м месте надежная мина бьет без промаха, и эффект от ее взрыва гораздо больше. Одним снарядом батальон противника не уничтожишь, а мина, пустившая под откос железнодорожный состав, уничтожит и батальон и его технику. Разве можно пренебрегать таким оружием?
Генерал Ивон согласился со мной.
— Давайте организуем курсы по подготовке проверенных бойцов к действиям в тылу фашистов, — предложил я генералу. — Дело это для меня лично не новое: Можно создать и лабораторию, которая обеспечивала бы нас спецтехникой, и сформировать хотя бы один специальный батальон для действий на путях сообщения врага.
— Предложения полезные, — ответил генерал. — Но республиканская армия, увы, пока только рождается. И рождается в тяжелых муках… Вам придется для начала поработать, как говорится, кустарным способом. Надо доказать на деле возможности ваших подрывников…
Однако вскоре после этого разговора нас пригласили в Валенсийский провинциальный комитет Коммунистической партии Испании к товарищу Урибесу, который объявил нам о предстоящей встрече с Хосе Диасом и Долорес Ибаррури.
Генеральный секретарь Коммунистической партии Испании встретился с нами на следующий день.
Здание ЦК охранялось: в городе действовали остатки пятой колонны, бесчинствовали анархисты. Но нас пропустили без особых формальностей.
Хосе Диас — молодой человек с тонким умным лицом, крепкими руками и быстрыми движениями — попросил меня изложить суть моих замыслов. Слушал он внимательно. В знак одобрения кивал головой:
— Си, камарадас[7].
Отворилась дверь. Вошла женщина в черном платье. Я сразу узнал легендарную Пасионарию и встал, прервав на полуслове изложение своих планов.
Долорес Ибаррури, улыбаясь, пожала мне руку, обняла за плечи Обручеву, называвшуюся теперь Луизой.
Потом присела рядом с Хосе Диасом, и они горячо заговорили между собой. Как я завидовал Анне, понимавшей испанский!
Наконец Хосе Диас объявил через переводчицу:
— В ближайшие дни вы получите все возможное, но впереди много трудностей. Их нелегко преодолеть в наших условиях…
Однако все уладилось очень быстро. Для школы подрывников отвели прекрасное помещение — вместительный особняк на окраине Валенсии. Отпустили нам и необходимые средства. А главное — прибыла первая группа молодых бойцов. Их было двенадцать. Возглавлял ее тридцативосьмилетний капитан Доминго.
Он не просто пришел. Он приехал к зданию школы. На двенадцать человек у группы Доминго было пять легковых машин и грузовик.
— Думаю, на первое время хватит? — спросил он.
Так было положено начало будущей бригаде специального назначения.
ВЫЛАЗКИ В ТЫЛ ВРАГА
— Салуд, камарада текнико! Салуд, камарада Луиза!
Высокий огненноволосый шофер Рубио облачен в новенькую униформу, которая удивительно гармонирует с блестящей на солнце «испано-сюизой». Дождавшись, пока мы усядемся, Рубио отпускает тормоза и на третьей скорости разворачивается возле подъезда гостиницы.
Но больше ему ничем не удается блеснуть: Валенсия забита повозками беженцев, автомобилями воинских формирований и эвакуированных правительственных учреждений.
Испанский шофер, вынужденный ехать медленно, — это мученик.
На лице Рубио страдание. Но страдает он, как положено мужчине, молча.
Наконец «испано-сюиза» подкатывает к дому в Бениамете[8], где размещена школа.
Первым навстречу вылетает Антонио — восьмилетний сынишка капитана Доминго.
— Сейчас же вернись, негодник! — кричит жена капитана, полная, добродушная женщина.
Раньше у нее была одна забота: следить, чтобы сын не свалился с лошади или не попал под копыта (Доминго по профессии кавалерист). Но с тех пор как муж стал командовать подрывниками, в карманах у сына находят патроны динамита и запалы. По сравнению с ними упражнения мальчика на андалузском скакуне кажутся матери безобидным занятием.
— Оставь в покое парня! У него макеты и использованные запалы!
Это отдает приказ жене сам Доминго. Он вышел из парадной двери особняка и приветствует нас традиционным жестом республиканцев.
Доминго черноволос, худощав и чем-то смахивает на узбека. Для своих тридцати восьми лет он очень подвижен и кажется неуравновешенным. Однако то, что принимают за неуравновешенность, просто присущая ему экспансивность. У Доминго ее несколько больше нормы, только и всего.
По рассказам товарищей, Доминго очень храбр. Я верю этим рассказам: бывалые фронтовики относятся к капитану с подчеркнутым уважением.
…Сходятся на занятия бойцы.
Порознь появляются два брата — Антонио и Педро. Старшему, Антонио, двадцать один год; младшему, Педро, только восемнадцать. Антонио недавно женился. Жена у него красавица, и едва выпадает свободная минута — он уже у нее в комнате, откуда доносятся смех и поцелуи.
Младший брат иронически пожимает плечами. Педро считает старшего легкомысленным…
Как всегда, точен тридцатилетний красавец Хуан — в недавнем прошлом владелец небольшого гаража. Хуан принес в дар республике три машины. Единственное, что он не может принести в жертву, — свои вечера. Они отданы женщинам, у которых Хуан пользуется большим успехом.
Рядом с Хуаном маленький боец Пепе выглядит совсем крошкой. Пепе не осуждает Хуана, но поглядывает на него снизу вверх с покровительственной усмешкой. У Пепе нет слабостей. Разве только выводящая кое-кого из равновесия педантичность. Но в нашем деле педантичность отнюдь не порок.
Наконец все бойцы в сборе.
Я начинаю занятия. Стараюсь меньше говорить я больше показывать. Учу делать и устанавливать мины. Как внимательно слушают мои ученики переводчицу!
Чудесные ребята! Каждый понимает, затишье на фронтах — дело временное. Они рвутся в бой. А пока используют каждую минуту, чтобы научиться делать и применять новую для них — мирных людей — технику.
Если бы так же сознательны были некоторые республиканские руководители! Тогда бы они не почивали на лаврах временного успеха под Мадридом, как делает, например, Ларго Кабальеро[9], кстати не имеющий к этим успехам никакого отношения. Мадрид отстояли испанские солдаты и бойцы интернациональных бригад, руководимые коммунистами. Но именно с коммунистами кое-кто пытается сейчас свести счеты в Валенсии, обвиняя их во всех возможных и невозможных грехах.
Политические интриги вызывают гнев против тех, кто их затевает. Но гнев гневом, а мы прежде всего солдаты. Мы верим в победу и готовимся к ней.
С давних пор сложилось мнение, что диверсант — мрачный и свирепый человек без совести и чести. Нет спору, подонки, выходящие из разведывательных школ буржуазных государств, и являются такими зверями. Но в армиях, сражающихся за народное дело, подрывниками становятся лучшие, беззаветные и человечные бойцы.
Чтобы убедиться в этом, достаточно поглядеть на ребят капитана Доминго.
Как я уже говорил, почти все обучавшиеся испанцы вначале полагали, что их используют на подпольной работе в захваченных фашистами районах. И они подходили для такой работы.
Но как наладить доставку подпольщикам оружия, боеприпасов, взрывчатки без транспортной авиации? Очень затруднялось и оперативное руководство ими при полном отсутствии радиосвязи. Нелегко было также законспирироваться и «акклиматизироваться» на оккупированной мятежниками территории: это требовало длительного времени.
Потому-то я и считал, что в сложившейся обстановке нужно создавать небольшие, хорошо экипированные группы подрывников, которые бы периодически пересекали линию фронта и, выполнив задание, возвращались обратно.
Однако это мое предложение не находило поддержки наверху, да и у самих обучаемых. Все почему-то считали, что организовать диверсии в тылу противника проще и легче, если надолго обосновываться там с подложными документами. Поэтому и людей в школу поначалу подбирали из тех, кто негоден к строевой службе.
Только теперь по указанию руководства КПП я перевел своих «старичков» на положение инструкторов, а группу капитана Доминго стал готовить к действиям в тылу врага методом вылазок.
На первых порах и Доминго относился к планам перехода линии фронта весьма скептически, но я надеялся, что он изменит свое мнение, побывав в деле.
Вскоре нам предложили участвовать в Теруэльской операции. Командование республиканской армии совершенно справедливо считало, что захват мятежниками Теруэля и образование так называемого теруэльского выступа таят в себе большую опасность.
От Теруэля до Валенсии, где располагалось республиканское правительство, немногим более ста километров по прямой. Если мятежникам и интервентам удастся развить успешное наступление, они прорвутся к морю, отрежут Каталонию от остальной Испании и выйдут в тыл защитникам Мадрида.
Ликвидация же теруэльского выступа позволяла республиканским войскам обезопасить Валенсию, сократить линию фронта и лишить противника выгодного плацдарма.
Мятежники занимали населенные пункты, расположенные по сторонам железной и автомобильной дорог Теруэль — Каламоча. К северу от Теруэля республиканские части прочно удерживали автомобильную дорогу на Монтальбан, Пералес и далее на юг — почти до Теруэля.
Сплошной линии фронта не существовало.
Данные разведки казались утешительными: по последним сведениям, противник не располагал на теруэльском выступе большими силами и не ждал решительных действий республиканцев.
Из войск, готовившихся к Теруэльской операции, наиболее боеспособным соединением являлась 13-я интернациональная бригада. Рассчитывать в случае тяжелого боя на особую стойкость анархистских колонн не приходилось. Еще меньше можно было надеяться на отряды поумовцев[10]. Они фактически никогда не воевали, а только пользовались каждой возможностью, чтобы вооружиться за счет республики и в последующем напасть на саму республику.