А вечером канцлера ван Харта пригласили на ужин «в узком кругу». И теперь ван Дирмиод наблюдал, не забывая подавать своему лорду салфетки. К слову, наблюдения эти доставляли ему некое извращенное удовольствие. Очень забавно было хотя бы то, что оба канцлера делали вид, что едва друг с другом знакомы: они не то что не беседовали, они даже не обменивались взглядами, зато то один, то другой с регулярностью поглядывали на неожиданную звезду вечера – графа Шерези.
С этим миньоном Диормод ранее не был знаком. По слухам, юный повеса несколько лет назад покинул двор в поисках приключений, и, видимо, порядком поистрепавшись, решил вернуться под крылышко своей королевы. Граф Цветочек Шерези явно пользовался благоволением монаршьей особы и принимал его с тем ребяческим удовольствием, что так приятно дарителю. В отличие от большинства присутствующих, никакой неловкости Шерези не испытывал. Он со вкусом пил вино, подшучивая над молодым ван Хартом по поводу воды в его бокале, осыпал витиеватыми комплиментами леди ван Сол, которая на них абсолютно не по-дамски фыркала, требовал от лорда Доре исполнения каких-то подходящих, по его мнению, мелодий, в голос подпевал и даже станцевал для ее величества некую миниатюрку, сорвав королевские аплодисменты.
Ван Диормод завидовал миньону. Никого, проходимец, не боится! Никого и ничего. Секретарь был уверен, что вздумай кто-нибудь другой вести себя подобным образом, его бы попросту изгнали из общества. Шерези же дурачился, купаясь во всеобщем внимании. Хотя, говоря по чести, не все внимание было доброжелательным. Оба канцлера молодого человека явно на дух не переносили, а леди ван Сол будто бы дулась на бойкого дворянина. Будь ван Дирмиод прожженным интриганом, он обязательно попытался бы узнать, что именно произошло в прошлом, что вызвало такое отношение. Но, тут Гэбриел лорд ван Харт был абсолютно прав, интриги не являлись призванием секретаря.
Успокоившись этой мыслью, он перевел взгляд на Гэбриела и заметил то, что, видимо, ускользнуло от других. Ван Харт держался из последних сил, едва справляясь с болью.
Я была со своей королевой и я была счастлива.
– Рассказывай! – велела Аврора. – Не обращай внимания, что я иногда прикрываю глаза, мне нужно знать абсолютно все.
И я, вздохнув, присела на краешек постели и начала рассказ.
– Но-но, полегче! – вскричал Болтун, когда я через вполне длительное время перешла к описанию новых бубенчиков. – Никто не должен…
Но кто слушает Болтуна, когда рядом она, моя Аврора?
– Артефакт цвергов? – переспросила она удивленно. – И его не может увидеть даже «золотая кость»?
– Ну вы же его не видите? – Я покрутила головой.
– Уважаемый артефакт, – вежливо попросила ее величество мою макушку, – не будете ли вы столь любезны показаться мне на минутку?
– А что мне терять, тем более когда голос вопрошающего столь нежен, а лик столь прекрасен? – галантно ответил артефакт, и судя по тому, что королева радостно вскрикнула, явился пред ее очами.
– Вы – великое создание искусных мастеров, – сказала Аврора. – Уверена, что ваше будущее возвышение над собратьями не заставит себя ждать.
Про честолюбивые планы Болтуна я ей сообщить еще не успела, поэтому подивилась тому, как точно Аврора угадала слабость собеседника.
– До меня доходили слухи, о лучезарная, не только о вашей красоте, но и о прочих талантах.
– Вы могли бы поведать, о величайший, кто именно в Авалоне помнит о скромной ардерской правительнице?
– Вы знаете об этом лучше меня, чаровница! – Болтун продолжил уже другим, привычным мне тоном. – Какая она шустрая, твоя леди, Басти! Я скрылся от нее как видом, так и звуком. Говори ты. Знаешь, ведь я про нее действительно слышал, еще в прежней свой ипостаси…
– Милая, – жалобно сказала королева, – можешь оставить меня на несколько минут?
Я молча удалилась в смежную комнату и прикрыла дверь.
– Что мы делаем в гардеробной?
– Ждем, пока Аврора поплачет.
Я рассеянно провела ладонью по ткани платья, которое висело на плечиках манекена.
– А кем ты был в прошлой ипостаси?
– Да кем я только не был! – Болтун как будто принялся загибать пальцы. – Кольцом, извергающим молнии, – раз, волшебной пряжкой для пояса – два… поясом, стилом, окантовкой бокала, бокалом… В следующий раз попрошусь быть венцом, мне понравилось находиться на голове, надеюсь, следующая голова будет менее буйной, чем твоя.
– Удачи!
Я потрогала стопку одежды, там лежал даже карнавальный костюм пажа, в котором я когда-то ревновала ее величество к ван Харту.
– Скорее ты ревновала ван Харта, – хихикнул Болтун.
– Ты читаешь мои мысли? – ахнула я возмущенно.
– Нет, ты болтаешь вслух все, что тебе взбредает на ум. Она долго собирается рыдать над этой тряпкой?
– Почему над «тряпкой»?
– Это такая твердая от краски тряпка.
– Холст?
Я подумала, что Аврора, кроме костюма пажа, захватила с собой в путешествие также и портрет Этельбора из покоев лорда Мармадюка.
– Я же поняла, о ком ты рассказал мне сказку.
– Давно поняла?
– Почти сразу, просто у меня не было времени эту мысль развить. У нас же то драка, то колдовство.
– Весело живем.
– Что такое искра, Болтун? Что именно забрал Этельбор у Мармадюка, когда тот давал клятву?
– Вы, люди, назвали бы это, например, душой, или частью души, или сущностью.
– Это звучит страшно. Страшно и противоестественно.
– Тебе не кажется, что пахнет гарью?
– Не переводи разговор.
– Не пожаром, а скорее пожарищем… Как будто несколько часов назад или даже утром…
Болтун издал громкое сопение. Притворщик! У него даже носа нет!
– Пойду в кузню, – пригрозила я, – и нырну головой в чан с расплавленным оловом.
– С тебя станется! Дурочка! Тебе своих любовных терзаний мало, нужно в чужих поучаствовать?
– Искра, Болтун!
– Я не знаю, – раздраженно бросил он. – Ходят слухи… Что есть сущность? Это память, это магия, это свобода воли.
– У пажа забрали волю?
– Ну, положим, про пажа я присочинил, не был этот парень пажом…
Я кивнула: это-то я помнила прекрасно, звание Мармадюка тогда было иным.
– Ученик, юный чародей, жадный до знаний и до магии.
– Куда Этельбор помести эту искру?
– В меня! – Аврора стояла на пороге гардеробной, в ее опущенной руке было развернутое полотно картины.
Свободной ладонью ее величество отодвинула кружево пеньюара.
– Видишь?
Под левой грудью ее белоснежная кожа…
– Это, – я сглотнула, – желает выбраться наружу?
– Да, – просто ответила королева и, отвернувшись, побрела обратно к постели. – Искра хочет вернуться к владельцу, поэтому Мармадюк… удалился.
– Чтоб не убить вас?
– Не убить раньше времени. – Аврора опустилась на подушки, положив портрет Этельбора на грудь. – Мы с ним знали, что рано или поздно этот день настанет. Наш лорд… Впрочем, Басти, ты имеешь право на осуждение…
– Святые бубенчики! – Я подбежала, рухнула на колени и схватила ее холодную руку. – Я же клялась вам в верности!
– Лорд Этельбор был таким идеалистом, – она улыбнулась. – «Я служу не правителю, но государству», – говорил он. Последний колдун Ардеры! А последний король Ардеры желал, чтоб служили ему. А еще он хотел владеть чем-то большим, чем наше королевство. «Власть – это прежде всего ответственность», – говорил Этельбор. А его лорд отдавал жизни и души подданных за сиюминутное фейское колдовство.
– Феи берут в уплату волосы. Разве нет?
– Конечно, раз какое-нибудь другое овеществление им брать запрещено! Поверь, милая…
– Только абсолютно опустившиеся существа промышляют этим. – Оправданий Болтуна королева или не слышала, или не желала услышать.
– И тогда наше проклятое величество… надеюсь, фаханы поджаривают его пятки в бездне… призвал большую игру, поставив на кон Ардеру.
Игра? Караколь ведь тоже что-то говорил об игре? Я погладила Аврору по руке.
– Он проиграл, Басти… Этот коронованный идиот проиграл феям… «Золотая кость», тысячелетняя история, заветы Спящего – все катилось к фаханам.
– И что с ним сталось, с королем?
– Он, представь себе, не смог пережить поражения.
– Умер?
– Самым нелепым образом – откусив себе язык.
Я потрогала кончиком языка свои зубы – действительно, нелепая смерть.
– И тогда лорд Этельбор предложил феям сделку: все ардерское волшебство в обмен на двадцать лет передышки. Ты интересовалась у своего Болтуна, лишил ли он воли Мармадюка? Надеюсь, что нет. Потому что мы с моим верным шутом прожили целую жизнь, опираясь друг на друга. Этельбор взял его волшебство – все, которое тот смог накопить за время ученичества, и все, подаренное ему Спящим при рождении, а также память об этом волшебстве. Бедняжка Мармадюк все эти годы чувствовал опустошение, но не мог осознать его причину.
Я всхлипнула, Аврора тоже вытерла слезы.
– Несколько месяцев назад я поняла, что искра оживает, а к Мармадюку стала возвращаться память.
– И вы приехали в Блюр…
– Меня сюда притащили эти противные стариканы, чтоб выдать замуж за Гэбриела ван Харта, пока я не умерла. Корона – лакомое наследство.
В дверь постучали:
– Ваше величество!
– Это Сорента, отопри, – велела Аврора.
Фрейлина запыхалась от бега:
– Королевские миньоны сейчас явятся к вам с официальным визитом!
– Вот ведь надоеды, – протянула королева. – Басти, твой пояс все еще при тебе?
В голосе ее величества прорезались так любимые мною шаловливые интонации, поэтому я с готовностью запустила руку в свое декольте.
– Давай их разыграем! Снимай платье. Сорента, помоги! Надевай пояс, иди сюда.
Ловкие руки главной фрейлины разоблачили меня в полминуты, я, оставшись в одной сорочке, застегнула под ней пояс и юркнула на ложе.
Болтун хихикал у меня над ухом:
– Там еще и оба канцлера идут, то есть один катится…
– Ты не носишь мою звезду, милый? – Аврора шаловливо дернула меня за ухо, когда в дверях появился торжественный лорд Виклунд.