— Конечно. Где встретимся?
— Там же, где последний раз.
На миг я смешался. О чем он? Потом сообразил, что он наверняка имеет в виду то место на Шеппсхольмене, где мы встречались тем вечером, когда мне позвонил подручный Люцифера и я заключил с ним соглашение. Тем вечером, когда вернули Беллу.
— Буду через полчаса, — сказал я.
— Хорошо.
Мы с Люси недолго думая решили ездить в контору на велосипедах. Велосипед в Стокгольме очень удобное средство передвижения. Я быстро доберусь до Бориса.
И вот, когда я возился с замком, мимо прошла она. Сперва я не узнал ее, лицо скрывали огромные темные очки. Потом память ожила, набрала четкости. Это была жена Дидрика Стиля. Она медленно подняла очки наверх, и наши взгляды встретились.
— Здравствуй, Ребекка, — сказал я.
Она отреагировала не сразу, я успел спросить себя, рассказывал ли ей Дидрик, в чем меня подозревают. Сначала она застыла, потом побледнела как мел. И наконец щеки ее ярко вспыхнули. О да, она все знала. Иначе бы так не смутилась.
— О, Мартин, здравствуй.
Казалось, она старается улыбнуться, но тщетно. Улыбка замерла на полдороге, в уголках губ, обернулась неловкой гримасой. Вдобавок она явно не знала, то ли ей остановиться и поболтать, то ли идти дальше. Она решила остановиться. На минуточку.
Ее поведение раздражало меня. Замок открылся, я вытащил велосипед из стойки.
— У тебя все в порядке? — спросила она.
Опять та же гримаса. Вдобавок голос срывается.
— Спасибо, все прекрасно. Просто замечательно.
Я улыбнулся самой что ни на есть широкой улыбкой, чувствуя, как напряглись щеки.
— Ну и хорошо, — сказала она. — Ну и хорошо.
Она снова опустила очки, словно занавес. Шоу закончилось. Сейчас она уйдет.
Мне вспомнилось, как смешался Дидрик, когда я при нашей последней встрече передал привет Ребекке. Я внимательно смотрел на нее. Что-то не так. Она не просто в шоке от встречи с бывшим приятелем мужа (или как меня там назвать), которого подозревают в нескольких убийствах.
— А ты-то как? — спросил я.
— У меня тоже все хорошо, — ответила она.
— Ты в отпуске или просто гуляешь с утречка?
Не знаю, почему я задал такой дурацкий вопрос. Откровенная попытка выведать, какие у нее планы. Но она вовсе не обязана посвящать меня в свои дела.
— Не знаю, можно ли назвать это отпуском, — сказала она. — Просто выдалось несколько свободных дней, и я решила съездить сюда.
— Съездить сюда? Куда именно?
— В Стокгольм. Я сейчас живу в Дании. В… за городом.
Значит, они с Дидриком разъехались. Интересно, с каких пор. Когда мы встречались в “Пресс-клубе”, они с Ребеккой были вместе. Хотя Дидрик вовсе не обязательно говорил правду. Не настолько мы близкие друзья. Перед встречей в “Пресс-клубе” целый год не виделись. С какой стати ему информировать меня о том, что он ушел от жены? Или она ушла от него, мне без разницы.
Ребекка коротко кивнула:
— Мне пора. Береги себя.
— Ты тоже, — сказал я. — Жаль, что у вас с Дидриком так все вышло.
На миг она опять смешалась, потом быстро улыбнулась и пошла прочь. Смятение, мелькнувшее на ее лице и тотчас исчезнувшее, передалось мне. Я что-то не так понял? Они не разошлись? Нет, скорей всего разошлись, ведь Дидрик-то вряд ли живет в Дании.
Я покатил в сторону Санкт-Эриксгатан. Мысли продолжали свой бег. Пожалуй, развод Дидрика — деталь небезынтересная. Возможно, я узнал даже весьма важную подробность. Хотя не уверен. Это действовало на нервы. Причем ужасно.
Сперва я не увидел его и потому призадумался. Мы ведь последний раз встречались на Шеппсхольмене? Я поставил велосипед на стоянку и прошелся по заброшенному заднему двору. Окликнуть не решился. Достал мобильник, по которому мог звонить только Борис. Пропущенных звонков нет.
За спиной в нескольких метрах от меня скрипнул гравий. Я резко обернулся — прямо передо мной стоял Борис. Заметив, как он выглядит, я невольно вздрогнул. Совершенно замотанный. Чертовски усталый.
В конце концов меня успокоило, что это впечатление чисто внешнее, говорившее, что в последние дни или недели ему здорово досталось. Взгляд же ни на йоту не утратил прежней остроты. Наоборот, стал холодным и жестким.
— Ты не очень-то осторожен, Мартин, — сказал он.
Голос чуть более хриплый, чем обычно.
Я огляделся по сторонам. Ни души кругом.
Борис покачал головой:
— Не в этом смысле. Хвоста за тобой нет. Я имею в виду, ты прохаживаешься тут с хозяйским видом. Средь бела дня.
Он показал пальцем мне через плечо, на задний фасад ресторана, над которым нависала уродливая крыша. Там мы стояли прошлый раз.
— Я же не видел тебя, — сказал я, оправдываясь, как маленький ребенок.
Борис опять покачал головой:
— Пошли.
Мы устроились под свесом крыши.
— Когда я был в полиции, Дидрик Стиль назвал твое имя.
— Вот как, назвал, значит.
— Оно всплыло в расследовании убийства деда и бабушки Беллы.
Из внутреннего кармана кожаной куртки Борис достал свернутый лист бумаги. Я бы никогда не напялил в погожий летний день такую кожаную куртку, но ведь мне вовсе незачем выглядеть так круто, как Борис.
— С какой стати ты был в полиции? — спросил он.
Невесть почему я устыдился, хотя говорил с Борисом.
— Они думают, я совершил еще одно убийство.
Борис рассмеялся:
— Ты превзошел сам себя, что ни день, то сюрприз.
Смех сменился кашлем.
— Тебе пора завязывать с курением, — сказал я.
— Поздно, — сказал Борис. — И для этого, и еще много для чего.
Он выпрямился, протянул мне бумагу, которую достал из кармана.
— Я знал, что тебя вызывали в полицию и норовят обвинить в новом убийстве, — сказал он. — И что они нацелились на меня, тоже знал. А потому хочу на время залечь на дно. Уехать из страны и подождать, пока все утихнет.
Я похолодел от какого-то неизъяснимого страха. Борис — одна из моих спасительных опор. Что со мной будет, если он уедет из страны?
— Не робей, Беннер. Ты и без меня прекрасно справляешься.
Я хотел запротестовать. Сказать что-нибудь про Люцифера, про человека, которого застрелил. Но промолчал. Борис не обязан заниматься всеми моими проблемами. На то они и мои.
— Не развернешь?
Неловкими, негнущимися пальцами я развернул бумагу. И увидел черно-белую, не вполне четкую фотографию женщины. Недоуменно посмотрел на Бориса.
— Узнаешь ее? — спросил он.
Да, я ее узнал. Более чем. Снимок сделан, должно быть, несколько лет назад, но я сразу узнал изображенную на нем женщину. Это была Вероника, с которой я уехал тогда из “Пресс-клуба”.
— Конечно, она мне знакома. А почему ты показываешь мне это фото?
— Она состояла в той же стокгольмской шайке, что и Сара Техас. Фото я получил вчера. Мой информатор упустил ее и не включил ее данные и фото в первый материал.
Когда я вернулся из Техаса, Борис оказал мне неоценимую услугу. Через свои контакты в полиции добыл имена и фотографии тех, с кем Сара Техас общалась до отъезда в Штаты. Развлеченья ради эта шайка избивала прохожих в городе. Так я вышел на Элиаса.
Новость, что женщина, с которой я из ресторана отправился к ней домой, знала Сару Техас, поразила меня.
— Мне казалось, она старше Сары, — сказал я, просто чтобы не молчать.
— Так и есть, — ответил Борис. — Ей недавно тридцать исполнилось.
— Как ее зовут?
— А ты не знаешь?
Он усмехнулся. Очевидно, без труда сообразил, откуда я знаю эту женщину.
— Она назвалась Вероникой.
— Но зовут ее Ракель.
На мгновение сердце у меня замерло.
— Ракель? — прошептал я.
— Раньше Ракель Свенссон. Сейчас Ракель Миннхаген.
17
Прощание с Борисом не отличалось эмоциональностью. Я был в шоке, мысли путались. Ему очень хотелось остаться в Швеции и помочь мне, что в нынешних обстоятельствах было трудно. Если не сказать невозможно. Кто слил полиции его имя, я не знал, но каким-то образом оно всплыло в расследовании убийства деда и бабушки Беллы. Как назло.
— Постарайся не сидеть со всем этим в одиночку, — сказал на прощание Борис.
Будто я сам выбирал одиночество.
— Конечно, — ответил я.
Я вернулся домой, взял напрокат машину. Потом двинул прямиком к женщине, которая назвалась Вероникой, а на самом деле оказалась Ракель Миннхаген. Как и та, что якобы увела Мио из детского сада и вдобавок знала его маму Сару. Почему раньше никто о ней не упоминал? Ни Элиас, ни Дженни, ни полиция. Ни Малин. Вероятно, все дело в том, что, сменив фамилию, она обеспечила себе прикрытие. Да и Бобби не успел ее вычислить. Если бы они встретились до его гибели, он бы наверняка ее узнал.
Информатор Бориса прекрасно поработал. Собрал все данные, необходимые, чтобы отыскать Ракель. Она жила в Сольне[4], в маленьком таунхаусе. Сейчас дом пуст, установил я, добравшись до места. Когда я позвонил в дверь, никто не открыл. Ряд таунхаусов казался бесконечно длинным. К счастью, Ракель занимала угловой дом. Я обогнул его, вышел к заднему фасаду. Участки разделяли на удивление высокие живые изгороди. Полная тишина, я не слышал поблизости ни звука, ни шороха. Как ребенок, прижался лицом к стеклянной задней двери. За нею была кухня. Пустая.
Я прошелся мимо всех окон заднего фасада. Кроме последнего, все относились к кухне. В последнее я увидел что-то вроде гостевой комнаты. Узкая застланная кровать, письменный столик. Прямо как тюремная камера. Голые стены, никаких личных вещей — ни одежды, ни обуви. Нахмурясь, я вернулся к кухонным окнам. Кухня тоже совершенно безликая. Я уже дважды сверился с реестром недвижимости. Таунхаус действительно принадлежал Ракель. Возможно, она постоянно проживала по другому адресу, не по тому, где была зарегистрирована.
Мне казалось, я действую вполне разумно. Целенаправленно и сосредоточенно. Однако, по правде говоря, я был в безумной панике, выбитый из колеи тем, что узнал в этот день. Я задумался. Дом на охранной сигнализации? Или можно незаметно разбить окно? От одной мысли у меня мороз пробежал по коже. Если я разобью окно, если действительно вломлюсь в дом, то перейду границу, которую до сих пор не преступал. Де-факто нарушу закон и уже не смогу оправдаться. Ссылки на стресс не помогут, никаких оправданий не будет. Если