– Так вам что нужно-то было? – сумела издать слабый крик ему в спину современница египетских пирамид.
Но К. он уже закрывал дверь, уже, собственно, закрыл – и решил не возвращаться, оставив современницу египетских пирамид в неведении. Ничего бы для нее не изменилось от его объяснения.
Удаляясь от двери, ускоряя шаг, он решил, что идти в деканат, как намечал, не имеет смысла. Что там в деканате… ничего не добьешься. Уволить обещал сам ректор, к нему и идти.
В приемной ректора на стульях, тесно расставленных по ее периметру, сидело человек десять. Часть из них была К. знакома: деканы факультетов, главы различных университетских подразделений, в том числе и тот, из-за бронированной двери, с кошачьего склада лицом, должно быть, из-за толсто наросших над губой седых усов, но с благородной, выдающей уважительное отношение к себе осанкой. Все они, когда К. вошел в приемную, обратились к нему взглядом и, пока он шел к столу секретарши, с цепкой пристальностью следили за ним. Ясная охотничья настороженность была в этой пристальности: что значило появление на сцене нового актера, с какой ролью он заявился сюда, не могла ли она помешать исполнению твоей? В глазах же человека с благородной осанкой, встретившись с ним взглядом, К. прочел потрясенное изумление – он не ожидал увидеть здесь К. Да К., по его разумению, просто не должен был здесь появиться!
– Вам назначено? – тусклым голосом, умудряясь одновременно смотреть на К. и мимо него, сквалыжно спросила секретарша, когда он, подойдя к ее столу, поинтересовался, здесь ли ректор и может ли он попасть к нему.
Секретарша ректора не походила на современниц Древнего Рима и поры строительства египетских пирамид с кафедры, скорее это была модель с подиума, чье предназначение – с замкнуто-отрешенным лицом дефилировать в модных нарядах известных кутерье туда-обратно под жадными взглядами устремленных на нее зрителей, разве что модель, вышедшая по возрасту в тираж и переменившая род занятий. Однако и на новом месте подиумный шарм модели не оставил ее, и тем, как говорила, как вела себя – каждым своим движением она подчеркивала свою прошлую принадлежность миру высокой моды.
– Нет, мне не назначено, – вынужден был признаться К.
– Тогда, извините, он вас не примет, – отрезала секретарша. – Видите, сколько ждут его? – обвела она рукой приемную. – И все записаны. И давно.
У, она был цербер. Цербер в облике модели. К. помнил ее еще со времен прежнего ректора. И вот прежний ректор – в местах, куда можно добраться только вертолетом, а она все так же здесь, при новом шефе. И все такая же.
– Ректора сейчас нет, да? – решил уточнить К.
– Его сейчас нет, – через недолгую, но отчетливую паузу, словно ей приходилось сдерживаться, чтобы не закричать на него, отозвалась секретарша.
– Я посижу подожду с вашего позволения, – сказал К.
Раз приемная была полна, значит, ректор должен был скоро появиться. А даже если и не скоро.
– Он вас не примет, вам нечего надеяться! – Секретарше наконец недостало терпения сдерживаться, и она прикрикнула на него. Голос у нее сорвался, и конец фразы вышел с совершенно собачьим взвизгом. Как если бы ее церберская сущность наглядно явила себя.
– Я подожду, – коротко ответил К.
Не дожидаясь ее очередного ответа, он двинулся к одному из свободных стульев и сел на него. Приемная от всех стен проводила его все теми же охотничье-настороженными взглядами. Человек с благородной осанкой сидел у противоположной стены точно напротив К. Тебя здесь не должно быть, откуда ты здесь?! – надрывались в вопле его устремленные на К. глаза.
Ждать появления ректора пришлось, наверное, полчаса. Не меньше. Он вошел в приемную быстрым, стремительным шагом, не вошел – влетел; так летал, весь сгусток энергии и силы, прежний ректор. Только прежний ректор был более чем не юн, и то, что он летал, рождало впечатление сохранившейся в нем молодости, новый ректор был моложе его едва не на четверть века, и в том, что так летел он, выказывала себя натура, темперамент, природа. Прежде чем даже секретарша успела подняться из-за своего стола, К. взметнуло с его места пущенным из пращи камнем, и он встал на пути ректора.
– Я к вам не записан, – сказал он, – но у меня к вам разговор.
Ректор смотрел на него и не мог ни понять, кто он, ни узнать его. К. слышал, как уже кричит что-то над ухом, оттирая его от ректора, секретарша, уже шум других голосов стоял вокруг возмущенным птичьим граем.
– Мы с вами виделись под сосцами Капитолийской волчицы, – напомнил ректору К.
И тотчас ректор вспомнил К. Словно землетрясение сотрясло его и рассадило лицо трещиной до самого затылка – невидимой никому, но взгляду К. она открылась во всем своем беспощадном ужасе.
– Вы, вы… – выговорил ректор. – Вы-ы… – И ничего больше не мог он произнести. Трещина, рассадившая лицо, не давала ему говорить.
Гвалт возмущенных голосов стоял вокруг К. «Что вы себе позволяете! Мальчишка! Вы понимаете, к кому обращаетесь?! Пойдите отсюда вон!» – и тянули его за руки, отталкивали, и даже получил он уже под микитки…
– Я вас прошу принять меня прямо сейчас, – сказал ректору К.
Трещина на лице ректора закрывалась. Края ее сходились, прорастали друг в друга – ректор приходил в себя и вот уже взял себя в руки.
– Да-да, – вырвалось у него. Рваный корявый шрам рассекал его сросшееся лицо. – Проходите, – указал он рукой на свой кабинет. – Потом согласно записи, – бросил он секретарше, у которой сделался такой вид, будто она на глазах у всех рухнула с подиума и теперь вскарабкивалась на него обратно.
– А он что же, значит… – пролепетала она, тыча пальцем в К.
– Да, после него, – подтвердил ректор и даже подтолкнул К. к двери своего кабинета: – Проходите, я вам сказал!
Никогда К. не был в ректорском кабинете. И попади сюда в других обстоятельствах – числясь сотрудником, будучи приглашенным на совещание, прием, беседу, – принялся бы осматривать его, фиксируя все подробности обстановки, но сейчас он прошел вслед за обогнавшим его ректором к ректорскому столу, как в сомнамбулическом сне, – ничего не заметив, не обратив ни на что внимания.
– Садитесь, – бросил ректор, указывая К. на стул перед столом и сам усаживаясь в кресло за ним. Резво катнулся вперед, навис над столешницей, выложил на нее руки. – Как вы здесь оказались? – с той же лихой резвостью, с какой катнул кресло, спросил он только еще занимавшего указанное место К. – Надеюсь, законным образом?
– Законным, – сказал К. – Со мной произошла ошибка. Меня отпустили.
Он собирался продолжить: «Прихожу на кафедру – а я уволен», – но ректор не дал ему завершить фразы.
– Так бывает, что отпускают? – пресек он своим вопросом объяснение К.
– Не знаю, бывает ли, – вынужден был ответить К. – Со мной вот так.
– Можете это подтвердить? Бумагой какой-то. Документом.
– Бумагой? Документом? – К. растерялся. Он не думал об этом. Ему казалось, то, что он на свободе, сидит здесь перед ректором – это само по себе свидетельство, подтверждать которое нет нужды.
– Но вы же хотите восстановиться в университете, так? – проговорил ректор. – Вы же за этим ко мне пришли? А как я вас буду восстанавливать? На основании чего?
– Вот он я перед вами. На основании моего появления здесь, – обосновал свою претензию на восстановление К.
Ректор не ответил ему. Он, судя по всему, был совсем не дурным человеком. Некоторое время ректор молчал, словно обдумывая что-то, потом произнес:
– Да? Вот так? – Снова смолк, глядя на К. с непонятным значением, наклонился вбок, вытянул с полки на приставном столике со стоящим наверху переговорным пультом стопку чистой бумаги, положил на стол перед собой, взял с письменного прибора ручку и стал писать на верхнем листе. Написал, развернул лист и подал К.
«Вы были на острове? – было написано там быстрым угловатым, стремительным почерком. – Только не отвечайте вслух! Пишите».
Ректор боялся, что его кабинет прослушивается!
К. потянулся к ручке в руках ректора, тот быстрым движением отдал ее, и К. написал: «Был на острове».
Ректор повернул лист к себе, прочел, взял у К. ручку и написал: «Старого ректора видели? Был он там?» К. прочел. «Был», – написал он. «И как он там?» – написал ректор. Теперь К. ответил пространнее: «Неважно. Тяжело ему. Сразу постарел». – «Дотянет, думаете, до покаяния?» – написал ректор. Должно быть, он испытывал в отношении прежнего ректора нечто вроде чувства должностной солидарности. «Вы знаете о покаянии?» – спросил К. «Я спрашиваю ваше мнение, дотянет ли он?» – было ему отвечено с гневом. «И что из этого, дотянет, не дотянет?» – К. счел возможным проигнорировать ректорский гнев. Ректору хотелось узнать об интересном ему, К. хотел о своем. Другой возможности встретиться с ректором у него не будет.
Получив вопрос К., ректор понял, что, не ответив ему, не получит ответа и сам. «Из этого – то, – торопливо начертал ректор, – что будет с ним дальше». – «А что дальше, после покаяния? – написал К. – Что становится с покаявшимися?»
Ректор прочитал и не взял со стола ручки. Видно было, что он колеблется. Он хотел определить для себя грань, за которую он может позволить себе заступить. Наконец К. увидел по его глазам, что ректор принял решение. Лист, на котором они писали, почти закончился, ректор отшоркнул его по столу в сторону, снял со стопки новый и стал писать на нем.
«Они участвуют в эксперименте», – прочел К., когда лист оказался повернут к нему. «Каком эксперименте?!» – К. хотелось бы передать на бумаге свое удивление, но он не знал, как это выразить графически, и обошелся лишь восклицательным знаком, добавленным к вопросительному. Ректор замер с ручкой над листом, но затем опустил руку, из-под бегущей по листу ручки слово за словом возникла очередная строка. «Помните, лет тридцать назад была авария на атомной станции?» – тотчас схватили глаза К., как ректор передал лист ему. «Не помню, но знаю», – быстро начертал К. «Ах да, вас же тогда еще не было на свете!» – эти слова ректор не написал и не произнес – это так расшифровал К. его вскинутые сокрушенным движением руки. После чего ректор вновь принялся писать, и теперь писал долго, что-то зачеркивал, что-то вписывал. Вот, передавая его наконец К., молча пристукнул он ладонью по листу. К. взял лист. «Их отвозят туда – и живите там. Как знаете, как получится. Кто выживет, – читал он. – Замкнутая на самое себя структура жизни без выхода вовне. Свое сельское хозяйство, свои производства, своя медицина, образование – какие есть. Кое-что доставляют, конечно, но по минимуму. Женятся, рожают. Умирают, естественно. Эксперимент по созданию человека будущего, устойчивого к радиации».