Мы сидели с Овчинниковым в пустой каморке и ждали. Неприятным было это ожидание.
Прошел час.
Дверь в каморку открыл сам начальник райотдела. Растерянно улыбаясь, он разводил руками, жестами приглашал выходить.
Это напоминало сцену из немого кинофильма.
Мы вышли.
Давешние конвоиры смущенно топтались возле двери. Начальник райотдела обрел наконец дар речи:
— Товарищи, извините… Досадное недоразумение… Надеюсь, вы не в обиде…
Мы были в обиде, но нам хотелось только одного: получить Свои документы, оружие, «пикап», и как можно скорее догонять группу.
«Пикап» стоял у крыльца, улыбающийся Володя Шлегер бросился заводить мотор.
— Может, подвезете обратно… до места… — попросил начальник мостовой охраны. — Пехом далековато.
Я махнул рукой:
— Садитесь!
Солдаты обрадовались, полезли в кузов, «пикап» рванулся с места и запылил по улице.
Правду говоря, обижались мы напрасно. Советские люди были начеку с первых дней войны. Как выяснилось позднее, ни одно наше обследование мостов и других дорожных сооружений (хотя иные из них официально не охранялись) не прошло незамеченным: местные жители всегда информировали об этих обследованиях ближайшие воинские части или милицию.
С нами произошло действительно всего лишь досадное недоразумение. А ведь народ вылавливал и подлинных гитлеровских лазутчиков. И если те сопротивлялись, беспощадно уничтожал их…
Не доезжая Орши, я вынужден был опять оставить свою колонну на майора Афанасьева, а сам с полковником Овчинниковым и связными направился в штаб фронта.
Два наших «пикапа» двигались по лесной дороге, подпрыгивая на корневищах сосен и осторожно объезжая выбоины. Раннее летнее солнце вызолотило верхушки деревьев, но еще не прогрело чащу. В глубине ее, под кустами, клубились сумерки. Остро и свежо пахло влажной землей. Иволга свистела. Такая тишина, такой мир…
Короткие автоматные очереди и несколько пистолетных выстрелов раздались где-то впереди слишком неожиданно.
Впрочем, так же неожиданно все опять стихло.
Может быть, и не стоило беспокоиться, но я знал, что осторожность на войне необходима при всех обстоятельствах. Остановил машины, пересадил всех бойцов в свой «пикап» и приказал ехать медленнее.
Впереди заметен поворот. Связной, следивший за дорогой, трогает меня за рукав.
— Товарищ полковник, смотрите! Милиционер в лес побежал.
Держа оружие наготове, мы осторожно приблизились к повороту. На высокой росной траве явственно виднелись две широкие синеватые полосы — свежие следы съезжавших в лес машин.
Прислушались. Все тихо.
Выяснять, что это за машины и почему побежал в лес милиционер, некогда. Да и вряд ли мы здесь нужны.
— Вперед! — приказал я Шлегеру, и «пикапы» поехали дальше.
Но примерно через километр, на следующем повороте лесной дороги, нас остановил белоголовый подросток лет пятнадцати, сжимавший в загорелых руках извечное народное оружие — вилы.
— Товарищи военные! Тут в лесу немецкие парашютисты. Сам видел, как они из самолета прыгали и вон там в лесу собирались. Я здесь рядышком скот пасу.
— Будем прочесывать? — спросил Овчинников.
Я не успел ответить. Из кустов появилась запыхавшаяся рослая женщина.
— Вот и подмога!.. Товарищи командиры, выручайте!.. У них там автоматы, а у нас только вот…
Она тоже потрясла вилами.
Красива была эта молодая колхозница в съехавшей на плечо косынке, решившая с вилами идти на вражеских автоматчиков.
— Э-эх! — не выдержал кто-то из бойцов.
Женщина метнула взгляд в сторону вздыхателя и нахмурилась:
— Да что же вы стоите? Побыстрей надо! Они тут недалеко!
— Садитесь в машину, — предложил я колхознице и подростку. — Показывайте, куда ехать.
Оказалось, надо возвращаться.
Скоро нас встретил второй паренек, такой же белоголовый, как первый.
— Теть Ань? — зашептал он. — Тут они. В чащобе с машиной возятся…
Мы, шестеро военных, вместе с отрядом «тети Ани» пешком углубились в лес. Сквозь просвет меж деревьев увидели поляну, а посреди ее черненькую «эмку» и трех человек, одетых в милицейскую форму, с повязками ОРУДа на рукавах.
Из-под машины выбрался рослый парень со знаками различия старшины милиции. Обтирая руки ветошью, он резко приказал своим:
— Быстро убирать этих — и марш отсюда!
Старшина говорил по-русски, но из «эмки» его спутники вытащили тело человека в форме советского командира…
— Стой! Руки вверх! — скомандовал я.
«Милиционеры» метнулись прочь от автомобиля; Но почти одновременно грянули четыре выстрела. Двое бандитов упали снопами, двое залегли. Они пытались отползти, скрыться.
— Стой, гады! — услышал я голос сержанта Сергея Кошеля. — Стой!
Не скрываясь, на ходу стреляя из винтовки, он преследовал «милиционеров». К нему присоединились «тетя Аня», другие бойцы, подростки…
Мы с Овчинниковым подбежали к машине. Один из бандитов убит наповал, другой — ранен. Выбив у него из рук оружие, мы бросились к человеку, которого вытащили из «эмки». Это наш, советский капитан. Он мертв. В «эмке» еще один труп — труп нашего солдата, очевидно, водителя машины.
В это время из лесу появились сержант Кошель и «тетя Аня». Они вели раненого «милиционера».
— А где второй?
Сергей Кошель вытянулся:
— Второй сопротивлялся… Отвели ему «жизненное пространство»…
«Тетя Аня» вытирала пот с высокого лба.
— Как ваша фамилия? — спросил я.
— Моя-то? Шматкова… А зачем это, товарищ полковник?
— Надо же знать, кто диверсантов ловил… Составьте-ка мне список вашего отряда, товарищ Аня Шматкова.
— Да какой там отряд! И к чему это?
— Я доложу командованию.
Аня Шматкова поправила косынку, покраснела, растерянно хмыкнула:
— Что придумали!.. Некогда со списками. Нам сено убирать надо… Эй, ребята, пошли!
— Послушайте!.. — попытался удержать я Шматкову.
Но она решительно протянула руку:
— До свидания! Мы на сенокос…
Так и ушла.
Я никогда больше не встречал Анну Шматкову и не слышал о ней. Но я не сомневался и не сомневаюсь поныне, что эта женщина вместе со своими юными друзьями в годы гитлеровской оккупации «отвела жизненное пространство» не одному фашисту.
Именно такие люди, как она, шли в партизаны!
НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ
Соотношение сил на границе в первые дни войны резко изменилось в пользу противника.
Директива № 3 Наркома обороны, требовавшая от войск Северо-Западного и Западного фронтов активных наступательных действий, родилась в недобрый час. Наступательные действия, предпринятые 23, 24 и 25 июня, дали ничтожные результаты. Потери же, понесенные нашими войсками, оказались чрезвычайно большими.
Неоправданные попытки наступать, когда надо было организовать оборону, только ухудшили и без того очень тяжелое для нас положение. Гитлеровцы, конечно, понимали это и лихорадочно стремились развить и закрепить свои успехи.
Мы прибыли на Западный фронт, когда его командный пункт располагался северо-восточнее Могилева, в густом лесу, недалеко от Днепра.
Погода стояла сухая, теплая. Штабные командиры пристроили столы прямо под деревьями. Кое-где виднелись закиданные ветвями палатки. Во все стороны тянулись телефонные провода.
Командующего фронтом Д. Г. Павлова мы здесь не застали — он был в войсках. Начальник штаба фронта генерал Климовских вяло протянул руку за поданной мной строевой запиской. Вид у него был крайне измученный. Просмотрев записку, он тяжело вздохнул, медленно покачал головой:
— Мало.
— Больше не смогли получить, товарищ генерал…
Климовских понимающе кивнул. Кусая губу, опять поглядел в записку.
Я молчал. Что можно было сказать? Мы и так привезли в три раза больше того, что нам давали в Москве. На свою ответственность по дороге распоряжались…
— Бросьте все силы на минирование и разрушение основных автомобильных и железных дорог, по которым наступает противник, — распорядился Климовских. — И действуйте немедля! Сейчас минуты дороги…
— Разрешите ознакомиться с обстановкой.
— В оперативном отделе. Ну и у инженеров, конечно…
Я отправился сначала к начальнику инженерного управления фронта.
Здесь меня не порадовали. В составе инженерных войск фронта остались только два понтонных и три саперных батальона. Остальные инженерные части попали в окружение, связь с ними потеряна.
Вместе с начальником инженерного управления мы распределили наши скромные силы и средства по магистралям, где следовало создать заграждения в первую очередь. Группа моя разбилась на три отряда.
Полковнику Овчинникову и майору Афанасьеву выпало создавать заграждения в треугольнике Витебск — Полоцк — Лепель. В их распоряжение выделялся батальон трехротного состава, несколько тонн взрывчатых веществ, несколько сот противотанковых мин, достаточное количество бикфордова шнура и детонаторов. Зато других принадлежностей для взрывания они получили, как, впрочем, и все другие, явно недостаточно. Овчинников сразу решил, что будет действовать па направлении Витебск — Полоцк. Майор Афанасьев стал на лепельское направление.
В центре мы расположили отряд под командой майора Уманца. Ему предстояло создать заграждения на магистрали Минск — Борисов — Орша.
Третий отряд, возглавляемый майором Ковалевым, имел задачу прикрыть направление Могилев — Минск.
Уманец и Ковалев также получили по нескольку тонн тола, противотанковые и противопехотные мины. Только Уманцу мы дали мин и взрывчатки немного больше: его участок выглядел опаснее.
Некоторое количество взрывчатки и мин ТМ-35 я оставил в резерве. Их мы тщательно замаскировали в лесу под Оршей. Там же обосновался и наш КП, опекаемый лейтенантом Г. В. Семенихиным.
В те исполненные трагизма дни мне пришлось не раз бывать в штабе Западного фронта. На моих глазах он оправлялся от «шока», полученного в первые часы войны. Я видел, как споро действовали штабные командиры, как налаживалась связь с войсками. Здесь уже лучше знали обстановку, предвидели развитие событий.