Протесты против разгона нашего правительства, разгона, так как после моей отставки были уволены почти все заместители председателя и заменен целый ряд министров, прозвучали в двух палатах парламента. Руководители и Госдумы, и Совета Федерации сразу же предложили мне выступить с их трибуны — я отказался, понимая, что эти выступления могут взбудоражить многих людей.
Глубоко, сердечно благодарен авторам тысяч писем, телеграмм из всех уголков России, от коллег из-за рубежа, в которых выражалась поддержка, содержались добрые слова в мой адрес, в адрес всего нашего кабинета.
Так закончились восемь месяцев моего руководства правительством.
Жалею ли я о том, что все-таки дал себя уговорить в сентябре 1998 года занять пост премьер-министра? Ведь за эти месяцы пришлось не только пережить много далеко не легких дней по работе, но и перенести немало ударов в спину. Оценивая теперь, уже ретроспективно, свое согласие возглавить кабинет, должен сказать: не жалею. Прежде всего потому, что уверен — эти восемь месяцев прошли с пользой для страны, для нашего народа.
Думаю, что они положили предел псевдолиберальной практике, затягивавшей страну в пучину перманентного кризиса. Уверен, что, несмотря на возможность зигзагообразного движения, уже никому не удастся загнать нашу экономику в это пагубное для России русло. Верю и в другое: то, что было заложено правительством в его экономический курс, те идеи, которые были провозглашены в области государственного строительства, те действия, которые начали осуществляться против засилья экономической преступности и коррупции, несомненно, будут иметь свое продолжение.
Не сбылись надежды моих недругов, что, как только уйду с поста премьера, обо мне просто все вокруг забудут. Вопреки этим прогнозам, которые тоже в немалой степени легли в основу решения о моей отставке, мой рейтинг продолжал расти. Это было полной неожиданностью для «семьи».
Жалею ли я о том, что период моей работы во главе кабинета оказался искусственно ограниченным лишь восемью месяцами? Конечно, многого мы не успели сделать. Вместе с тем я не ушел из политической жизни и надеюсь, что в меру своих сил служу России.
Накопилась ли злость в отношении Ельцина, «семьи»? Накануне празднования Дня независимости 12 июня 1999 года — это было ровно через месяц после моего смещения — один из близких к окружению Ельцина людей прозондировал мое настроение в случае, если меня наградят высшим орденом. Ответил, что не приму награды. Обида — да, но не злость.
Очевидно, продумывались и другие способы «нейтрализации» меня перед выборами в Государственную думу. В ноябре был приглашен к президенту Ельцину, которого не видел с момента моей отставки и который не позвонил мне ни разу даже после того, как мне успешно сделали операцию на бедренном суставе и боли остались в прошлом. Я не принял приглашения. Дело было не в Борисе Николаевиче, к которому не испытываю неприятия. Но сам способ приглашения через третьестепенное лицо из секретариата протокола президента наводил на размышления: а не готовится ли какая-нибудь пиаровская акция против меня? Отказавшись от приглашения, заявил представителям СМИ, что не намерен иметь дело с окружением президента, с «семьей», зная ее истинные в отношении меня настроения.
После отставки нигде, ни в какой связи не отзывался отрицательно о президенте. В день рождения Ельцина 1 февраля 2000 года послал ему теплую телеграмму. Так случилось, что в тот день в Москве находилась Мадлен Олбрайт. Во время встречи с ней мне передали записку от В. Н. Шевченко, в которой говорилось, что «Борис Николаевич хотел бы, в случае вашего согласия, видеть вас сегодня. Пожалуйста, позвоните до семи вечера». Оставалось еще какое-то время до семи. Мой помощник разыскивал Шевченко по оставленному мне телефону, но тщетно. Через несколько дней увиделся с Шевченко, которому, как я понял, было неприятно на эту тему разговаривать. Очевидно, в очередной раз поработала «семья».
Когда я ушел с поста премьер-министра, не сразу решил в другом качестве участвовать в активной политической жизни. Отбросил сомнения только после операции, когда убедился, что здоровье не будет помехой. К сожалению, у нас в стране было слишком много примеров того, как лидеры, крупные политические деятели, не обладая способностью самооценки, самоконтроля да еще под аккомпанемент прославляющих их песнопений, напрочь забывали о своих физических, а нередко и связанных с ними интеллектуальных пределах. Расплачивалось за это население, государство.
Существуют, однако, не только физические ограничения. По-видимому, не чужда натуре человека, подвергаемого несправедливым ударам, отрешенность от того, что по большому счету происходит вокруг, но уже без его участия. Пусть, мол, Сатана там правит бал и в результате люди гибнут за металл. Плетью обуха, дескать, не перешибешь. Я, к счастью, не принадлежу к тем, кто в подобных условиях опускает руки или замыкается в своем маленьком мирке.
С благодарностью выслушал, но не более, приглашение вернуться на академическую стезю. Не привлекли меня и многочисленные предложения пойти консультантом в различные коммерческие структуры. Отверг предложение выехать за рубеж на дипломатическую работу. Равным образом отнесся и к призывам войти и даже возглавить ряд партий. Но согласился с предложением Ю. М. Лужкова участвовать в выбоpax в Государственную думу во главе центристского, скорее левоцентристского движения, объединяющего ряд организаций.
Вскоре такое движение выстроилось. В него вошли «Отечество», лидером которого был Лужков, «Вся Россия», возглавлявшаяся президентом Татарстана Шаймиевым, тогдашним губернатором Санкт-Петербурга Яковлевым, Аушевым, который тогда был президентом Ингушетии, Аграрная партия во главе с Лапшиным и Куликом, профсоюзные, женские организации.
Не буду описывать всю ту беспрецедентную — можно сравнить только с геббельсовской пропагандой — клевету и грязь, обрушенную на нас с Лужковым теми же лицами, с которыми жизнь развела по разные стороны баррикад, когда я находился в правительстве. Администрация президента дирижировала этой кампанией, считая нас главными противниками. Бесстыдству не было предела. «Апогеем» был показ по телевидению операции в одной из московских клиник, «аналогичной» той, которую мне «еще не раз предстоит сделать». Экраны телевизоров заливало море крови в сопровождении вкрадчивого баритона на всё способного ведущего Доренко, который, уставившись в текст «суфлера», мазохистски «импровизировал» на тему о том, что я стремлюсь в президенты, так как это поможет мне непрерывно лечиться.
Не в последнюю очередь страх наших недругов подогревался тем, что росла популярность ОВР и его лидеров. Это более чем отчетливо проявлялось не только в рейтингах, но и во время многочисленных встреч с избирателями в различных регионах России. В таких условиях и появилась «стратегическая задумка» — за несколько месяцев до выборов создать контролируемое политическое движение «Единство» и с помощью «административного ресурса» обеспечить ему хотя бы второе после КПРФ место в Госдуме. На этой идее сомкнулась администрация президента с кучкой бизнесменов. Из администрации шли прямые указания губернаторам сделать все, чтобы победило «Единство».
Конечно, не все подчинились, но некоторые губернаторы, которые еще накануне превозносили ОВР и прогнозировали его несомненный успех, отводили глаза при встречах с представителями нашего движения или разводили руками: мол, поймите, мы зависим от финансовых трансфертов из Центра. А другие ничего не говорили, но мы-то хорошо понимали, что им не хотелось бы ссориться с правоохранительными органами. Очевидно, не обошлось и без фальсификации.
«Операция» закончилась успехом. ОВР был оттеснен на третье место. Березовский не уставал повторять, что именно он — автор всех этих «гениальных идей», а затем в пылу полемики, теперь уже с президентом Путиным, признал, что он финансировал продвижение «Единства» в парламент. Это «авторское признание» замолчали, оно осталось без ответа.
Работа во главе фракции в Госдуме в это турбулентное время дала мне ощущение того, что ОВР своей деятельностью служит интересам России. Через два года после выборов я уступил пост руководителя фракции В. В. Володину. К этому моменту начала создаваться партия «Единая Россия», опирающаяся в Госдуме на фракции «Единство» и ОВР. В таких условиях руководители этих двух фракций должны были занять высокие места в партийной иерархии, а я для себя твердо решил не принимать участия в партийном строительстве и не становиться членом какой бы то ни было партии. Во фракции ОВР оставался до выборов декабря 2003 года. Одновременно был избран президентом Торгово-промышленной палаты России. Работа в ТПП оказалась очень интересной, но это уже другой жизненный этап.
Что дальше?
Великой нацией нас делает не наше богатство, а то, как мы его используем.
Разрыв генетической цепочки
31 декабря 1999 года последовало заявление президента Бориса Ельцина о том, что он подает в отставку. В этом же заявлении называлось имя преемника — Владимир Владимирович Путин, который до этого уже был назначен на пост председателя правительства.
Для меня, как и для многих других, все это, преподнесенное публике под Новый год, было неожиданным.
Не было никаких сомнений в том, что и фигура преемника, по замыслу инициаторов досрочного ухода Ельцина, должна была соответствовать основной задаче — продлить курс, проводимый при Ельцине. Иными словами, продолжать движение в направлении, которое уже привело к сказочному обогащению группы людей — и не просто обогащению, а к все большему влиянию этой теневой группы на политику государства, в том числе в вопросах расстановки кадров. И, конечно, создать условия для надежной безопасности Ельцина, «семьи». Я хотел бы подчеркнуть, что преемника выдвигала определенная группа с абсолютно конкретными целями.