Боль усилилась. Она не была такой уж нестерпимой (в сравнении с безумной Ригель Болтун оказался зеленым неофитом), но игнорировать ее не получалось.
Он собирается управлять мною таким образом?
Я пошла за ширму под одобрительное бормотание:
– Ну посмотри, как замечательно я…
Зеркало меня не интересовало: уродством больше, уродством меньше – особой роли это не играет. А управлять собой я ему не позволю. Впрочем, я никому не позволю собой управлять.
Быстрым шагом я подошла к ванне с остывшей грязной водой и опустила в нее голову.
Артефакт булькнул и затих. Я досчитала до ста, разогнулась, глотнула воздуха. Виски кололо, но как-то неритмично.
– Что ты…
Я нырнула опять.
Во время небольших передышек мне было сообщено, что вода и даже полное отсутствие воздуха не может причинить вреда столь великому и могучему артефакту, что плесканиями в грязной жиже я наврежу прежде всего себе и скоро слягу с мозговой горячкой, хотя отсутствие у меня мозга может считаться научным фактом или даже аксиомой, не требующей доказательств, что я трачу драгоценное время, которое могла бы потратить на обучение, что я зловредная пейзанка, не понимающая огромной чести, которая выпала мне в этой жизни, что мне надо…
Я устала довольно быстро. Когда я наклонялась, кровь приливала к голове, когда разгибалась – накатывала слабость.
Сколько ты еще продержишься, Басти? Пять нырков? Пятнадцать? Ты слишком выкладываешься. Вспомни, чему тебя учили наставники. Вспомни, как правильно рассчитывать силы.
– Значит, так, – начал Болтун, принявший эту паузу за капитуляцию.
Я опустилась на колени и перегнулась через бортик ванны. Минимальная амплитуда движений. Опустили голову, счет – четыре раза по двадцать пять, выдох еще в воде, после третьей четверти выныриваем не полностью, только ртом, длинный полный вдох, разворачиваем легкие, заполняем их. Повторить.
Это был танец, довольно отвратительный скорее всего, но я даже напевала про себя одну из песенок моего друга Станисласа Шарля Доре, поэтому да, это был танец.
– Басти!
Как и когда в комнате появился Караколь, я не заметила. В голосе фахана звучала неподдельная тревога:
– Что случилось, милая?!
«Меня пытается подчинить артефакт цвергов! – подумала я со всхлипом. – Уничтожь его! Ты ведь сможешь? Твоя сумасшедшая королева не лишила тебя остатков колдовства?»
Сейчас он тебя в пыль сотрет!
– Успокойся, милая. – Караколь укутал меня простыней, перенес на постель, уложил и сел рядом, поглаживая мои волосы. – Тебе столько пришлось сегодня перенести.
«Ты чувствуешь его? Он на моей голове! Он может принимать любую форму!»
– Госпожа пожелала освоить несколько новых фокусов. Счастье, что она не претендует на мою способность читать тебя как книгу.
«Ты перестал меня понимать? Караколь! Фахан ты мокрый! Почему ты не понимаешь меня?»
– Пояс? О нем не беспокойся. Госпожа быстро теряет интерес к вещам. Сегодня она носит его на запястье, но как только он ей надоест, я буду рядом, чтоб подхватить его и вернуть тебе.
Я смотрела в потолок остановившимся взглядом. Голова не болела. Я потянулась к волосам, пальцы встретили ладонь Караколя, и фахан быстро схватил мою руку, затем другую.
– Поспи, милая, отдохни. Я буду охранять твой сон до самого утра…
Запястья защекотали быстрые легкие поцелуи.
Я смотрела на его рыжую макушку и думала, как бы элегантно сползти с кровати и вычесать из волос дохлый артефакт. А еще думала, что никакого «тру-ля-ля» мне с Караколем не хочется, потому что отдаваться мужчине в обмен на какие-то блага – низко и неправильно. А еще – как именно мне придется отбиваться, если в представлении фахана «отдаться за блага» – наоборот, правильно и высоко, и каковы у меня против него шансы в рукопашной.
– Бедная моя девочка…
– Засыпай уже, – раздалось над ухом раздраженное. – Делай вид, что спишь. Закрой глаза и начинай храпеть!
Ну, если какие-то не до конца дохлые артефакты не понимают, что командовать мною они не будут…
Я мягко отняла свою руку и запустила пальцы в шевелюру Караколя. От одного поцелуя еще никому плохо не было.
– Я твои мысли, в отличие от твоего крылатого, читать не могу, – Болтун тарахтел очень быстро. – Зато, в отличие от тебя, могу их от него закрыть.
Я, будто ощутив внезапную слабость, откинулась на подушках и обессиленно уронила руки. Продолжай, Болтун!
– Я зеркалю его собственные мысли, но в какой-то момент фахан может догадаться, что его водят за нос. Сделай вид, что спишь, он перестанет тебя читать, это нам даст время подумать.
Храпеть я не стала, потому что, тысяча мокрых фаханов, не могла. Я переждала, пока Караколь устанет нежно перебирать мои пальцы и усядется в свое кресло у стены.
– Итак, тебя зовут Басти, – зашелестело в волосах. – Это скорее всего «Бастинда» или «Бастиана». Но не суть… Крылатый… Судя по масти, один из нижних принцев… нужно больше информации… ты мне ее не можешь дать…
Караколь смотрел на картину. Даже не так – он смотрел в нее.
Я слегка повернула голову, чтоб наблюдать за ним сквозь неплотно прикрытые веки.
– Во что же мы с тобой вляпались, малышка?
Мы? Не уверена, что здесь уместно множественное число. Лично я вляпалась в артефакт. Хотя если у меня получится от него избавиться, стану ли я свободной? Ведь есть еще Ригель. И в этой зависимости я как раз не одинока. Караколь тоже… Принц? Ах, это как раз не важно. Тем более что он – «один из». Может, в этом «низу» – я помнила, что наш принц «нижний», – наследников продают дюжинами или вообще на вес.
– Начнем с самого начала, – решил Болтун.
«Начинай!» – милостиво разрешила я.
– Во-первых, выясним, где именно мы находимся…
Он замолчал, видимо, размышляя. Я подумала, что находимся мы с ним в постели, в замке Блюр в комнате Караколя.
– Любопытно, оказывается, здесь играет роли не только «где», но и «когда»!
Мне тоже было любопытно, у меня от этого любопытства даже кончик носа задрожал. А что, если я чихну? Как выглядит немой чих?
– Значит, так, малышка, – быстро зашептал артефакт. – Прекращай притворство и засыпай по-настоящему. Мне придется оставить тебя на некоторое время. Может, на продолжительное.
Я обрадовалась. Я сделаю вид, что меня сморил сон, Болтун уползет на свою разведку, а я смогу поговорить с Караколем. Меня нисколько не смущало, что полчаса назад разговаривать с фаханом я не хотела вовсе, а, напротив, желала внимать Болтуну. Если бы я дала себе труд поразмышлять о смене моих настроений, решила бы, что темное полнолуние не за горами.
– Ты спишь? – спросил Болтун через некоторое время.
Я равномерно дышала и, разумеется, не ответила.
Он хмыкнул недоверчиво, пощекотал меня за ухом и, убедившись, что на щекотку я среагировала, негромко проговорил:
– Эта история произошла много сотен лет назад, по вашему человеческому времяисчислению…
Удивлялась я недолго. Зловредный артефакт не испытывает ко мне доверия и решил меня усыпить. И способ для этого выбрал идеальный – он начал рассказывать сказку:
– Ты, наверное, знаешь, что, кроме вашего мира и Авалона, где обитают феи, существует бесконечное количество миров, многие из них нанизаны на священную гору, как бусины на шелковую нить, иногда эти бусины соприкасаются своими краями, и там, в местах соприкосновения, обитатели разных миров могут слышать чудное и видеть дивное. Наша история произошла в трех мирах, один из них для удобства мы назовем Нижним, другой – Небесами, а третий оставим неназванным…
Ах каким замечательным рассказчиком оказался Болтун! Великолепным, непревзойденным. Он изящно вплетал в полотно сюжета все новые и новые подробности, и я, понимая, что обилие их призвано как можно быстрее и надежнее усыпить меня, противостоять не могла. В какой-то момент я погрузилась в историю полностью, я видела, как наяву, лиловые облака Небес, ониксовый океан, омывающий берега Нижнего мира, семерых принцев, похожих друг на друга и на Караколя, небесных дев, великих волшебников и отважных генералов чародейских армий.
Наверное, именно тогда я и заснула. Но сказка все равно не кончилась.
Моя маменька, достойнейшая графиня Шерези, храни ее Спящий, говаривала, что творения гения, в отличие от деяний просто таланта, живут собственной жизнью. Видимо, Болтун оказался гением. Его история продолжила свой ход.
Дождь, с вечера накрапывающий, усилился, превратился в ливень. Потоки воды, устремившись вниз, размывали тропу. Виклунд шел первым. Свой мешок он отдал Станисласу, чтоб освободить руки, и обнажил клинок. Тропа густо поросла кустарником, и Разящий, меч с именем, который Оливер получил в награду от ее величества за победу при Шарлемаре, сейчас служил великану обычным тесаком, прорубая путь.
– И как тут, по-вашему, должны будут пройти лошади? – вопрошал лорд Доре, согбенный под тяжестью поклажи.
Мандолина, запеленатая, как младенец, висела у него на шее и, против обыкновения, звуков не издавала.
– Те, которые должны будут пройти, пройдут, – отвечал замыкающий отряд Патрик. – Если придется, леди Дидиан выжжет здесь на корню весь лес, лишь бы не пострадали ноги драгоценных скакунов рыцарей долины. Я ведь прав, Гэб?
Ван Харт запрокинул голову, стер с лица воду и громко сообщил:
– Нужно забирать левее, мы отклонились с тропы.
– Неужели? – Виклунд рубанул мечом. – Где-то здесь была тропа?
– Прекрати калечить деревья! – Гэбриел придержал друга за плечо и, опершись на него, запрыгнул на кочку. – Мы почти пришли. Милорды, это Блюр, любуйтесь.
Он повел рукой налево, и когда друзья, следуя за его жестом, повернули головы, их взорам открылись зубчатые башенки на фоне ночного неба и узорчатая балюстрада, нависшая над пропастью.
– Господа, прошу не забывать, что как законный владелец я должен первым ступить на порог своего дома! – прокричал Патрик лорд Уолес.