– Ты шутишь, Цветочек? Я тогда был более слеп, чем крот, – Станислас поправил на переносице дужку окуляров, – но силуэт был прекрасен. И голос…
– Кстати, о голосах, – быстро перевела я разговор со своих недорассмотренных прелестей, – как тебе обертоны нашей леди Дидиан?
– Божественно.
– Бедняжка всю жизнь занималась только делами ратными. Может, ты будешь столь любезен, что дашь ей несколько уроков?
– С удовольствием. У меня как раз появилась премилая баллада. Леди ван Сол!
Он спрыгнул с подоконника и ринулся к Дидиан. Леди ван Сол слушала менестреля с улыбкой, благосклонно кивала, но поверх его макушки награждала меня недовольными гримасами. Точно! Дальнозоркая трубка!
– Патрик! – Я дернула Уолеса за рукав. – Позволь отвлечь тебя от доблестного ван Харта. Леди Дидиан интересует оптика.
Я оттеснила ленстерца к подоконнику и быстро зашептала, не забывая широко улыбаться:
– Если ты, болван бесчувственный, посмеешь обидеть мою подругу…
– Басти!
– Жалость? Более ничего? Твои монахини не научили тебя галантности? Или ты мил только с мужчинами?
– Так это были вы с Дидиан? – Он быстро обнял меня за плечи и зашептал над ухом: – А что я, по-твоему, должен был говорить Гэбриелу? Он в любом случае решил бы, что меня манит герцогство, а не дева. Он сегодня уже успел разругаться с Оливером из-за своей кузины.
Я посмотрела в сторону ван Харта. Последний в этот момент своим взглядом свежевал и зажаривал лорда Доре. Фаханов ревнивец!
– Дидиан хочет трубу, в которую можно видеть на большие расстояния, – сказала я Патрику. – Ты сможешь сделать такую диковинку?
– Телескоп?
– Ей не нужны звезды. Ей нужен вражеский лазутчик или вражеский генерал.
Лорд Уолес моментально воспламенился:
– Драгоценнейшая леди ван Сол, наш друг Шерези поведал мне, что вы интересуетесь оптикой!
Теперь около Дидиан было двое кавалеров, и еще один страдал, подпирая стену, причем стена грозила рухнуть от этих подпираний.
Я подошла к ван Харту:
– Правду ли говорят, драгоценный лорд, что ревность причиняет страдания?
– Воистину, драгоценный лорд. – Лорд ван Харт обнял меня за плечи точно так же, как Патрик чуть ранее. – А если некая дева не прекратит флиртовать, ревность причинит страдания окружающим.
Его ладонь скользнула по моему плечу вверх, пальцы легли на затылок у линии волос. Моя кровь будто заискрилась от этого прикосновения.
– Надеюсь, она не отравит твое сердце.
– Мое сердце давно мне не принадлежит…
Пальцы ван Харта пришли в движение, поглаживая кожу. Мне захотелось прижаться к нему всем телом.
– Ты дрался с Караколем? – спросила я, чтоб отвлечься.
– Караколь на одном из диалектов значит «улитка»…
– Это фахан тебе сказал?
Ван Харт не отвечал. И когда я подняла на него взгляд, увидела, что глаза его прикрыты, он как будто впитывал ощущения, которые передавались от моей шеи его руке.
– Гэб?
– Тсс… Помолчи, просто стой со мной рядом и молчи. Скоро все закончится, и если оно закончится плачевно для нас, я хочу запомнить…
Замерев, я чувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
– Не подходи ко мне больше, – он все шептал, и от этого шепота у меня по коже бежали мурашки, – я теряю контроль, когда ты рядом. Я не должен его терять…
– Вам придется отпустить моего любимого миньона, ван Харт! – Звонкая фраза ее величества послужила общим приветствием. – Бастиан, милый, сядь рядом со мной! Леди ван Сол, вы – по правую руку. Прочие пусть рассаживаются как им угодно, не чинясь. Все же это не протокольное празднество, а скромная дружеская трапеза.
Несмотря на заявленную «непротокольность», слова ее были встречены глубочайшими поклонами. Даже сидящий в кресле с колесами лорд Адэр скрючился до положенной глубины.
«А я и не заметила, когда в зале появились оба канцлера», – думала я, пробираясь к ее величеству. А еще полюбовалась небольшой молчаливой битвой за место по правую руку леди ван Сол – победил, разумеется, Виклунд. Но весь его вид выражал при этом такое страдание, что мне стало его немного жаль.
А потом мне ни до чего не стало дела. Потому что моя Аврора ждала от балагура Шерези определенных действий, и я не могла ее подвести. Тем более что без моих усилий ужин грозил превратиться в пренеприятнейшее времяпровождение. Три достойных лорда сражались за внимание леди Дидиан, а она, кажется, винила в этом исключительно мою скромную особу. Между прочим, это она сама выбрала мятно-зеленое с серебряной канителью платье, с таким глубоким вырезом, что пришлось драпировать его подходящего вида вуалью. Если не желаешь привлекать внимание, то толку в этом наряде я не видела никакого. Ее величество тоже была в зеленом, но более глубокого изумрудного оттенка, она сидела во главе, держа спину прямо, с присущим только Авроре горделивым изяществом. Противоположный торец стола был никем не занят, из-за небольших размеров залы его пришлось придвинуть почти вплотную к стене, поэтому, пофантазировав, можно было себе представить, что столешница – это некая дорожка, уходящая в украшающий стену пейзажный гобелен.
– Что-то надвигается, – шепнул Станислас, который сидел слева от меня. – Даже моя музыка стала тревожной.
– Мы справимся. – Я как раз салютовала бокалом канцлеру ван Хорну, просто чтоб позлить последнего, и говорила с широчайшей улыбкой.
– В этом уже никто не уверен.
Пламя свечей колыхнулось от резкого порыва ветра. В залу влетела птица, по виду чайка, но то, с какой быстротой она металась над нашими головами, не позволяло ее рассмотреть. Да и полноте – какие чайки в горах?
Секретарь канцлера по-девичьи ахнул, леди Сорента подхватила свои юбки, появилась еще одна птица, и еще одна. Я выхватила взглядом ван Харта, он даже не пошевелился, смотря прямо на менестреля. Лорд Доре кивнул Гэбриелу, откинулся, придерживая все это время лежавшую у него на коленях мандолину. Резкий аккорд, мельтешение огней, птичий клекот, еще один аккорд, птицы как по команде юркнули в раскрытое окно.
– Какая чудесная старинная магия, – умилился Болтун над ухом. – Ее даже в Авалоне используют крайне редко.
– Колдунов в наших рядах прибыло, – прошептала я, а потом радостно и громко сказала: – Давайте танцевать, любезные лорды! Наши дамы заслуживают великолепных зрелищ.
Происшествие с птицами никого не удивило и не шокировало. То ли присутствующих отвлек мой безумный танец, то ли мало кто из них заметил колдовство Станисласа. В любом случае ее величество не остановила меня, следовательно, я продолжила делать то, что сочла нужным.
– Слуги покидают замок, – сообщал Болтун, пока я в произвольном порядке исполняла батманы и плие, а лорд Доре аккомпанировал. – Закончился вывод последних лошадей, войска заняли позиции ниже по склону.
– От кого исходили приказы? – пробормотала я.
– Молчи. Береги дыхание. Все организовали Уолес с ван Хартом, у последнего оказалось письменное распоряжение леди ван Сол, которому подчинились ее командиры. Дидиан в курсе, и именно она попросила у королевы дозволения остаться в замке. Молчи! Королева тоже в курсе. Итак, что мы имеем? Двух колдунов, двух калек – под ними я подразумеваю канцлера и королеву, двух леди-воинов, берсерка и четверку бесполезных как в драке, так и волшебстве, персонажей. Почему королева оставила канцлеров, понятно, она придержала их, чтоб на воле они не принялись плести интриги. Ты здесь просто для придания полномасштабного хаоса происходящему. А вот зачем ей лорд Уолес? Ах и это я тоже понял! Красавчик Патрик – владелец замка, связан с ним силою своего фамильного кристалла.
В танце я приблизилась к ван Диормоду и отвесила поклон.
– Бедный юноша, – жалостливо сказал Болтун. – Вот уж кто оказался здесь абсолютно случайно.
– Хаос? – Мелодия закончилась, я раскланивалась перед зрителями и смогла себе позволить тихий вопрос.
– Джокер – карта, которая переворачивает игру. Если Гэбриел пользуется магией жеста, Станислас призывает силу мелодий, то ты всегда являешься средоточием хаоса, который, как известно, противоположен порядку.
Я вернулась к столу. Что ж, я о чем-то таком подозревала и раньше, просто не давала себе возможности поразмыслить. Но в том-то и состоит преимущество служения: ты можешь ничего не решать, доверившись воле сюзерена. Вот только обилие колдовства, пролившееся на мою бедовую голову, несколько раздражало. Наша жизнь и без того сложна и полна разного рода игр, добавлять в нее еще и чародейство казалось мне несколько избыточным.
Замковые служанки сменили сервировку, подав десерт, и удалились.
– Они последние, – сообщил Болтун, отвлекая меня от беседы через стол с лордом Виклундом. – Как только эти девушки выйдут за ворота, их закроют снаружи.
Мандолина Станисласа умолкла на полузвуке, сам звук тоже умолк – не оборвался, а как будто продолжился дымом, огоньки свечей сначала вспыхнули, затем изогнулись, стелясь на ветру.
Ее величество подняла голову, глядя прямо перед собой, я проследила за ее взглядом. Гобелена на стене не было, впрочем, как и самой стены. Сначала мне показалось, что там появилось зеркало. И в зеркале отразился наш стол с прекрасной рыжеволосой леди во главе. Потом я заметила, что волосы леди слишком коротки, а корона, напротив, гораздо больше и богаче скромного венца Авроры. За плечами этой другой леди просматривались стены залы, так похожей на нашу, только тамошние гости не сидели на своих местах, а серой массой толпились у стен.
Безумная Ригель, красная королева, хотя сейчас она была в зеленом, как и Аврора.
– Ты меня ждала, – протянула Ригель и дребезжаще захихикала.
Я с ужасом оглядела своих друзей, они были неподвижны. Все присутствующие замерли, застыли в том положении, в котором их застало явление Ригель. Виклунд опустил подбородок в раскрытую ладонь, Патрик не донес до рта бокала с вином, Дидиан держала пальцы на столовом ноже. Гэбриел? Он тоже замер над своим прибором. Какой толк отказываться от вина и женщин, если ты не можешь противостоять сумасшедшей бабе?