– Как звали ту женщину?
– Специальный агент ФБР Мэрилин Шейлс. Она в течение двух недель выслеживала этого парня, настоящего дьявола во плоти. Наркотики, вооруженное ограбление, убийства в нескольких штатах. Мэрилин едва доходила до моей груди и вряд ли дотягивала до ста десяти фунтов [28], но была самым крутым человеком из всех, кого я встречала в жизни. Я сказала ей, как меня поразило то, что она сделала. Она дала мне свою визитную карточку. Через неделю я ей позвонила. Мы встретились, а еще через неделю я подала документы в ФБР.
– Ты сохранила с ней связь?
Пайн кивнула.
– Она стала моим наставником. Даже приехала на выпуск в Куантико.
– Ты продолжаешь с ней встречаться?
– Я бы очень хотела. Она умерла три года назад. Рак груди. – Пайн тяжело вздохнула. – Мне нравится быть агентом, Кэрол. Нравится в моей работе все. Но больше всего я люблю добро, которое мне помогает делать мой значок. Помнишь, ту маленькую девочку, Холли? Она удивилась, что женщина может быть агентом ФБР. Я сказала ей, что девочки могут делать все, что захотят. Именно эти слова произнесла тогда Мэрилин Шейлс.
– Значит, ты сама выступила в роли наставника для Холли. Кто знает, может быть, ты еще придешь на ее выпуск, когда она станет агентом ФБР.
Пайн улыбнулась.
– Это было бы замечательно, – тихо сказал она, потом встала и добавила: – Что ж, мы отправляемся в Саванну.
– Я слышала, что там очень красиво. И никогда не была.
– Я была, и там действительно красиво, – ответила Пайн. – Ты читала книгу «Полночь в саду добра и зла» [29]?
– Да. Отличный роман.
– И он показывает, что даже в красивых местах есть очень темные уголки.
Глава 36
Последний известный адрес Лейна Гиллеспи оказался в той части Саванны, которая находилась максимально, насколько такое возможно, далеко от исторического Садового округа. Крошечные домики с развешанным на веревках бельем во дворах, где грязи больше, чем травы. Заколоченные дома, люди, болтавшиеся по углам и не знавшие чем заняться.
В машине они устроились вчетвером: Уоллис и Ларедо впереди, Пайн и Блюм сзади.
– Не вижу никакой активности наркоманов, – заметил Уоллис.
Пайн пожала плечами.
– В наши дни можно заказать коктейль из фентанила [30] через приложение в телефоне, и его доставят быстрее, чем пиццу.
– Печальное положение вещей, – заметил Уоллис.
– Ну, чем бы он ни зарабатывал на жизнь, результат не самый лучший, – добавил Ларедо, когда они приближались к обветшалому многоквартирному дому, который находился в двух кварталах и выглядел так, словно его не ремонтировали лет сто. Они припарковались на потрескавшейся асфальтовой стоянке рядом с надписью «ОФИС» и вышли из машины.
Внутри они обнаружили черного, уставшего и худого мужчину лет шестидесяти. Он посмотрел на четверку незваных гостей так, словно перед ним возникла вражеская армия, чтобы отобрать то немногое, что у него оставалось, а потом и еще что-нибудь. На нем были безупречно белая футболка, потускневшие от времени джинсы и подозрительное выражение лица.
Он закурил «Кэмел», пока они изучали друг друга через широкую доску, заменявшую письменный стол.
– Вам помочь, народ? – спросил он.
И, хотя они находились не в Южной Каролине, его манера растягивать слова указывала на то, что он с южнокаролинского побережья. Выражение лица мужчины говорило, что помощь никак не входит в его планы.
Уоллис достал значок и удостоверение личности.
– Детектив Уоллис. Все остальные – из ФБР. Мы хотим поговорить с вами о Лейне Гиллеспи.
– О ком? – спросил мужчина.
– О Лейне Гиллеспи, – повторил Ларедо. – Он здесь живет. Или жил.
Мужчина ухмыльнулся, показав жемчужно-белые зубы.
– О, Лейн, а я подумал, что вы сказали Уэйн. Верно. Итак, что с ним случилось?
– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Уоллис.
Мужчина выпустил дым и поскреб небритый подбородок.
– Трудно сказать, – ответил он. – Люди не сообщают мне, когда они уходят или приходят. Здесь не детский сад.
– Подумайте хорошенько, – снова вмешался Ларедо. – Это важно.
– Будет лучше, если вы мне расскажете, что с чуваком случилось, – заявил мужчина.
– Мы до этого еще дойдем, но начнем по порядку, – сказал Уоллис.
– Ладно, – мужчина кивнул. – Я видел Лейна, ну… около недели назад.
– Вы с ним говорили? – спросила Пайн.
– Просто поздоровались.
– Как он выглядел?
– Как обычно. Веселый. Беззаботный, можно сказать. Таким был Лейн.
– Вы хорошо его знали? – спросил Ларедо.
Взгляд мужчины переместился на него, зрачки сузились, он явно просчитывал ходы – по миллиону в секунду, потом сделал глубокую затяжку и неспешно выдохнул дым.
– Нет, если он сделал нечто настолько плохое, что в город прибыло ФБР, – наконец сказал он.
– В Саванне разрешено курить в общественных местах? – спросил Ларедо, отгоняя рукой дым.
Мужчина вновь продемонстрировал жемчужно-белые зубы.
– Это мой дом, друг, а не общественное место.
– Многоквартирные дома считаются общественными зданиями, – резко ответил Ларедо.
– Ну, вам виднее, друг. – Он спокойно продолжал курить.
– Что вы можете рассказать нам о Гиллеспи? – спросила Пайн, и Ларедо бросил на нее мрачный взгляд.
– Он живет здесь около года. Держится замкнуто. Да, он помогает людям въезжать и выезжать, ну и всякое такое. Хорошо владеет разными инструментами. Несколько раз чинил кондиционеры. И стиральные машины. Мне он нравился. – Он быстрым движением губ переместил сигарету из одного угла рта в другой. С ним все в порядке?
– А у вас есть основания думать, что с ним могло случиться что-то нехорошее? – спросил Уоллис.
– Я могу назвать сразу четыре причины. – И он показал на каждого из них.
– Нам нужно осмотреть его комнату, – сказал Ларедо.
Еще одна глубокая затяжка.
– У вас есть ордер?
– Значит, вам известно про ордера? – поинтересовался Уоллис, приподняв брови.
– Я смотрю «Закон и порядок», друг, как и все остальные. Маришка Харгитей [31] очень сексуальная леди. – Он взглянул на Пайн. – Вы на нее похожи.
Уоллис достал ордер на обыск и показал его мужчине.
– Хорошо, – проворчал тот, – но Лейну это может не понравиться.
– Поверьте нам, Лейну уже все равно, – заявил Ларедо.
Хозяин дома открыл дверь и жестом предложил им входить.
– У меня дела внизу, – сказал он. – Дайте знать, когда закончите.
– Спасибо, хорошо. Нас это устраивает, – сказала Пайн.
Мужчина с задумчивым видом остановился у двери.
– Он мертв, не так ли? – не удержался он от вопроса.
Пайн на него посмотрела.
– А у вас есть основания так думать – если не считать того, что мы здесь? – спросила она.
Он пожал плечами, бросил сигарету и растоптал ее каб-луком на бетонном полу перед входом в квартиру.
– Я вас впущу, чтобы вы все осмотрели.
– Это не займет много времени, – пообещал Уоллис, глядя на маленькую квартирку. – Начну с ванной комнаты.
– Кладовка, – сказала Блюм, открывая дверь и засовывая внутрь голову.
Ларедо посмотрел на Пайн.
– Значит, нам остается спальня, – сказал он.
Пайн бросила на него странный взгляд, но ничего не ответила.
Тщательный обыск занял около тридцати минут.
Уоллис не нашел ничего необычного в ванной комнате: все лекарства, лежавшие в шкафчике, официально продавались в аптеке.
Пайн и Ларедо перерыли спальню, но ничего там не обнаружили.
Однако Блюм сопутствовала удача в кладовой, и она выложила часть своих находок на постель.
– Вы только посмотрите, – сказал Уоллис, когда они уставились на женскую одежду, нижнее белье, туфли и сумочки, которые Блюм сложила на кровати.
– Все это похоже на дорогие вещи для выступлений, – заметила Пайн.
Она взяла одно из платьев и туфли, которые к нему подходили.
– Согласна, – кивнула Блюм. – И вещи совсем не дешевые. Первоклассный материал и работа.
– И он живет в такой дыре? – сказал Уоллис.
– Вероятно, тратит все деньги на одежду, – пошутил Ларедо.
Пайн взяла белые трусики.
– Может быть, его именно за это вышвырнули из армии, – предположила она.
– У меня возникла такая же мысль, – добавила Блюм.
– Я думал, в армии придерживаются схемы «не говори, не спрашивай» в том, что касается гомосексуалистов, – сказал Уоллис.
– Теперь такого закона нет, – заметила Пайн. – Тем не менее, из того, что у него есть такие вещи, еще не следует, что он гомосексуалист. Давайте не будем спешить с выводами. Не исключено, что они принадлежат кому-то другому. Может быть, здесь жила женщина.
– Возможно, Гиллеспи был трансвеститом, – добавила Блюм. – Если так, это может объяснить, почему его отправили в отставку на таких условиях: возможно, опасались судебного процесса. Или просто хотели дать ему понять, как они относятся к таким вещам.
– Какого дьявола? – возмутилась Пайн. – Если он способен хорошо выполнять свою работу, остальное не имеет значения.
– Возможно, он привлекал внимание в своем подразделении, – вмешался Уоллис. – Или совершил что-то еще. Не следует отказывать армии в презумпции невиновности.
– Ну, Гиллеспи мог работать в одном из клубов поблизости, – сказала Пайн. – И, если он был голубым, в Саванне есть где развернуться.
– Откуда вы знаете? – удивился Уоллис.
– Я бывала здесь прежде, – объяснила Пайн. – И, если знаешь, где искать, флюиды заметить достаточно легко.
– Для такого привлекательного города, как Саванна, – чопорно добавила Блюм, – кто бы мог подумать?
– Я лишь старый пердун, но я не понимаю таких вещей, – признался Уоллис. – Однако мой девиз: живи и давай жить другим.