Что касается освобожденного севера Чечни, то сделать максимум для того, чтобы показать преимущества мирной жизни — больницы, школы, зарплата, пенсии, порядок, безопасность. Между тем южной части Чечни предстояла холодная и голодная зима. В случае успеха предлагаемого варианта существовала реальная возможность расслоения среди чеченских полевых командиров и, что самое главное, — дистанцирование населения от боевиков. Это, как нам представлялось, было сверхзадачей операции в Чечне, решение которой должно было открыть путь к политическому урегулированию.
Обо всем этом мы с Лужковым перед выборами в Государственную думу говорили с Путиным. И он не возражал. Но не следует забывать и о том, что действует логика, порожденная самими военными действиями.
Излагавшийся нами вариант не прошел. К причинам можно отнести и опасения, что повторится прошлая ситуация (как говорил цитированный мною П. Грачев, одна из его ошибок заключалась в том, что он не добил бандитов, дал им уйти в горы), и менталитет некоторых военачальников, которые придали излишне большое значение тому, что федеральные силы дошли до Терека с минимальными потерями, — это тоже подстегивало к продолжению наступления на юг Чечни. Сказалось и то, что чеченские боевики начали просачиваться на освобожденные территории, разведка доносила, что они превращают буквально в опорные крепости населенные пункты. Грузия отказалась пропустить через свою территорию российских пограничников для закрытия с российской стороны чечено-грузинской границы[31].
Переход через Терек, борьба за освобождение Грозного, других населенных пунктов, которые на некоторое время вновь переходили под контроль боевиков, привели к серьезным потерям и среди мирного населения, и среди федеральных сил, несмотря на предпринимаемые меры, чтобы избежать этого. В конце концов можно считать, что масштабная военная операция была завершена разгромом отдельных частей боевиков.
В таких условиях усилились призывы начать переговоры с чеченскими боевиками. Казалось бы, переход к переговорам был логичным, тем более что разгром больших частей боевиков еще не создавал гарантии прекращения военных акций. Продолжались и террористические вылазки. Однако переговоры можно было начинать только с теми, кто, во-первых, публично откажется от террористических методов, осудит терроризм как средство достижения своих целей и, во-вторых, окажется способным контролировать ситуацию в горных районах Чечни. Не один из чеченских полевых командиров и руководителей повстанцев, включая Масхадова, не соответствовал этим двум критериям.
Что представляли собой чеченские полевые командиры, я увидел через четыре года сам во время захвата бандитами заложников в Театральном центре, где давали спектакль «Норд-Ост». После того как один из заложников сумел позвонить по мобильному телефону в телевизионную компанию REN-TV и назвал мою фамилию в качестве переговорщика с террористами, захватившими театр, я в сопровождении Асламбека Аслаханова[32] и бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева вошел в здание. Оно было оцеплено ОМОНом. Нас проводили вооруженные люди в масках в одно из помещений, где находился глава банды Бараев с тремя своими подчиненными. Все они были с открытыми лицами, а у дверей стоял охранник в маске. Когда я сказал Бараеву, что он все время клянется Аллахом, а Коран не повелевает бороться с женщинами и детьми, он схватился за автомат. На мою просьбу освободить детей Бараев ответил:
— Я подчиняюсь только своему военному эмиру Шамилю Басаеву и президенту Масхадову. А завтра в 12 часов дня, если меня не заверят, что будут выведены федеральные войска из Чечни, я буду расстреливать по одному всех заложников.
Напомню, что их было под тысячу человек.
— Разговор окончен! — закричал Бараев, опять схватившись за автомат на мои слова, что чеченцы обычно говорят почтительно с людьми, которые старше их.
Появились немалые силы на Западе, которые заняли в связи с событиями в Чечне антироссийскую позицию. В этом не было ничего необычного. Недруги России всегда использовали и используют любую трудную для нашей страны ситуацию в своих интересах. Но были и другие. Я бы разделил этих других на две группы. Первая — это те, кто не знал об истинном состоянии дел или не придавал значения варварским методам ведения борьбы со стороны чеченских боевиков. Не исключаю, что многие из таких западных деятелей были искренне потрясены большими разрушениями и жертвами среди мирного населения в Чечне в результате военных действий. Вторая — те, кто не понимал стратегического расклада, его неизбежного изменения в случае успеха или неуспеха операции федеральных сил России в Чечне.
На этом стоит остановиться подробнее. Мятеж чеченских сепаратистов — не изолированное явление. Об этом свидетельствует участие иностранных наемников в отрядах боевиков, их обучение за границей, их снабжение оружием и финансами из-за рубежа, их связь с «Талибаном», с Бен Ладеном.
Чечня не изолированное явление и потому, что параллельно наблюдались попытки создания исламского экстремистского государства в центре Европы, на Балканах. Речь могла идти о стратегическом исламско-экстремистском треугольнике: Афганистан — Северный Кавказ — Косово. Неужели этого не видели те, кто столь рьяно обрушивался на Россию за ее действия, направленные в том числе на предотвращение создания угла этого треугольника на Северном Кавказе?
Мысль о том, что международный терроризм как бы действует по принципу «переливающихся сосудов», подтвердилась также на примере Ирака. После его оккупации США эта страна превратилась в один из основных плацдармов террористов «Аль-Каиды».
Война в Чечне никак не подпадает под определение античеченской или религиозной. Перелом в обстановке в Чечне произошел, когда на сторону правопорядка перешел Ахмад Кадыров и без колебаний приступил к сотрудничеству с федеральными властями в борьбе с бандитами. Он был знаковой фигурой — в 1994–1996 годах принимал участие в рядах боевиков в боях против федеральных сил, а в 1995 году на сходе полевых командиров Джохар Дудаев назначил его верховным муфтием Чеченской Республики. Кадыров слыл непримиримым противником ваххабитов — представителей исламской секты, отмежевавшейся от основного направления в исламе — суннизма.
В 1998 году произошли вооруженные столкновения между проваххабитскими шариатской гвардией и исламским полком особого назначения, с одной стороны, и полком национальной гвардии под командованием сторонника и родственника Кадырова Сулима Ямадаева — с другой. Кадыров потребовал от Масхадова распустить вооруженные группировки ваххабитов и выслать проповедников ваххабизма из Чечни. Масхадов под давлением Шамиля Басаева отказался выполнить это требование. 25 мая 1999 года на Кадырова было совершено покушение — погибли пять его телохранителей, среди них трое его племянников. В 1999 году Ахмад Кадыров сделал свой окончательный выбор и в 2000 году принял предложение В. В. Путина стать главой временной администрации Чеченской Республики. После этого назначения он сложил с себя полномочия верховного муфтия.
12 августа 2000 года Кадыров выступил по местному телевидению и призвал воюющих чеченцев сложить оружие. Обращаясь к полевым командирам, Кадыров заявил, что получил от президента России «полномочия амнистировать членов незаконных вооруженных формирований, не причастных к совершению особо тяжких преступлений». Аслану Масхадову новый глава чеченской администрации предложил либо уехать на жительство в Малайзию к сыну, либо остаться в Чечне, выполнив «предъявленные ему народом требования». Несколько полевых командиров перешли на сторону Кадырова. Началось формирование частей из чеченцев, которые повели борьбу с бандитами. 5 октября 2003 года Ахмад Кадыров был избран президентом Чеченской Республики — за него проголосовала преобладающая часть избирателей. 9 мая 2004 года этот незаурядный человек погиб в результате террористического акта в Грозном. Мощное взрывное устройство, подложенное под центральную трибуну стадиона молодчиками Басаева, взорвалось во время концерта, посвященного Дню Победы в Великой Отечественной войне.
С приходом к власти в Чечне Ахмада Кадырова, а затем (после его смерти) его сына Рамзана, который стал премьер-министром, положение дел в республике резко изменилось. Федеральные органы власти и федеральные вооруженные силы, действуя совместно с чеченскими подразделениями, подчиненными Рамзану Кадырову, приступили к планомерному уничтожению командиров боевиков — тех, кто не пожелал переходить на сторону Кадыровых. Среди уничтоженных были и Масхадов, и Басаев.
Можно ли считать, что чеченская рана перестала кровоточить? К моменту написания этой книги продолжались отдельные террористические вылазки и в Чечне, и в Ингушетии, и в Дагестане, куда переместились некоторые полевые командиры. Объектом террористических действий стала и Северная Осетия — трагедия в Беслане, где террористы захватили школу, потрясла весь мир. Но война, как таковая, в Чечне уже закончилась. Трудности, конечно, сохраняются. Но что самое главное — удалось отдалить большую часть чеченского населения от боевиков, что, несомненно, является предвестием их полного и окончательного поражения.
Переговоры с МВФ: топтание на месте
Чеченская проблема начала оказывать все более негативное влияние на наши отношения с рядом западных государств уже после того, как правительство, которое я возглавлял, ушло в отставку. Однако бомбардировки Югославии состоялись во время пребывания правительства у власти. И это создало не лучший международный климат для деятельности кабинета. Мало оптимизма вызывали и затянувшиеся переговоры с МВФ.
Наше правительство образовалось, когда уже был накоплен достаточный опыт взаимоотношений России с Международным валютным фондом. Россия получала кредиты. Они сопровождались рекомендациями МВФ, с которыми российские экономические руководители, как правило, соглашались, даже когда была очевидна их неосуществимость. При этом высоко ценилось, что никто жестко не спрашивал, на что используются кредиты. Я бы назвал это полюбовным сотрудничеством, при котором оба партнера, зажмурившись, оставались довольны друг другом.