— Ведь они даже не знают, с чем мы летим в Бонн, — справедливо возмущались мои коллеги, — и уже дают «ответ» на неизвестный им «сигнал» из Белграда.
Предопределенность ответа на любой (кроме капитуляции) «сигнал» со стороны Югославии проявилась и при встрече со Шрёдером, которая последовала сразу же после нашего прилета. Практически даже не пытаясь вникнуть в суть югославской позиции, прощупать возможности ее развития, федеральный канцлер парировал — «недостаточно». После нескольких попыток я почувствовал бесполезность усилий каким-либо путем сдвинуть его с зафиксированной позиции. Я узнал, что у Шрёдера предварительно был телефонный разговор с Клинтоном. Хочу подчеркнуть, что этот разговор, который предопределил позицию федерального канцлера, тоже состоялся до того, как на Западе узнали о подвижках в позиции Милошевича — он сделал свое публичное заявление позже.
Шрёдер пытался «самортизировать» демонстрируемую им «безоговорочную жесткость» заявлением о заинтересованности в продолжении российских контактов с Милошевичем, а также о том, что следует развивать отношения ЕС с Россией.
— Это слишком важно для всего мира. В отличие от других, — сказал Шрёдер, — мы считаем, что Россия должна играть особую роль в безопасности на Балканах.
Через два года, сопровождая уже в качестве руководителя думской фракции президента В. В. Путина, я присутствовал в Бонне на его встрече с бывшим канцлером ФРГ Г. Колем, который назвал натовские бомбардировки Югославии «величайшей исторической ошибкой».
— Если бы я был в то время федеральным канцлером Германии, никогда бы этого не допустил, — добавил Коль.
После окончания переговоров со Шрёдером мы вылетели в Москву.
Сразу же после нашего возвращения из Бонна 31 марта по телефону состоялся обмен мнениями с Ж. Шираком.
— Дорогой друг, — сказал президент Франции, — у меня следующее мнение. Даже если результат оказался не таким, как мы все ожидали, ваша миссия все-таки была очень полезной. Она показала, что нельзя действовать в обход России. Надо признать, что США хотели единолично решить проблему Косова. Мы считаем, что российское участие в урегулировании очень важно. Оно необходимо и для единства Европы. Что касается подхода европейцев, то мы желали бы видеть Косово автономным образованием внутри югославских границ. Меня беспокоит, что лидеры косовских албанцев вновь начинают требовать предоставления независимости. Растет число сторонников этой идеи среди албанского населения края. Это — нехороший симптом. Думаете ли вы о новой миссии в Белград?
— Если мы соберемся вновь в Белград, — ответил я, — хотели бы заранее знать о реальной натовской позиции. Но ехать в Югославию с призывом выбросить белый флаг не намерены.
Беседа с Ж. Шираком, как всегда, закончилась сердечно.
Основной темой разговора с К. Аннаном 2 апреля был зондаж с моей стороны возможности его поездки в Югославию в качестве посредника в поиске путей политического урегулирования. Однако К. Аннан тогда ответил уклончиво.
Посол Югославии в Москве, с которым я встретился 3 апреля, — родной брат Слободана Милошевича, и я был уверен, что он передаст ему все нюансы нашего разговора. Я подчеркнул важность происшедшей встречи С. Милошевича с лидером косовских албанцев И. Руговой. Продолжение таких контактов усиливает позиции Белграда, особенно если будет заявлено публично, что обсуждался вопрос предоставления автономии Косова.
Зная о том, что министр иностранных дел Югославии направил К. Аннану письмо с резкой критикой в адрес ООН, я сказал послу:
— Я бы посоветовал вашему министру быть более сдержанным — он слишком прямолинеен, знаю это и по моим встречам с ним. А в нынешней ситуации Югославии нужно искать союзников или хотя бы «нейтралов».
Ознакомившись с посланием Милошевича в мой адрес, я попросил посла передать ему благодарность за добрые слова о роли России и, в частности, о нашей миссии в Белград. Вместе с тем, отвечая на отдельные положения послания, сказал:
— Пусть югославы твердо знают, что мы не откажемся от нашей позиции, в том числе в рамках предстоящей встречи министров иностранных дел «Большой восьмерки». Попросите Слободана не перегибать палку. Было бы контрпродуктивно заранее отказываться вообще от переговоров на будущее. В свое время и де Голль договаривался с алжирцами, и израильтяне с палестинцами сели за стол переговоров.
На телефонной беседе с А. Гором, состоявшейся 6 апреля по его инициативе, хотел бы остановиться подробнее. Обычно мы называли друг друга по имени, а теперь он обратился ко мне «господин премьер-министр», стремясь, очевидно, придать официальный характер разговору, подчеркнуть его значимость.
Вице-президент назвал «два обстоятельства, которые вызывают у США особую озабоченность».
— Я хотел бы услышать, — сказал Гор, — заверения в связи с направлением российского разведывательного судна в Адриатику, что вы не будете делиться разведывательной информацией с сербами. Вторая озабоченность касается того, что, несмотря на эмбарго ООН на поставки военной техники в Югославию, в Министерстве обороны России и в других правительственных ведомствах идет подготовка поставок военного имущества СРЮ. Подобные поставки, а также передача разведывательной информации нанесли бы огромный урон отношениям России с Западом.
— Господин вице-президент, — сказал я, — мы тоже заинтересованы в сохранении наших отношений, в том, чтобы они не ухудшались. Но это не может быть «улицей с односторонним движением». Вы говорите, что мы не должны усиливать нашу поддержку Югославии, но не заявляете, что США и НАТО не должны наращивать военные операции. Вы политик, господин вице-президент, и понимаете, что эти два аспекта взаимосвязаны. Вскоре состоится встреча министров иностранных дел «восьмерки». Думаю, что они обсудят вопрос о том, какие практические шаги можно предпринять для перехода от военного решения конфликта в Косове к дипломатическому. Олбрайт почти ежедневно беседует с Ивановым. Если не будет эскалации военных действий с обеих сторон, ситуацию можно разрядить. В таких условиях Россия будет делать все, чтобы сохранить свои отношения с Западом.
— Спасибо за ваши комментарии, — сказал Гор. — Но сначала позвольте ответить на ваши высказывания. Мы ничего не делаем против России. Наши действия направлены на прекращение насилия со стороны Милошевича по отношению к косовским албанцам, чтобы дать косоварам возможность вернуться в Косово и жить там в безопасности в условиях автономии. Сейчас в Косове сложилось ужасающее положение: проводятся этнические чистки, людей выгоняют из домов, вынуждают бросать всё свое имущество и через горы добираться до внешних границ Косова. Уже более миллиона человек вынужденно покинули свои жилища. Мужчин отделяют от женщин и детей и во многих случаях просто расстреливают. Все это, Евгений, просто ужасно!
— Ал (я тоже решил обратиться к нему по имени), ты говоришь, что вы ничего не предпринимаете против России. Недавно ракета взорвалась в 500 метрах от российского посольства. Что было бы, если бы она попала в посольство? Другая ракета взорвалась в 300 метрах от российской школы в Белграде. Что было бы, если бы она туда попала? Теперь о цифрах. Я не защищаю инициаторов и исполнителей этнических чисток. Считаю, что эти действия ужасны, бесчеловечны. Но массовое вытеснение албанцев началось после того, как НАТО приступил к бомбардировкам. Ты сказал, что из Косова бежало более миллиона человек, но там все население составляет около миллиона. Что касается наземной операции, то не дай бог, чтобы она началась, поскольку она повлечет за собой тысячи гробов с обеих сторон. Сейчас надо искать развязки. Давайте вместе думать, как их найти.
— Хочу заверить, что направление наших вертолетов в Албанию не является подготовкой к наземной операции, — отреагировал Гор. — Мы не изменили свои позиции на этот счет. Ввод наземных сил возможен только для выполнения политического соглашения. Теперь об этнических чистках. У нас есть однозначное свидетельство, что чистки начались задолго до бомбардировок. Все беженцы, а их сотни тысяч, говорят, что этнические чистки и бомбардировки не взаимосвязаны. Они все говорят одно и то же. Особенно сильное впечатление производит, когда это говорят маленькие дети.
— Мы направили российскую гуманитарную помощь обеим сторонам не только в Сербию и Черногорию, но и в Македонию, где находятся лагеря албанских беженцев.
— Мы это ценим. Теперь о наших ракетах, которые, как ты сказал, едва не попали в российское посольство и в школу в Белграде. Мы предпринимаем все необходимые меры предосторожности. Мы ничего не делаем, что было бы направлено против России. Но, с другой стороны, мы видим признаки, что кое-кто в России хотел бы причинить нам ущерб. Если бы ты дал мне личные заверения, что Россия не планирует передавать сербам разведывательную информацию и направлять туда военную помощь, я был бы весьма признателен.
— Вы направляете оружие OAK. В отрядах OAK есть ваши офицеры связи. Это — факты. Никто не просит ведь у тебя личных заверений, что США прекратят поддержку албанских сепаратистов. Давайте сделаем все, чтобы перевести конфликт в русло политического урегулирования. Тогда отпадет необходимость ставить друг перед другом такие острые вопросы. При этом могу заверить, что ни президент, ни я, ни кто-нибудь другой не хотят втягивания России в военный конфликт. Мы сделаем все, чтобы этого не допустить.
— Мы тоже предпочли бы политическое урегулирование силовому. Олбрайт и Иванов достигли согласия по многим ключевым моментам. Осталось расхождение только по вводу международных сил безопасности и в отношении того, что первый шаг должен сделать Белград. Евгений Максимович (по-видимому, Гор решил в конце беседы найти нечто среднее в обращении ко мне — и не официальное, и не по имени), у нас нет офицеров связи в отрядах OAK, и мы не изменили своей позиции относительно ввода в Косово наземных сил: они могут быть развернуты там только в рамках соглашения о мирном урегулировании.