– Не больше двух часов, дщерь, – сообщила Илоретта, втирая эту гадость в мои волосы.
– Тогда я поспешу?
Я низко поклонилась своей фее, поблагодарила и выбежала из домика.
Помня предостережения феи, я шла тропинками через лес, затем – через колосящееся поле; две островерхие шерезские башенки, вскоре показавшиеся на горизонте, не дали бы мне заблудиться. И, к слову, если бы не эти башенки, я решила бы, что замок этот вижу впервые. Святые бубенчики! Стены! У этого нового Шерези были высокие зубчатые стены, с бойницами и выпуклыми карманами для лучников. Над северной башней развевался рубиновый стяг Шерези. Ров! Подъемный мост, сейчас закрывающий своим полотном главные ворота.
Может, за эти два года мне подменили родную мать? Леди Шерези не могла все это устроить! Не могла, и все тут! Или ее безумие, о котором столь цветисто и малопонятно поведала фата Илоретта, носило какой-то исключительно хозяйственный характер?
Встреченный патруль не обратил на меня никакого внимания. Я с любопытством рассмотрела оружие наемников, их добротную одежду и ухоженные, но явно побывавшие в сражениях доспехи. Дядюшке Фроше эти рубаки стоили, наверное, целого состояния. Лодочка нашлась в камышовых зарослях с северной стороны рва. Если судить по запаху, неподалеку регулярно производился слив нечистот, и, видимо, по этой же причине тайный ход в замок оборудовали именно в этом неаппетитном месте.
Я оттолкнулась от берега шестом, обнаруженным на дне лодки, а на другой стороне быстро отыскала скрытую в стене калитку, в которую протиснулась с большим трудом, ибо рассчитана она была скорее на упитанного кота.
К огромной удаче, когда моя макушка показалась с внутренней стороны замковой стены, на ней еще оставалось чуточку фейского туманного морока. Потому что у калитки дежурило двое солдат. Они среагировали на скрип и движение дверцы, но, не видя того, кто эти звуки вызвал, погодили тыкать в пришельца алебардами. Это позволило мне подняться на ноги и уверенно заявить:
– Срочное донесение для графини Шерези!
Мне вдруг пришло в голову, что я даже не знаю, как мне представляться. Графом я быть перестала, и сейчас мы не будем думать, к добру это или к худу, а также не будем предаваться сладким воспоминаниям о моменте «переставания», а дочери у леди Шерези никогда и не было. Если бы у калитки дежурил кто-нибудь из знакомых мне шерезских парней, я бы вообще ничего не стала объяснять. Но солдаты были мне незнакомы, поэтому объясниться пришлось.
Алебардщики лишних вопросов не задавали. Один остался на страже, другой качнул алебардой, указывая путь. А у них любопытные шевроны на плащах. Мне казалось, что этот символ я где-то уже видела.
Мы поднялись на стену. Сверху мне было видно весь замковый двор, просто кишащий народом. У колодца перекрикивались пейзанки, со всех сторон раздавался стук молотков и скрежет пил, мужчины мастерили лестницы, из открытых дверей кузни валил пар. Потом появился кузнец, в котором я с каким-то даже умилением признала своего бывшего. Пьера? Или, может, Анри? Как же его зовут, фахан его раздери?
К счастью, бывший головы не поднял, поэтому меня не увидел. Со стены мы спустились, когда двор остался позади. Стражник сдал меня своему капитану и вернулся к службе.
– От кого именно вы доставили донесение? – поинтересовался этот новый служака.
– Это я могу сообщить лишь лично графине Шерези, – ответила я непреклонно, понимая, что его-то я точно где-то видела, этого капитана.
Матушка изволила творить. Об этом я догадалась, когда капитан подвел меня к двери солярия и тихонько постучал в створку.
– Кто?! – раздраженный вопль подтвердил мою догадку.
А он отважный парень – оторвать мою родительницу от живописи требует немалого мужества.
– Милорд! – сказал капитан. – Здесь какая-то пейзанка утверждает, что у нее сообщение для графини.
Милорд?
За дверью что-то уронили, судя по звуку, холст с подрамником.
– Это я, Бастиана, миледи! – прокричала я. – Ваша…
Кто именно «ваша», я так и не решила: приживалка, воспитанница, служанка? И выбрать какое-то одно слово из этих трех, мне не дали. Дверь распахнулась, Консуэло леди Шерези повисла у меня на груди, орошая ее слезами:
– Доченька! Ты все-таки жива!
Я всхлипнула и тоже разревелась.
– Так у тебя есть еще и дочь?
Удивленный мужской голос заставил меня поднять голову. В глубине солярия, задрапированный золотым атласом, сидел на троне лорд Биркелан, королевский коннетабль, в позолоченном лавровом венке на лысой макушке. То, что я не грохнулась в обморок в этот светлый миг, можно объяснить лишь чудом.
– Томас! – непререкаемым тоном велела родительница. – Оставь меня с дочерью наедине!
Святые бубенцы! Томас? Они на «ты»? У лорда Биркелана под атласной тогой ничего не надето?
Удостоверившись, что ответ и на последний вопрос – «да», я все-таки собралась лишиться чувств.
Лорд-коннетабль удалился тяжелым строевым шагом. Я проводила его маневр не менее тяжелым взглядом. Что он о себе тут возомнил, хлыщ столичный? Что провинциальная графиня раскроет ему объятия?
Я посмотрела на матушку и поняла одновременно две вещи: первое – я опять думала вслух, второе – крепость уже пала, и под крепостью я подразумеваю не Шерези, а женскую добродетель некоей леди.
– Как вы могли, матушка? – Я обвела широким жестом украшенные полотнами стены, картин было больше двух десятков, и на каждой из них был запечатлен лорд-коннетабль, варьировались лишь варианты его облачения, крайне, я бы даже сказала – скандально, скудного.
– Неплохая мускулатура?
Вопрос леди Шерези прозвучал немного жалко, но я кивнула. Мускулатура там была действительно хорошая. Все прочее тоже впечатляло, все, чем одарил Спящий этого мужчину, лишив взамен волос и, кажется, совести.
– Лорд Биркелан оказался у нас проездом два с половиной года назад. – Более твердым голосом сообщила матушка. – Он привез послание от королевы, в котором сообщалось, что ты не сможешь меня навестить в ближайшее время, а также некую сумму денег в качестве компенсации.
– Вы, наверное, спустили лорда-коннетабля с лестницы? – улыбнулась я.
– Вместе с его фахановыми деньгами, – кивнула леди Консуэло. – И монеты презабавно отскакивали от его глупой лысой головы.
– Что же произошло затем?
– Я отказалась с ним говорить, он отбыл в столицу. Я забыла о существовании тупого вояки, и представь, каково было мое удивление, когда через несколько месяцев он вернулся в Шерези в сопровождении отряда своей личной гвардии. Я не могла закрыть перед ним ворота замка, потому что ворот тогда не было. Все, что я могла, – спрятаться в мастерской и отказывать в аудиенции. Бедняжка Магда передавала ему мое твердое «нет» и приносила обратно все новые и новые просьбы. Мне казалось, что запал лорда Биркелана должен потухнуть очень быстро. Но лорд был на удивление стоек. Пока я отказывалась с ним говорить, он занялся ремонтом, пока я находилась в добровольном заточении, он знакомился с жителями графства.
– А потом господин Фроше напал на вас.
Родительница смешалась, но, справившись с собой, гордо покачала головой:
– Когда твой дядюшка осадил Шерези, мы с лордом Биркеланом уже… нашли общий язык.
Тысяча мокрых фаханов! Я молчала. А что я могла сказать?
– Ты, наверное, голодна? – Матушка решила говорить за двоих. – Пойдем! Магда будет счастлива тебя увидеть. Она все еще командует на кухне, несмотря на лета и подагру…
И леди Шерези, схватив меня за руку, потащила из мастерской.
Я смотрела на матушку и думала, что не имею никакого права ее осуждать. Она ведь еще молода, красавица Консуэло. У нее горячая доманская кровь и огненный темперамент. Неужели я буду столь жадной или настолько ханжой, что даже в мыслях откажу ей в праве на простое женское счастье близости с любимым мужчиной?
В том, что леди Шерези влюблена, у меня сомнений не было. Мне все стало ясно, как только я увидела картины.
Потом меня тискала Магда, рассматривая со всех сторон и приговаривая, что в столице меня морили голодом. И почти совсем слепой от старости Франц отвел меня на конюшню поздороваться со старичком Клишем, которого так нелепо потерял граф Шерези по дороге в столицу. Умное животное вернулось домой самостоятельно, его хозяину на это понадобилось больше двух лет и случайное колдовство феи.
А потом матушка отвела меня в мои покои – большую квадратную спальню, где у задернутой пологом кровати на ростовом манекене все эти годы ждало меня алое платье. Тут мой плач стал походить на вой раненого животного.
– Я подвела вас, матушка! – рыдала я. – Я не смогу больше надеть пояс, у нас нет графа-наследника, господин Фроше отберет наш замок…
– Ну-ну, – леди Шерези гладила меня по лицу, – не плачь, мы что-нибудь придумаем. Твой дядюшка два года не может нас захватить, думаешь, мы сдадимся ему сейчас? Сдадимся и лишим Томаса удовольствия?
– Вы хотите сказать, что эта осада – лишь для развлечения лорда-коннетабля?
– Ну, еще для тебя, – улыбнулась матушка. – Я опасалась, что если отправлюсь куда-нибудь, моя дочь не сможет меня отыскать.
Я всхлипнула и уткнулась лицом ей в колени.
– Бастиана, – после паузы проговорила леди Шерези, – ты откроешь мне имя мужчины, который разбил твой сердце?
– Ах, матушка, нет… – со вздохом ответила я.
Через неделю Томас лорд Биркелан попросил у меня разрешения жениться на матушке.
Через две недели меня стало тошнить по утрам, и я поняла, что беременна. А через месяц догадалась, что счастливого конца у моей истории не будет, потому что мой лорд Гэбриел ван Харт меня забыл.
Осада прекратилась весной. Просто потихоньку сошла на нет. То ли у дядюшки закончились деньги, то ли терпение, то ли и то и другое вместе. Дозорные лорда-коннетабля, бывшего коннетабля, о чем он не уставал повторять нам при каждом удобном случае, сообщали, что количество наемников у стен замка сокращается с каждым днем, пока все они не исчезли, так же как и последний стаявший снег.