– Послушай! – Боль была такой резкой, что в глазах потемнело. – Это важно!
Все! Надоел! Я размозжу его о стену, и плевать, если в результате отойду в чертоги Спящего! Я хотя бы отправлюсь туда с высоко поднятой…
– Басти! У нас мало времени!
Какого, к фаханам, времени?
Фигурки на картине замедлили свои дерганья. Однако!
– Слушай, слушай меня, девочка! Твое отсутствие на кухне уже заметили, сюда идут!
Я быстро поднялась из кресла.
– Ты уже поняла, как я предлагаю отсюда выбраться? Ткань миров сминается и истончается. Если ты выбьешь один фрагмент, тебя затянет туда…
Я кивнула. Звучало не то чтоб совсем понятно, но я просила его продолжать.
– Если нам повезет, ткань опять схлопнется, разница во времени минимальна, ты должна успеть!
Я подбежала к картине и засунула руки в переплетение линий, они поддались раскаленным металлом, звякнули рвущимися струнами.
Поздно. Дверь за моей спиной слетела с петель, в покои ворвалась ее сумасшедшее величество королева Ригель со своим дрессированным Караколем и парочкой человекоподобных крыс.
Я развернулась, пряча за спиной обожженные руки.
– Все пропало! – прошептал Болтун.
Выглядела величество неважнецки. Ее великолепное платье украшало несколько пятен, в которых опознавались следы неаппетитных крысиных варев, подол вытерся до бахромы, волосы топорщились, а когда Ригель замахнулась на меня, я увидела, что под ногтями у нее грязь.
– Уродина! – Королева, потрясая кулаками, плюхнулась в кресло. Мой пояс на ее запястье жалобно звенел.
Караколь смотрел на меня с удивлением, затем опустился на колени:
– Я не знал, что Бастиана находится здесь.
– Конечно, не знал! – Ригель хихикнула, щелкнула пальцами и отпила из появившегося в руке бокала.
Уж не знаю, что она пила с таким удовольствием, но сдается мне, что не вино.
– Наша Уродина еще в обличье графа Шерези умела оказываться в самый неподходящий момент в самом неподходящем месте. Подтверди мои слова, Уродина. Ах, ты же не можешь говорить! Какая потеря!
Хихикала она препротивно, и препротивно чавкала, отпивая из бокала, и изо рта ее препротивно брызгала слюна.
– О чем она думает, милый?
– Кажется… – Фахан поднял голову и посмотрел мне в глаза.
– Кажется, он догадался, – прошептал Болтун. – Ой что будет!..
– Ее мысли скрыты от меня, госпожа, – Караколь не отводил от меня взгляда, – и мне непонятна причина…
– Ты уже отдал мне эту способность?
– Нет. – Бедняжка не мог ей врать. – Я знаю. О чем думает госпожа, также мысли придворных фрейлин открыты мне…
Ригель запустила руку в рыжие волосы Караколя. Я уже предполагала, что за этим последует, поэтому наблюдала не экзекуцию, а то, как одна из фрейлин, подергивая кончиком носа и как бы принюхиваясь, юркнула за ширму.
– Так в чем же дело? – Ригель потянула фахана за волосы.
– Думаю, это артефакт, – выдавил тот, поморщившись.
– Это фиаско, – решил Болтун.
Крыса-фрейлина бочком бесшумно приближалась ко мне.
– Артефакт, который создали не феи, – продолжал Караколь.
– Я могу исторгнуть ярчайшую вспышку света, – скучно сказал Болтун. – Она, конечно, никого не убьет, но ослепит всех на некоторое время. Если тебя это интересует…
Я мелко закивала.
– На счет «три»?
Я качнула головой.
– А, я понял. Тебе нужно больше времени? Если для того, чтоб посмотреть на портал, то я уже это сделал за тебя. Достаточно одного тычка, например, кулаком. Так что на «три-четыре»…
Я хлопнула себя по виску.
– Хорошо-хорошо! Буду ждать сигнала. Давай, когда будет пора, ты, например… подпрыгнешь.
Опустив руку, я наблюдала маневры крысы-фрейлины. Та как раз неловко споткнулась, выронив на пол прямоугольную коробочку. Итак, стрела Этельбора.
– Что это? – спросила Ригель и дернула Караколя за волосы, поворачивая его голову.
– Артефакт, – честно ответил фахан, – который создали не феи…
Вот ведь пройдоха, против воли восхитилась я, он же буквально отвечает на вопрос. Буквально. А уж то, что артефакт тот самый, что мешает ему прочитать мои мысли, Ригель-Моник решит уже самостоятельно. А ведь она решит, ее же к этой мысли с такой тщательностью подвели. Что будет дальше? Это как раз просто. Моник раскроет футляр, стрела устремится в полет. Потому что ей нужно завершить начатое, убить того человека, кто хотел убить меня, владелицу артефакта. То, что Ригель – золотая кость, вряд ли помешает артефакту самого Этельбора.
Футляр лежал у моих ног, безумная королева вскочила с кресла, пнула фахана в грудь. Караколь неловко упал, подминая крыло, и застонал. Обе крысы-фрейлины вытянули шеи, повернувшись к нему.
Итак, наш крысиный принц ими управляет, и если бы ему действительно грозила опасность, отважные твари бросились бы ему на помощь. Он притворяется, ведет свою игру. Если предположить, что тогда во дворе замка меня пытался убить не де Краон, а сама Моник… «Предположить»? Сейчас не время предполагать! Басти, ты должна решить, жить или умереть безумной королеве.
Пусть сдохнет!
Я наклонилась, левой рукой подхватила с пола футляр, а правой сдернула с запястья Моник свой пояс.
Подпрыгнуть в наклоне было трудно, но я с этим справилась – и зажмурилась, как только почувствовала в ладони серебряные звенья.
– Браво, Бастинда! – орал Болтун восторженно, когда нас с ним стало затягивать в воронку. – Ах, прости, Бастиана! Можешь открыть глаза! Какая же ты умница, девочка! Я ничего не понял, могу только догадываться…
– Артефакт Этельбора может убить Моник, только пока я жива, – сказала я, застегивая фейский пояс на талии. – Поэтому я пока жива.
С этой стороны картина выглядела как обычная картина. На ней были изображены коленопреклоненный фахан с черными крыльями, красавица в алом платье, угрожающе над ним нависшая, и две девицы, жмущиеся к спинке кресла.
– Понимаешь, я могла бы решить, что забота обо мне Караколя – следствие нежной привязанности или, избави Спящий, страсти…
– Но?
Я неторопливо осматривала залу, пока в ней никого, кроме меня, не было, но я явственно слышала шаги приближающихся людей.
– Но меня уже столько раз использовали, Болтун, что я попросту перестала кому-либо доверять.
– Бедняжка.
– Пожалей лучше Караколя. Ему пришлось оберегать меня все время, пока его крысы разыскивали стрелу Этельбора. Думаю, что поэтому и времени в нашем мире прошло не так много, он боялся, что за десяток или более лет артефакт попросту затеряется.
Шаги приближались.
– Один вопрос, Болтун, – быстро спросила я, – тебя ведь слышу только я?
– Да, других можешь не опасаться, но только если среди этих других нет цвергов.
Я улыбнулась. Среди моих друзей цвергов не было.
– Тогда и я спрошу. Болтун?
– Я дала тебе это имя. Смирись.
– Да чего там… Мне даже приятно. Артефакт, который получил имя… Это же переход на новый уровень… А к чему твои ужимки? Ты знаешь, кого именно сейчас увидишь, и это тебя радует?
– Точно! – сказала я и проорала с шутовским поклоном: – Чем обязан приятностью нашей встречи, любезные лорды?
А потом с разбега бросилась на шею Оливеру лорду Виклунду, Патрику лорду Уолесу и Станисласу Шарлю лорду Доре именно в такой последовательности.
Как же я скучала! Спящий, храни моих друзей!
– Цветочек!
– Шерези!
– Басти, болван ты эдакий! Где ты пропадал? Мы отчаялись тебя разыскать!
И мандолина вторила этим воплям бравурными аккордами.
Я расчувствовалась не на шутку, даже всхлипнула разочек на груди Патрика. За то время, что мы не виделись, мои любезные лорды слегка изменились. Виклунд стал, кажется, еще огромнее, Уолес – еще красивее, и только Станислас все так же витал в своих музыкальных облаках, общаясь с внешним миром посредством мелодий.
– Ты сам на себя не похож! – Оливер покрутил меня из стороны в сторону, придерживая за плечи.
– Кто бы говорил!
– Ты не прав, дружище! – Патрик потрогал мою щеку, ту, где бугрился шрам. – Кроме этой раны и странной прически…
– И грязных лохмотьев, – напел менестрель, – в которые укутано его тощее тельце…
– Цветочек все тот же, – закончил Уолес.
Я лихорадочно соображала, что именно из своих приключений должна поведать друзьям, и, видимо, вследствие умственных усилий, почувствовала слабость.
– Рассказывай! Почему ты здесь? Как тебе удалось бежать?
Виклунд повел меня к столу. Я обернулась, чтоб посмотреть на картину. Алой королевы на ней теперь не было, а было кресло с высокой спинкой, похожее на трон, и крылатый фахан на этом троне. Нарисованные глаза поймали мой взгляд, и я грохнулась в позорный обморок.
Пришла в себя в абсолютной темноте.
– Две новости, – монотонно сообщил Болтун. – Плохая и хорошая.
– Начинай с плохой.
– Я не могу от тебя отделиться!
– То есть ты ко мне прирос?
– То есть я не могу тебя покинуть, чтоб разведать окружающую обстановку.
– Это навсегда?
– Думаю, это как-то связано с тем миром, где мы с тобой находимся. Когда вернемся в Авалон…
– Если! Не «когда», а «если». И, без обид, возвращаться туда я не собираюсь. Лучше буду терпеть твое присутствие до конца своих дней.
– Постараюсь разнообразить тебе оставшиеся дни, – мстительно пообещал артефакт.
– Утоплю.
– В этом мире точно не сможешь.
– Не верю.
– Попробуй. Тебе тут один нежный тип водички у ложа оставил…
– Какой еще тип?
Абсолютная темнота перестала быть абсолютной, когда я к ней немного привыкла. Я лежала на широкой кровати, у изголовья обнаружился комод, на котором стоял полный воды кувшин.
Схватив сосуд, я сразу забыла свои угрозы, а принялась пить. Несостоявшийся утопленник присоединился, опустив в кувшин стебельки.
– А хорошая новость?
– Что? – Он фыркнул, как лошадь на водопое. – А хорошая новость в том, что ткань пространства-времени схлопнулась, и мы можем не опасаться преследования… Можешь объявить об этом своим болванам, которые опасаются нападения…