Так и жизнь – сладкая горечь. Сняв галстук, Алехандро бросил его, не оборачиваясь, на кофейный столик. Было время, когда он и мечтать не мог завести галстук за семьдесят пять баксов, не говоря уже обо всем прочем. И теперь Карлос хочет начать войну? На кой черт? Двоюродный брат и лучшие друзья все равно погибли. Нет, хватит. Он участвовать не будет.
Алехандро допил скотч, поглядел задумчиво на звезды, потом вытащил из кармана брюк пакетик и вдохнул дозу, ощущая жалящий наркотик в носовых ходах, жгучую горечь у корня языка. Хороший продукт.
Он крякнул, прочищая горло, поставил стакан рядом с галстуком и направился в спальню. Хотелось надеяться, что София не спит и не начнет пилить. Сегодня ему это совсем не надо – а надо как следует поиметься и заснуть.
Слава Богу. София мирно спала на боку. В темноте все равно было видно, что под простыней на ней ничего нет. Глянув на нее, Алехандро начал раздеваться. Подойдя к креслу, он сбросил кожаные сандалии и начал расстегивать пояс, когда она заворочалась.
– Как хорошо, что ты сегодня рано, – шепнула она.
– Я тоже рад, – отозвался он, отметив, что голос ее звучит необычно ласково. Вот почему он ее держал возле себя: умеет девушка понимать настроение мужчины.
Он подошел к кровати, сел, скинул брюки и положил мобильник на ночной столик. Она погладила ему спину, и Алехандро закрыл глаза. Господи, до чего же хорошие у нее руки, и дыхание на щеке такое теплое. Все мышцы расслаблялись под ее тихой лаской.
– Ложись, родненький, – прошептала она. – Сегодня тебе все равно всех проблем не решить.
Он накрыл ее руку у себя на плече, все еще не открывая глаз, ощущая под ладонью мягкость ее кожи.
– Знаю. Там снаружи сидят копы, а Карлос... ладно. Слишком много сейчас всякого творится, но ты мне поможешь обо всем забыть.
Кровать шевельнулась – это она подвинулась ближе.
– Сними это украшение, миленький.
Дыхание у нее стало прерывистым, голос томным, исполненным желания – да, поэтому он ее при себе и держит.
– Я крест никогда не снимаю, – ответил он машинально, ощущая ее поцелуи вдоль позвоночника, от которых пронимала дрожь. Ах, как это у нее получается! Тело его уже было готово для нее от одной мысли об этом.
– Я не хочу его сломать, когда на тебя насяду, – засмеялась она грудным смехом.
– Ты думаешь, будто сможешь так раскачать мой мир, что цепь порвется? – засмеялся он в ответ.
– Сам увидишь – тебе судить. Я знаю, что он для тебя много значит, потому что тебе его дал брат, когда ты вступил в его команду... но если хочешь увидеть все, на что я способна, сними его. Если хочешь.
Он улыбнулся, приподнялся, чтобы дотянуться до замка, и расстегнул цепочку. Не глядя, бросил серебряное украшение на ночной столик.
– Я, знаешь, не для каждой это сделал бы.
– Знаю и тем более ценю.
Он повернулся на спину, улыбаясь этому красивому лицу, а она села на него верхом. Луна, светящая в окно, облекла ее ореолом, как у ангела. Влажная и жаркая женщина охватила его, и глаза у него закатились. Он задрожал, когда она задвигалась по нему низким кольцом-жерновом.
– Ну-ну, посмотрим, на что ты способна, – проговорил он, любуясь ее обнаженными грудями, чуть подрагивающими каждый раз, когда она совершала свое круговое движение.
– А вот увидишь, – усмехнулась она, запрокидывая голову.
– Ага, давай! – выдохнул он.
Глаза его сощурились в щелки, он глянул, как она скачет на нем в зеркальной стене возле кровати, – и застыл.
Где отражение?
Крик застрял у него в глотке, когда он увидел, как голова ее метнулась вперед и рот раскрылся широко, а челюсть вывалилась из суставов. Пальцы впились в его тело, наманикюренные ноготки превратились во втяжные когти, железной хваткой вцепившиеся ему в плечи. Член сдавила скользкая слизистая каверна, кислота стала разъедать кожу в паху. От страшной боли он впал в шок, затрясся и стал ловить ртом воздух, вытаращив глаза. Безмолвный крик душил его, а у нее из десен вырвались здоровенные резцы, как мерзкие плоды из лона.
Она улыбнулась. Кислотная слюна капала с клыков, обжигая грудь Алехандро. Зрачки женщины покраснели, форма глаз изменилась, они превратились в щели... а откуда-то из груди донеслось низкое рычание.
– А вот увидишь, – прошипела сидящая на нем тварь, медленно наклоняясь к нему. – Приведи мне своего брата. У меня есть долг, который надо уладить с Фаллоном Нюитом, и ты здесь подходишь лучше всего. Мне нужен Карлос. Я на нем тоже вот так прокачусь.
Последним звуком, который слышал Алехандро, был его вопль о пощаде. Затем из горла вырвали кадык.
Глава 8
Где-то далеко звонил телефон. Этот звук будто сверлил дыру у нее в черепе, и Дамали перевернулась на живот, зажав голову подушкой, закрываясь и от звука, и от солнца.
Судя по положению этого самого солнца, полдень давно миновал. Волчий голод гнал Дамали из кровати, а еще – быстрые шаги в холле. Судя по тяжести и по частоте шага, это была Марлен. У Дамали в желудке заурчало. Чего-нибудь солененького. Чипсов. Карбонатику. К черту сегодня здоровую еду!
Она встала, обхватив голову, и нашла свою заначку. От звука разрываемого пакета голова снова чуть не раскололась от виска до виска. Такого похмелья Дамали не знала никогда в жизни. Даже после дерьмового виски, когда она в отрочестве попробовала пить, такого не было. Ну и ну.
Дверь открылась, и Дамали сжалась, засунув в рот пригоршню чипсов. Хруст их во рту породил жалящие лучики света под крепко сжатыми веками. Марлен вдохнула, чтобы заговорить, – и этот звук тоже пронзил мозг, словно нож. Дамали подняла руку, защищаясь, и от боли слезы потекли по щекам.
– В комнату аппаратуры, быстрее! Карлос звонит по служебному телефону.
У Дамали екнуло под ложечкой, пульс участился. Она только и смогла вытаращиться на Марлен перед тем, как броситься за ней.
Так и держа руку в пакете с чипсами, Дамали спешила за Марлен, жуя и кривясь, не замечая взглядов собравшейся команды. Она сглотнула солоноватый вкус, чуть уменьшивший тошноту, вытерла жирную руку о желтый халат, оставив оранжевый след, и взяла трубку под взглядами собравшихся.
– Алехандро убили, – тихо сказал в телефоне низкий мужской голос. – Я хотел тебя известить, пока не попало в газеты. Только, наверное, уже поздно.
– Бог мой! – выдохнула Дамали, не думая о том, что каждое ее слово слышит вся команда. Она медленно положила пакет и пошла по кругу, сжимая трубку. – Как?
– В его собственном доме... – Голос Карлоса дрогнул, но тут же выровнялся. – Маму пришлось уложить в постель. Гроб надо было закрыть. А бабушка... тут уже слов нет.
Она слышала его глубокие вдохи и закрыла рот рукой.
– Я даже объяснить не могу, что с моим братом сделали. Все было в крови. Горло вырвано. Внутренности выпотрошены. Руки, плечи, грудь разодраны в клочья, будто он пытался их от себя оторвать. Даже... они сожгли кислотой то, что делало моего брата мужчиной, – осталась кровавая черная дыра. Ма-dre d'Dios...
– Что-о? – Дамали закрыла глаза. Картины мелькали в голове так быстро, что она покачнулась, и Шабазз подхватил ее под локоть. Она стряхнула его руку, крепче сжав трубку. Она видела эту тварь! Ту, что удрала с берега. – Где ты?
– Только что вышел из морга.
– Я сейчас буду.
– Нет, Дамали! – твердо произнесла Марлен и повторила: – Нет!
– Скажи мне, где ты сейчас, Карлос. Я подъеду, – повторила Дамали, не слыша Марлен.
– Мне пора, – неразборчиво заторопился Карлос. – Там, куда я еду, тебе не место. Я только хотел с тобой попрощаться – и попросить проследить, чтобы мои мать и бабушка получили все, что у меня есть... и еще я велел своему адвокату, чтобы тебе тоже выделили долю, детка... ладно, ты все равно в этом ничего не понимаешь. Я ни одной душе не могу верить – кроме тебя разве что...
– Карлос, постой!
Но телефон замолк. Дамали оглядела пораженные лица своих товарищей.
Она бросилась из комнаты переодеться, но ее схватили четыре пары рук, и Большой Майк обхватил ее за талию.
– Сбавь газ, сестренка, – протянул Большой Майк рассудительным тоном. – Это может быть подстава. Чтобы защитить брата, нам нужна холодная голова.
Только то, что он говорил о защите человека, не входящего в группу, заставило ее перестать отбиваться. Все постепенно убрали руки, и Шабазз подтолкнул ее к табурету.
– Сделай ей зеленого чаю, Map, – сказал Шабазз, не сводя глаз с Дамали.
– Я не буду тут сидеть чаи распивать, теряя драгоценное светлое время!
Дамали дрожала от злобы, взгляд ее метался по комнате.
– Ты сегодня проснулась с таким похмельем, какого у тебя в жизни не было. Так?
Шабазз говорил медовым голосом, не сводя с нее внимательного взгляда.
– Ну да, – признала наконец Дамали, поднося руки к вискам. Шабазз отодвинулся. – Как будто меня грузовиком переехало.
– Последействие. Твой метаболизм вернулся к норме после внезапного охотничьего прилива. Все нейротоксины вымывает из тела, организм восстанавливается. Сахар, соль, углеводы – это все быстрое горючее, от которого потом резко падаешь вниз. Твоему телу теперь нужно медленное горение, чтобы восстановить утраченное ночью. Это не всегда будет так резко.
– Ладно, все равно.
Дамали снова обтерла руку о халат, глянула на чипсы, но вспомнила предупреждение Шабазза. Если ломка – это что-то похожее, то Дамали никогда не подсядет на наркотики.
– Такое бывает, – слишком громко произнес Ковбой.
Дамали вздрогнула от звука его голоса и помимо воли потянулась к чипсам.
– А ты... это... попробуй съесть волосок укусившей тебя собаки. Мне всегда помогает.
– Ковбой – заткнись. – Дамали резко выдохнула и попыталась сосредоточить взгляд на Шабаззе. Когда он покачал головой, она запустила пакет с чипсами через всю комнату. – Так что же это такое?
– Первая охота, – объяснил Шабазз, а подошедшая Марлен поставила перед Дамали чашку зеленого чая.