Она позвонила в дверь ровно в десять. Люси сидела у себя, разговаривала по телефону с клиентом. Сам я пил кофе. Ночь была долгая и бессонная. В голове вертелись мысли, которыми я не мог поделиться ни с одним живым человеком. Кошмары, до сих пор терзавшие меня по ночам, разгулялись вовсю и теперь преследовали меня и при свете дня.
Ненавистное ощущение — эта двойная беззащитность. Мне хватало проблем в реальной жизни — прошлое надо держать на расстоянии. Я уже совсем не верил, что встретил Веронику случайно. Стало быть, кто-то устроил так, чтобы она оказалась в “Пресс-клубе” именно в тот вечер. А знали, что я буду там, только двое — Люси и Дидрик.
Конечно, если Дидрик не рассказал кому-нибудь еще, что мы там встречаемся. Кому-нибудь вроде Стаффана. Мне действовало на нервы, что я так часто попадал в ситуации, когда требовалась именно помощь Дидрика, но получить ее не мог. Это нам не на пользу. Особенно если путаница обстоятельств, в которую я втянут, коренится в полиции. Но как такое возможно? Неужели в королевском министерстве правопорядка есть люди, замешанные во всем том, что свалилось на меня и мою семью?
В общем, Малин, подруга Бобби, пришла к десяти. И оказалась совершенно не такой, как я себе представлял. Что ж, это не редкость. Я был и есть человек с предрассудками. Подобно всем нам. Мы запоминаем и сортируем людей, встреченных в разных обстоятельствах. Предрассудки отражают и наши ожидания. И в случае с Малин ожидания не оправдались. Ведь мои предрассудки сложились после встречи с парнем, который назвался Бобби, но на самом деле был Элиасом. С Бобби я не встречался никогда, не мог знать, какой он и какая у него девушка.
Малин — девушка прямая, принципиальная. Я машинально почувствовал к ней уважение, почти как в свое время к моей подруге Мадлен Россандер. Некоторые люди просто требуют его. Иначе к ним не подступишься.
— Рада, что вы решили встретиться со мной, — сказала Малин, когда мы поздоровались.
Говорила она на норрландском[3] диалекте, и голос вполне этому соответствовал — спокойный и сдержанный.
— Я тоже очень рад, что вы пришли, — сказал я.
И слегка замялся. Мне много надо было сказать, о многом спросить. Вдобавок меня тяготила нечистая совесть. И как раз это противоречило всякой логике. Ведь не я отыскал Бобби, а он меня. Он перевернул мою жизнь, а не наоборот. И все же в глубине души меня не оставляло ощущение, что я очень ему навредил.
В итоге мои сумбурные размышления закончились фразой:
— Мне так жаль, что Бобби погиб. Если я могу что-то сделать, скажите.
Малин склонила голову набок. Взгляд усталый, в последнее время она явно много плакала. Меня захлестнула неожиданная зависть. Сколько раз в моей жизни мне стоило бы заплакать, но я не плакал.
— Бобби возлагал на вас большие надежды, — сказала она.
Более точный удар она нанести не могла. Я не знал, что ответить.
— Он говорил о вас задолго до того, как пришел к вам.
Тут мне пришлось возразить:
— Он ко мне не приходил, Малин. Послал Элиаса.
— Бобби привык, что его не принимают всерьез. Потому так и вышло.
— Знаю. Но почему он выбрал Элиаса? Элиас едва ли относится к числу людей, вызывающих доверие.
— Для самого Бобби как раз наоборот. К тому же Элиас очень сочувствовал Саре, хотите верьте, хотите нет. А Эд, на которого, естественно, сначала пал выбор, отказался.
Я молча кивнул. Эд, неприятный экс-бойфренд Сары, не захотел помочь Бобби вступить со мной в контакт. Но передал это поручение Элиасу. Благородно.
— Насколько я понимаю, Бобби провел кой-какие собственные разыскания по поводу случившегося с Сарой и ее сыном. И выяснил куда больше, чем Элиас мне рассказал.
Малин несколько раз моргнула.
— Когда Сара беременная вернулась из Штатов, она была совершенно не в себе. Мы думали, с рождением ребенка станет лучше, но паранойя у нее только усиливалась. Сердце разрывалось смотреть.
— Значит, вы с Бобби уже тогда были вместе? — Я не сумел скрыть удивление.
Опять предрассудок — что Бобби не умел поддерживать продолжительные отношения.
— Мы сошлись, когда нам было семнадцать, — сказала Малин. — Он и я против всего мира. У него — никого, кроме меня, а у меня — никого, кроме него. Наверняка звучит высокопарно, а?
Ее вопрос застал меня врасплох.
— Да нет. Вовсе нет.
— Вовсе нет? Много ли тинейджеров рассчитывают только друг на друга?
Откуда мне знать. Я знал только, что сам принадлежал к числу таких вот одиноких. Что отца рядом не было, а мама злоупотребляла алкоголем и потому не могла как следует заботиться о нас с сестрой.
— Сара когда-нибудь рассказывала вам и Бобби, чем занималась в Штатах? — спросил я.
Малин посмотрела мне прямо в глаза.
— Не знаю, что вы имеете в виду под “чем она занималась в Штатах”, мы только поняли, что там у нее возникли огромные проблемы с бойфрендом. С отцом ее ребенка.
Я неловко кивнул.
— У нее на шее была татуировка, — сказал я. — Лотос. Сара рассказывала, откуда она взялась?
Малин пожала плечами.
— Она сказала, что сделала ее по пьяному капризу и потом пожалела.
Пьяный каприз. Тоже способ именовать метку, предназначенную сигнализировать определенным лицам, кому ты принадлежишь. “Лотос” — ласкательное прозвище, которое Сара получила от Люцифера. Его выжгли у нее на шее как вечное напоминание, что она никогда не станет свободной.
— Понятно, — сказал я.
— Думаете, она лгала? Татуировка означала что-то другое?
Я развел руками, как плохой врач, который хочет создать видимость, что, несмотря ни на что, пациент прав.
— Да нет, — сказал я.
Малин теребила браслет часов. Я заметил, что стрелки не двигаются и время показывают неправильно.
— Я знаю, что Бобби через Элиаса просил вас оправдать Сару, — сказала она. — Как далеко вы продвинулись?
Весьма далеко. Я добрался до суровой и грязной правды: Сара была не серийной убийцей, а проституткой, которую использовали.
— Не так далеко, как хотелось бы.
— Но после смерти Бобби вы прекратили работу?
Я хлопнул ладонями по столу, наклонился вперед.
— Да. Прекратил.
— Они говорят, Бобби убили. Вы, наверно, испугались.
— Еще как.
— Бобби тоже испугался. Потому и не сказал никому, что едет в Стокгольм.
Вот опять. Сигнал, предупреждающий, что я снова готов упустить что-то существенное.
— Кто-то наверняка знал, — сказал я. — Иначе он бы не погиб.
— Он, конечно, говорил Элиасу. Но не матери. И никому другому из своих приятелей.
— Кроме Эда, я полагаю?
— Нет, даже ему не говорил. Эд связал Бобби с Элиасом. А после уже не участвовал в происходящем. Держится в сторонке, всегда обтяпывает уйму собственных делишек.
Я снова воочию увидел перед собой Элиаса. Как он трясся от нервозности. Воспоминание вызвало такой страх, что подо мной буквально разверзлась пропасть. Я едва не вцепился в стол, чтобы не рухнуть туда.
— Элиас умеет держать язык за зубами? — спросил я.
— Да, безусловно. Он производит несколько грубоватое впечатление, но мы с Бобби ему доверяли.
Хотя он сидел в тюрьме, хотел сказать я. Хотя в юности — причем совсем недавней — обожал избивать людей в городе и за это загремел за решетку. Так что грубоватый — весьма мягкая характеристика.
— Малин, кто-то наверняка знал, — сказал я. — Наверняка. Подумайте хорошенько. Что было, когда Бобби приехал в Стокгольм? Он постоянно прятался в какой-то квартире или с кем-то встречался? Он рассказывал об этом?
У меня зазвонил мобильник. Громко, пронзительно.
— Извините, — сказал я и отключил сигнал.
Открыл верхний ящик стола и бросил туда телефон.
— Нет, он почти не рассказывал, чем занимался после смерти Сары, — тихо сказала Малин. — Но я понимала, что он не прекратил разыскания. Потратил бог знает сколько дней отпуска, мотаясь в Стокгольм. Я думала, он все сообщит вам, особенно то, что выяснил в садике Мио.
Волоски у меня на шее встали дыбом.
— А что он там узнал?
— Он пообщался с одной из воспитательниц. Она утверждала, что видела, как увели Мио.
Волоски снова улеглись. Это я уже знал. Почему же Бобби не сообщил мне все, что успел выяснить, ни через Элиаса, ни раскрыв свой обман и встретившись со мной лично? Непонятно.
— Вы же сказали, Мио вас не интересует, — тихо сказала Малин, словно прочитав мои мысли. — Бобби так боялся, что вы не поймете, какую важную роль он играет во всем этом.
— Почему же он не рассказал все, что знает? — спросил я.
— Хотел сперва убедиться, что вы работаете, — сказала Малин. — А вдруг бы вы его надули. Тогда бы он понапрасну выдал вам слишком много информации.
Такое объяснение я не готов был принять, но промолчал.
— Значит, он встречался с Сюзанной. А с кем еще?
— С Сюзанной?
— Если это та же женщина из детского сада Мио, с которой контактировал я, то она так себя называет.
Малин покачала головой.
— Я не знаю, как ее зовут.
Тут я вспомнил, что еще не просмотрел материалы о сотрудниках детского сада, собранные Люси.
— Так или иначе, он встречался с одной из воспитательниц, — сказала Малин. — Она утверждала, что знает, кто увел Мио. Некая Ракель, по-моему.
Голос у Малин сорвался, а я затаил дыхание.
— Он ее нашел? — спросил я. — Виделся с ней?
Малин несколько раз сглотнула.
— Нет. Он погиб и не успел выяснить, как ее найти.
Трудно не пожалеть Бобби. Он хотел так много и не сумел ничего добиться. Кто-то задавил его. На моей машине. Или на похожем “порше”. Об этом Малин не знала, и пусть так и останется.
— Вам что-то от меня нужно, — сказала Малин. — Потому я и пришла.
Я приготовился закончить разговор.
— Мне нужна фотография Мио, если у вас она есть.
— Значит, Элиас не врал. Он так и сказал: вам нужна фотография. Зачем? Вы ведь больше не работаете над делом Сары.