, они и вправду двигаются, — и с этими словами он бросился бежать вниз к Боллзу и Дикки.
— Ну? Что там? — Спросил Боллз.
Писатель закурил сигарету.
— Есть хорошие новости и плохие. Хорошая новость в том, что никакой чёрной женщины нет.
— Я же говорил тебе, чувак, что её там больше нет!
— Она что испарилась, как ёбаное привидение! — Взбесился Дикки. — Насрала на пол и исчезла!
Писатель посмотрел на Боллза.
— Я согласен, по крайней мере, с последним заявлением Дикки.
Боллз посмотрел на него явно испуганный.
— На полу действительно есть некое вещество, которое я идентифицировать не смог и тем более объяснить природу его появления.
— А я говорил! — Снова вмешался Дикки, — эта моя молофья, смешанная с каким-то чёрным дерьмом из пизды той бабы! Когда я кончил, вся эта херня просто брызнула из неё!
— Чёрт, — прошептал Боллз, — я даже и не знаю, кому из вас верить, мне надо самому всё это увидеть. Но до того, как Боллз пошёл к лестнице, его остановил писатель.
— Мистер Боллз? Я думаю, что мы можем и дальше всю ночь бегать по этой лестнице, но ответов на наши вопросы так и не найдём. Тем не менее, я должен вам сказать, что у меня есть догадка... Что есть более вероятное место в этом доме, где мы можем найти ответы на интересующие нас вопросы.
— Где? — Спросил Боллз.
Писатель указал на подвал.
— Там воняет хуже, чем у козла под хвостом, но почему бы и нет. Хорошо, — сказал Боллз, — Дикки, приведи Кору в сознание и тащи её задницу с нами.
Писатель шёл впереди, пытаясь привыкнуть к гнилому аромату, спускаясь по литым ступенькам вниз. Боллз сдерживал за его спиной рвотные позывы. Дикки тоже плёлся в низ, только Кору он не смог привести в сознание и поэтому просто тащил её за собой. Внизу вонь усилилась. Фонарики освещали силуэты странных дверей и столов, и да! Полок с книгами. Писатель достал зажигалку, чтобы зажечь многочисленные свечи, а затем...
Дикки, Боллз и писатель уставились на одно и то же.
— Не удивительно, что здесь так воняет, — пробормотал Боллз.
— Боже правый! — Воскликнул Дикки и в замешательстве уронил Кору на цементный пол.
— Это место больше похоже на храм, чем на подвал, — отметил писатель, — и как уместно... Жертвенный храм.
Три стены комнаты были украшены дорическими столбами, пусть и короткими, а между ними висели шесть металлических клеток. Как раз в одной из них и была причина их беспокойства. Труп обнаженной женщины. Только писатель осмелился подойти. От пупка до горла был сделан глубокий разрез, разделяющий две вялые груди цвета овсянки. Пара хирургических ретракторов осталась прямо в ней, что заставило разрез быть открытым, подобно двойным дверям, дающим ход к сердцу. Стоит сказать, что полость была пуста.
— Вот это я называю веселушка, — сказал Боллз со страхом в голосе.
— Похоже, там чего-то не хватает, — заметил Дикки.
— Сердца, — сказал писатель, а затем осветил различные области комнаты. — Судя по этому крематорию и той старой книге о тефромантии, я бы сказал, что эта несчастная была ритуально принесена в жертву. Смотрите, видите этот пепел? — Писатель указал на кучку пепла под одной из деревянных дверей. — Тефромантия — это оккультная наука, которая использует пепел жертв для различных тёмных искусств, также включающая в себя воплощение.
— Ты хочешь сказать, что Крафтер увлекается этим сатанинским дерьмом? — Спросил Боллз, не совсем понимая, что происходит.
— Ну, у этого человека точно есть хобби.
Дикки пялился на труп девушки.
— Что это было за умное слово, которое ты только что сказал?
— Воплощение? Это означает сделать плоть, другими словами, Крафтер совершил тефроманический ритуал, чтобы вызвать дух или призвать демона...
Боллз и Дикки замолчали. Писатель закурил ещё одну сигарету и внимательно осмотрел несчастную.
Женщину подвесили на дверь с помощью железного крюка, продетого ей в челюсть прямо под подбородком. Под её ногами была огромная лужа крови, стекающая из разреза по её бледным целлюлитным ногам. Кровь уже свернулась и засохла. Её ноги и голени были темно-синими.
— Я бы сказал, что она умерла день, может, два тому назад, — оценил писатель. — Разложение тела ещё не началось, и я хочу ещё добавить, что она не первая, кого постигла такая участь в этой комнате. Теперь он светил на пол. Перед каждой из шести деревянных дверей в причудливой комнате также были пятна от засохшей крови. Писатель толкнул дверь, к которой было подвешена девушка. За ней ничего не оказалось, кроме кирпичной кладки.
— Какого хера это значит? — Спросил Боллз. — Если Крафтер замутил этот дьявольский ритуал, чтобы вызвать демона, то врата в ад должны же быть за этой дверью, а не за стенкой? Правильно же?
Писатель усмехнулся.
— Пока ритуал будет активным, то и врата — открытыми, но это только всё в уме Крафтера. Не существует ни адских врат, ни демонов, мистер Боллз.
— Да?
— Давайте не будем увлекаться, джентльмены. Крафтер — оккультный фанатик. Он считает себя слугой дьявола, служа ему таким образом. Но на самом деле это понятие ничем не отличается от того, что кто-то потирает кроличью лапку на удачу или избегает трещин на тротуаре. Это суеверие. Крафтер, вероятно, верит, что он на самом деле вызывает демонов или что-то ещё, но на самом деле это просто ересь.
Дикки прищурился.
— Ересь?
— Да что за ересь такая? — Спросил Боллз.
Писатель закатил глаза.
— Это чушь собачья, джентльмены! Оккультных наук не существует. Они не работают. Но такие люди, как Крафтер, в это свято верят.
— Вот как, — молвил Боллз, гладя свою козлиную бородку.
— Но если всё это дерьмо и небылицы, — затараторил Дикки, — тогда как объяснить появление чёрной цыпочки наверху, которую я трахнул, и она ещё нагадила на пол из своей киски! Разве это был не демон?
— Нет, мистер Дикки, — уверил его писатель. — Она была галлюцинацией. Кариолитический газ от этого трупа заставил вас и Кору увидеть женщину, а меня он заставил увидеть растущую звезду на полу в той же комнате. Позвольте мне выразиться предельно ясно. Вы вообще слышали когда нибудь об Иммануиле Канте?
Дикки и Боллз смущённо затрясли головами в знак отрицания.
Задал глупый вопрос... подумал писатель.
— Кант был величайшем философом на свете. Он опровергал всякую философию и тем самым доказал, что человечество должно было быть создано высшим существом — Богом, другими словами. Он доказал это с помощью математических теорем. Единственная сущность, которая может существовать вне человека, и есть Бог. Здесь нет места ни для чего другого, включая Дьявола, демонов ада и так далее. Чтобы Бог и Дьявол существовали одновременно, человеческая воля должна быть телеологической, а мы знаем, что этого не может быть. Потому что это всё математика.
Лицо Боллза выглядело озадаченным и растерянным.
— Значит, бог — это не что иное, как куча чисел?
— В некотором смысле, да. Он существует с помощью бесконечного уравнения, которое создало всё, и Бог является началом этого уравнения. Понятно?
— Нет, — Боллз и Дикки ответили одновременно.
Писатель выдохнул дым от сигареты.
— Послушайте, и поверьте мне, парни. Крафтер не призывал сюда демонов, он просто думает, что призвал их.
— Тогда что написано на табличке над дверью, где подвешена мертвая цыпочка? — Спросил Боллз.
Писатель прищурился.
— О, я этого не заметил, — он посветил своим фонарём на табличку и посмотрел. Над дверью прямо в стене была вмонтирована медная пластина, на которой было выгравировано несколько греческих букв. Писатель сделал исключения от использования ненормативной лексики. — Твою мать...
— Что там? — Нетерпеливо спросил Боллз.
— Греческий... — Ты знаешь греческий?
Писатель снова закатил глаза.
— Конечно.
— Тогда что там, чёрт возьми, написано?
После недолгой паузы писатель сказал им:
— Пасифая...
««—»»
Писатель пытался оценить ситуацию. Дикки сказал, что ту черную женщину звали Пасифаей. Разве он мог такое придумать? Эти двое тупее дохлой белки, они-то, наверно, и читать толком не умеют, не то чтобы знать греческую мифологию. Все же он должен был спросить.
— Джентльмены, если позволите. Вы знакомы с легендой о Тесее и минотавре?
Боллз и Дикки уставились на него непонимающими взглядами.
— Я так и думал. — Писатель сел за стол, полный книг и инструментов. — Я пытаюсь понять, как Дикки мог услышать имя Пасифая наверху раньше, чем мы спустились сюда. Итак, когда вы, джентльмены, были детьми, в школе вы изучали греческую мифологию?
— Писатель, — начал честно рассказывать Боллз, — когда мы были детьми, мы трескали родительскую самогонку и подглядывали за девочками в туалете, когда они откладывали личинку. Так что мы не учили никакого греческого дерьма.
— Это про Геркулеса? — Рискнул спросить Дикки.
— Эврика! — Писатель сложил ладони вместе. — Это греческая мифология. Она рассказывает, что тысячи лет назад великий бог Посейдон подарил Миносу, царю Крита, великолепного белого быка, а жену Миноса... Привлёк этот бык, и она решила заняться с ним сексом.
Дикки уставился на него с раскрытым ртом. Боллз выглядел слегка озадаченно.
— Цыпочка трахнула быка, ты хочешь сказать?
— Вообще-то, да, мистер Боллз. Женщина возлегла с быком, который должен был быть принесен в жертву богам. И это случилось не по воле Посейдона. Жена Миноса позже родила продукт своего аберрантного союза: ужасное существо, сильнее самого Геракла, существо по имени Минотавр. Этот зверь был во всех отношениях демоном. Он обладал телом человека и головой быка. — Затем писатель взглянул на Боллза и Дикки для пущего эффекта.
Боллз ударил кулаком по столу.
— Что ты тянешь твою мать! К чему весь этот трёп про ебанного быка!
Писатель улыбнулся.
— Королевская жена была женщиной невыразимой красоты, и звали её Пасифая...