, что одной военной операцией проблемы не решить, а военные, политические (внутренние и международные) издержки значительно масштабнее, чем ожидалось. Для стабильности обстановки в России, недопущения международной изоляции нашей страны очень важно подкрепить военную операцию переговорным процессом.