Декарта и Юма, и, конечно же, Аквинского с Кьеркегором.
Писатель чуть не упал со стула он сидел ошеломлённый — он был поклонником Кьеркегора.
— Он утверждал, что вся истина субъективна и не похожа на пространство и время, которые являются лишь затенёнными формами интуиции. И всё это объединено теоремой Канта о боге. "Чёрт, мне нравится этот парень," — подумал писатель.
— Кстати, меня зовут Луд, — сказал старик, протягивая руку.
Писатель пожал её, назвав своё загадочное имя, а затем предложил:
— Сэр, я бы хотел угостить вас выпивкой.
— Хорошо, сынок, это очень великодушно с твой стороны, и я удивлён такому щедрому жесту.
— Что будете пить?
— Извини, но я не пью! Моё тело — храм господень!
Писатель засмеялся.
— Вы удивительный человек, Луд.
— Это просто теория восьми шаров. В этом нет никакого смысла, это как, скажем, вы уходите из дома и идёте куда-то, вы хотите позвонить, например, другу и по ошибке случайно набираете свой номер. Кожа писателя покрылась мурашками. — И кто-то отвечает, — продолжал Луд, — и человек, который отвечает...
Писатель продолжил:
— Вы...
— Правильно. Поскольку истина подчиняется, а мораль не постоянна, потому что это не что иное, как абстракция... Кто сказал, что этого не может быть?
Это невозможно, подумал писатель. То, что он только что сказал, было хайку, которую он написал прошлой ночью, когда был пьян. Старик усмехнулся и указал на телевизор, где опять шли новости о серийном убийце.
— Это не что иное, как натуралистическое зло. Это нормально — отвергать социально обоснованную мораль, когда она противоречит законам бога. Но вы должны превратить её во что-то другое, что следует правилу Кьеркегора. То, что делал этот парень в телевизоре... Он не делал этого. Если то, что ты делаешь, противоречит законам божьим, то ты не что иное, как прислужник Дьявола.
"Невероятно, как глубоко может мыслить этот человек," — думал писатель.
— Это чертовски хорошо, что есть такие люди, как мы, которые могут случайно встретиться в таком месте по чистой случайности и поговорить о высшем.
— Да, чертовски верно, сэр.
— Нет ничего важнее в жизни, чем найти свою цель, которая будет определена богом. А посмотрите на весь этот сброд вокруг нас. Их ничего не интересует, кроме рок-звёзд рестлинга и нового фильма Джона Труха-Вольтера.
— Вы абсолютно правы, — согласился писатель.
— Особенно, когда есть доказательства. Истина субъективна, поэтому Бог превосходит истину эмпирически, предлагая спасение через последовательную цель.
— Да, так и есть, сынок, и хочу тебе сказать, что я нашёл свою цель. Моя цель — это помогать грешникам, ставя их на путь господень. — Старик сделал насмешливую улыбку. — А ты случайно не знаешь, сколько по времени они делают гамбургеры? Я вернусь через минутку, сынок, и мы сможем поговорить ещё немного, прежде чем я уйду. Слушай, прости меня, но я не хочу умереть, как Тихо Браге. — Старик улыбнулся через небольшую паузу. — Ты же знаешь, кто такой Тихо Браге?
Писатель улыбнулся.
— Знаменитый датский астроном и философ, который усовершенствовал все открытия Коперника. Браге умер, потому что не мог быстро добраться до туалета, и его мочевой пузырь лопнул.
— Хорошо, а где сральник в этой дыре?
— Вон там, сэр, — указал путь ему писатель.
— Но сначала я расскажу тебе шутку, — сказал Луд, — готов?
— Конечно.
— Как думаешь, что сказал Сартр через секунду после смерти?
— Что?
— Ой. Я пошёл к чёрту.
Оба мужчины так громко рассмеялись, что все посетители бара уставились на них. Затем Луд хлопнул писателя по спине и направился в уборную. Я до сих пор не могу в это поверить. У меня только что был первый интеллектуальный разговор во всём этом вшивом городишке... И этот разговор был с человеком, выглядевшем, как типичный деревенщина. Писатель заказал себе ещё пива, продолжая удивляться совпадению. Но было и другое совпадение, не так ли? Хайку, которую он не помнил, как писал. Когда бармен отвернулся, он достал свою ручку и написал: Ты живёшь один Набираешь свой номер по ошибке И кто-то отвечает. Было странно, что Луд использовал почти идентичную абстракцию для своего сравнения с теоремой Канта. Невероятное, но вполне объяснимое совпадение... Бармен принёс пиво.
— Куда подевался этот балбес?
Этот дурацкий балбес, вероятно, разбирается в философии лучше, чем большинство профессоров и богословов.
— Пошёл отлить. А что?
— Ну, надеюсь, он не возражает против мяса опоссума, смешанного с говяжьим говном.
Писатель услышал только вторую половину.
— Гавно? Что, серьёзно?
Бармен пробормотал:
— Боже, приятель! Да я просто пошутил.
Писатель изобразил улыбку.
— Скажите, в заведении есть телефон?
— Не знаю, где находится Заведение, приятель. Что это такое? Какой-то ресторан в Пуласки?
Писатель вздохнул.
— Здесь можно позвонить, сэр?
— О, конечно. — Бармен показал пальцем. — На заднем дворе. Если увидишь Кору, скажи ей, что лёд в её коктейле тает.
— Непременно, — сказал писатель и направился к задней двери.
Почему нет? Спросил он себя. Он знал что это глупо... Ну и что? Он верил в предзнаменования, или, по крайней мере, ему нравилось так думать... Или это была просто эгоцентричная херня? Он вышел на улицу. Единственным транспортным средством на парковке был старый пикап с прицепленным к нему трейлером. Его пальцы искали мелочь в кармане, когда он увидел надпись, написанную чёрным маркером: Толстолоб был здесь. В последнее время он часто её видел. Монеты упали в щель таксофона, и он набрал номер своей комнаты в гостинице миссис Гилман.
— Алло, — раздался бодрый женский голос.
— Э... Это шестой номер?
— Нет, это третья комната, — настала пауза в разговоре, — эй! Я узнала твой голос! Ты ведь мистер писатель, не так ли?
— Э... Да, вообще-то...
— Привет, это Нэнси!
— Привет, Нэнси, — поздоровался он, стараясь не стонать. — Прошу прощения за беспокойство. Кажется, я ошибся номером.
— О, всё в порядке. Мне нравится разговаривать с вами.
Писатель вздохнул, было бы невежливо просто бросить трубку.
— Так... Как прошла твоя ночка?
— Сосущая члены не спрашивает имён! Так говорит моя бабушка. У меня сейчас перерыв между клиентами. Представляешь, пару часов назад был парень из Уэйнсвилла, и он заплатил мне тридцать долларов за то, что я сделала себе пивную клизму, а он потом выпил всё это... А до этого был парень, который сувал мне в задницу куклу Кена, а сам в это время долбил меня в киску. Знаете, они все говорят, что стесняются просить о таком своих жён, потому что те могут подумать, что они больные педики!
Писатель онемел.
— Сегодня у меня был мой парень с Реджи около семи, но он уже ушёл, так что я просто сижу тут одна и скучаю в ожидании следующих клиентов. Они придут около полуночи, четыре местных тракториста, они приходят ко мне каждую неделю, потому что я разрешаю писать мне в рот и задницу. Они неплохо зарабатывают и платят по двадцать долларов за палку, да и кончают они слабенько, знаете, так, по паре капелек, не такие, как некоторые парни, которые словно с дранзбойда поливают.
Писатель был в шоке.
— Извини, Нэнси, мне нужно бежать сейчас. Я уверен, что завтра увидимся.
— О, подождите минутку, — перебила она его, — хотите расскажу кое-что интересное?
Писатель надеялся, что его хмурый вид не передастся через телефон.
— Конечно, Нэнси.
— Мне приснился сон про вас сегодня ночью...
— На самом деле? Я бы с удовольствием послушал об этом, но в другой раз, сейчас я должен...
— Мне приснилось, что ты трахал меня, и, как говорил мой папа, ты ёб меня, как цементовоз без тормозов! И... Потом... У нас был ребёнок!
— О, прекрасно, — бормотал писатель, — но я должен...
В трубке телефона прозвучало неприятное хихиканье.
— Но знаешь, что было смешно?
— Нет, Нэнси, не знаю, — ответил он.
— У ребёнка была не обычная голова! У него была голова быка!
— Бычья голова! Круто! Потом договорим, пока! — И он положил телефон.
Голова быка? Господи Иисусе! Что за бред. Он покопался в карманах, достал ещё одну монетку и бросил её в таксофон. На этот раз он набрал правильный номер.
— Алло? — Раздался мужской голос...
Писатель поднес телефон к уху, широко раскрыв глаза.
— Шестой номер? Это ваша комната? — Спросил он.
— Да, блять! Ты же его, наверное, набрал?
Писатель начал потеть.
— Кто вы...
— Боже, ради всего святого. Если ты не знаешь, кому звонишь, то зачем спрашиваешь, с кем разговариваешь?
Писатель, конечно, признал голос своим.
— Я звоню... Потому что... Ну, это упражнение в абстракции, яполагаю.
Он услышал, как его собственный голос смеялся в трубке.
— Что за херню ты мелишь! Приятель? Вчера вечером я написал те абзацы, а не ты. — Писателя затрясло. — И я рад, что ты позвонил, потому что именно я напишу нашу книгу, а не ты, тупой говнюк! И знаешь что? У меня неплохо получается, если можно так выразиться.
— Что за бред...
— Однако есть одна вещь. Название отстой. Я поменяю его на что-нибудь более подходящее.
Писатель возмутился:
— Ты не сделаешь этого! Это отличное название!
— Боже, ты что, хочешь облажаться? Мусор белой готики? Ты серьёзно? Это претенциозное дерьмо, а не название. Нам нужно что-то символическое и в то же время поучительное.
— Оставь моё название в покое! — Взревел писатель.
— Не беспокойся об этом. Когда вернёшься сегодня утром... Всё увидишь сам.
Писатель глубоко вздохнул и досчитал до десяти.
— Я вешаю трубку, потому что это невозможно.
— Это экзистенционально невозможно, ты чертовски прав. Но мне неприятно тебе это говорить, приятель, экзистенциализм — это философия без члена.
Гнев овладел писателем.
— Я спрошу тебя ещё раз... Кто ты такой?