Но я должна была стать проигравшей. Он коснулся Мерси последней и хотел меня убить. Вероятно, считал, что я мертва. И забрал Мерси.
Но зачем?
Похититель не присылал записок с предложением выкупа. Впрочем, это ничего бы не изменило. У ее родителей не было денег. В 1989 году в окрестностях Андерсонвилля штат Джорджия? Быть может, этот человек был одержим близнецами? Он наблюдал за ее семьей? И хотел ее убить? Почему?
Мне было шесть лет. Мужчина был в маске. Я не могла его идентифицировать. Если он хотел помешать мне закричать или попытаться предупредить родителей, он мог добиться этого множеством способов – и не пробивать мне череп.
Она вышла из душа, вытерлась, завернулась в полотенце и села на кровать, потом взяла телефон, потому что горячая вода – один из любимых стимуляторов размышлений – способствовала появлению новой мысли. И возможной зацепки.
Пайн сделала фотографии всех папок старого полицейского расследования исчезновения сестры. И сейчас ее интересовало вполне определенное место.
Шесть часов утра. В полицейских отчетах было написано, что именно в это время мать вошла в их комнату и обнаружила, что Мерси исчезла, а Пайн получила тяжелую травму. Сейчас Пайн просматривала полицейские записи тех событий. Время подтверждали другие свидетели.
Но проблема состояла в том, что ее мать придерживалась определенного порядка в отношениях с дочерьми. Каждый день она укладывала их спать в девять часов. Затем проверяла в десять, чтобы убедиться, что они в постели, а не играют. Пайн так часто ловили, что она хорошо знала правила. Джулия приходила будить дочерей ровно в семь тридцать, чтобы они помылись, оделись, позавтракали и успели на школьный автобус, который останавливался у дома в восемь тридцать. И хотя это происходило десятилетия назад, подобный порядок являлся частью жизни Пайн, день за днем. И потому навсегда отпечатался в ее сознании.
Поэтому ее мучил вопрос: почему в тот день мать пришла в их комнату в шесть часов утра? И теперь, когда она размышляла о тех давних событиях, она не могла вспомнить, проверяла ли их мать в десять часов.
Пайн одновременно любила и ненавидела несоответствия. Она их ненавидела из-за того, что они могли быть необъяснимыми. Но иногда начинали ей нравиться – когда приводили к прорыву в расследовании.
Она надеялась, что наступил именно такой момент.
Не исключено, что ее мать проснулась после вечера с выпивкой и травкой и побежала проверить детей. Может быть, из-за похмелья она потеряла счет времени. Или подумала, что проспала, и девочки опаздывают в школу.
Пайн потрясла головой, надеясь, что в голове у нее прояснится.
В шесть часов утра в то время года было еще темно. Как могла мать решить, что они проспали?
Пока Пайн одевалась, она нашла ответ: мать не могла так подумать. Значит, существовало другое объяснение.
Пайн спустилась на первый этаж «Коттеджа», где обнаружила сидевшую на стуле Блюм.
– Дженни в хороших руках, – сказала Блюм. – Я внимательно там все осмотрела, прежде чем ее оставить.
– Ни на мгновение в этом не сомневалась.
– Миз Куорлс подвезла меня сюда, и мы с ней отлично поболтали. Она очень заботливая и образованная женщина.
– Я рада.
– Дженни чудесная маленькая девочка. Как только она ко мне попривыкла, то начала болтать без умолку.
– Я не удивлена.
– А почему мне кажется, что тебя посетило откровение?
– Неужели ты читаешь мое лицо как открытую книгу?
– Она открыта не для всех, только для меня. Расскажи.
Пайн села напротив и рассказала о расхождениях во времени.
– Да, это вполне можно считать откровением, – сказала Блюм. – Теперь поделись своими теориями.
– Пока я не уверена. Тут может быть несколько причин. Некоторые вполне безобидные, другие весьма сомнительные.
– Так назови их.
Пайн покачала головой.
– Пока нет. Я должна подумать.
– Звучит разумно.
– Я очень рада, что Дженни удалось пристроить.
– Кто бы мог подумать, что у Сая Таннера такая милая внучка? Конечно, он понятия не имел, что с ней делать. Он и за собой с трудом ухаживает.
– Как хорошо, что священник и его семья взяли Дженни.
– Кстати, о детях. Удалось установить личность мальчика?
– Нет, насколько мне известно. Но у нас появилась ниточка.
Пайн рассказала, что Таннер видел «Пагани» возле ее старого дома.
– И ты думаешь, это может иметь отношение к Джеку Лайнберри? – спросила Блюм.
– А ты полагаешь, что «Пагани» растут здесь на деревьях?
– Но зачем ему следить за твоим старым домом?
– Даже если это была его машина, совсем не обязательно, что в ней сидел он.
– Верно. И как ты намерена с этим разобраться?
– Я еще не решила. Эдди не сумел проследить машину до Лайнберри, но тут существует множество уловок.
Зазвонил телефон Пайн, она посмотрела на экран и вздрогнула.
– Сообщение от Стэна Кэшингса.
– Он отвечает на вопрос о «Плаще и кинжале»? – заинтересовалась Блюм.
Пайн кивнула и принялась читать сообщение.
На глазах Блюм выражение лица Пайн изменилось от любопытства на потрясение, а потом недоверие.
– Не думаю, чтобы ты когда-нибудь так выглядела, – с тревогой заметила Блюм.
Пайн на нее посмотрела.
– Ну я даже представить не могла ничего похожего.
– Так все дело в «Плаще и кинжале»? Это бар, как ты и думала?
– Да и нет.
– Я не понимаю. Либо одно, либо другое.
– Вовсе нет, если верить Стэну. Он провел глубокое расследование и написал мне, что не может получить все ответы, и не только из-за того, что это происходило очень давно, дело в том, что информация засекречена.
Теперь пришла очередь Блюм удивиться.
– Засекречена? Что это за бар такой?
– Операция под прикрытием, которую проводило PC, – сказала Пайн, имея в виду Разведывательное сообщество [38].
– Операция под прикрытием? В баре? Кого они хотели поймать?
– Обладая лишь незначительной информацией, Стэн полагает, что операция была связана с международным шпионажем.
– Они назвали свой штаб «Плащ и кинжал»? Тебе не кажется, что это слишком?
– Он спросил у тех, кто был в курсе, и они ответили, что тут не обошлось без иронии. Повсюду открывалось множество новых баров с необычными названиями. Ну ты понимаешь, как в прошлом магазины, торговавшие без разрешения алкоголем, куда пропускали после того, как ты произносил тайный пароль или входил в телефон-автомат и звонил по определенному номеру, который тебе дали, и тогда дверь открывалась. В те времена еще продолжалась холодная вой-на, хотя она уже приближалась к концу, а в конце десятилетия перестала существовать Берлинская стена.
– Они кого-нибудь поймали?
– Судя по всему, да. Не называя имен, Стэн дал мне понять, что операция была исключительно успешной.
– Но как это связано с твоими родителями? И почему у твоего отца было столько подставок для пива?
– Стэн не смог выяснить. Никто не назвал ему имен тех, кто участвовал в операции.
– Иными словами?..
Лицо Пайн стало пепельно-бледным.
– Иными словами, все сводится к тому, что мой отец там работал и, возможно, помог схватить плохих парней, по крайней мере, я так думаю.
– Или?
Пайн печально посмотрела на свои руки.
– Или он был плохим парнем и сбежал, и они оказались здесь.
Глава 52
Морг.
Снова.
Внутри у Пайн все сжималось, чего прежде с ней не случалось, когда она подходила к мертвому телу. Причина сомнений не вызывала.
Тело принадлежало ребенку.
Она, Уоллис и Ларедо стояли возле металлического стола, на котором лежал убитый мальчик.
Судмедэксперт, та же женщина, что и прежде, держала в руке планшет и смотрела на экран.
Блюм вежливо отказалась составить им компанию, за что Пайн была ей благодарна. Мать шестерых детей и бабушка с дюжиной внуков не должна смотреть на такое.
Проклятье, никто не должен.
– Причина смерти? – спросил Уоллис, который явно с трудом справлялся с тошнотой.
– Если хотите услышать понятное определение, перелом повешенных, – ответила судмедэксперт.
– Это объясняет странное положение шеи, – сказал Ларедо.
– Он умер от повешения? – спросил Уоллис. – Иными словами, его задушили?
– Нет, – покачала головой судмедэксперт. – Это, конечно, называется «перелом повешенного», и он может привести к смерти от удушения, но мальчика не повесили. Техническое название для такого – перелом ножек дуги второго шейного позвонка. На самом деле это просто критический перегиб позвоночного столба от воздействия на подбородок снизу. В результате спинной мозг передавливается первым и вторым шейными позвонками – и смерть тут была мгновенной или настолько близкой к мгновенной, насколько это возможно.
– Но как добиться такого результата? – спросила Пайн.
– Подобного рода повреждения бывают в автомобильных катастрофах, при затяжных прыжках с парашютом и даже в контактных видах спорта. Ты на что-то налетаешь или ударяешься подбородком – подбородок приподнят вверх, голова откинута назад, к верхней части спины. Если предмет достаточно твердый, а удар сильный, это может сломать позвоночник.
– И что произошло в нашем случае?
– У меня нет полной уверенности, но это не просто догадка, потому что на теле есть синяки. Например, на подбородке, – продолжала объяснять судмедэксперт. – Челюстная кость, самая прочная кость лица, треснула, а это совсем не просто сделать.
– Подождите минутку, – вмешался Ларедо. – Он мог умереть во время автомобильной катастрофы?
Женщина покачала головой.
– Я так не думаю, – ответила она. – Тогда остались бы другие следы. Ну а если учесть современные средства безопасности, сначала надо было бы расстегнуть ремень. И если бы это произошло в данном случае, мы бы увидели целую серию других повреждений. Одно могу вам сказать: тот, кто убил мальчика, знал свое дело. Перелом чистый.