Она всхлипнула в трубку.
— Он говорил, кого боится? — спросил я.
— Он и сам не знал. Во всяком случае, отвечал так. Хотя… он говорил, что это из-за Сары. Из-за Сары Телль.
Я молча кивнул сам себе.
— Вы знали Сару?
— Мы все ее знали, — сказала подруга Элиаса. — Несколько лет в одной шайке тусовались. Пока она не укатила в Штаты. А как вернулась, родила ребенка. При этом многое меняется.
У меня возникла одна мысль, и я рискнул:
— Вы знаете некую Ракель Миннхаген? Или Свенссон?
Пульс участился, когда я произнес это имя.
— Ракель? Конечно, только это было давно. Она постарше нас.
Я постарался не выказывать излишней заинтересованности.
— Не знаете, что с ней сталось? Чем она сейчас занимается?
— Понятия не имею. Мы потеряли связь с тех пор, как она исчезла.
— Исчезла?
— Ушла. Ну, из нашей компашки.
Из компашки. Из шайки хулиганья. Многие из них угодили за решетку, но не Сара. И, похоже, не Ракель.
— А куда она подевалась? — спросил я, прекрасно сознавая, что моя настойчивость подозрительна. — Люди редко исчезают как дым.
— Понятное дело, — сказала подружка Элиаса. — Она вроде как скрылась. Мы… кое-кто из наших попал в передрягу. В неприятности с полицией. Ракель успела скрыться. И с тех пор не объявлялась.
— Извините за наглость, но я спрошу: у вас тоже были неприятности с полицией?
Она шмыгнула носом, потом сказала:
— Нет. Я в это дерьмо не ввязывалась.
— В отличие от Элиаса.
— Но он исправился. Правда исправился.
Весь автомобиль пропах гамбургером. Тысячи картин вихрем кружились у меня в голове. Наверняка была причина тому, что, в отличие от Бобби, Дженни и остальных погибших, Элиас пока не найден. Если преступнику уже не так легко создать впечатление, что виновник именно я, то он, вероятно, скорее всего, постарается уничтожить свои следы.
Или Элиас не выдержал и просто сбежал? Не справился с огромным стрессом. Но куда он направился?
— У вас есть летний домик или что-нибудь в этом роде? — спросил я. — У вас или у ваших родителей?
— Нет-нет, нам такое не по карману. Вы же понимаете.
Пожалуй, но спросить никогда не мешает.
— А родственник какой-нибудь есть или приятель, у которого он может спрятаться? Раз уж он думал, что его преследуют.
— Насколько я помню, нет.
Я пал духом. Наивно полагать, что Элиас скрывается добровольно. Он ведь не одну неделю чуял слежку, так что его определенно нет в живых.
Но как такое возможно?
Черт возьми, я был совершенно уверен, что тем вечером, когда явился домой к Элиасу и потом говорил с ним в кафе, хвоста за мной не было. Кто, кроме меня, мог вычислить, какую роль он играет в случившемся?
— Когда именно Элиас начал говорить, что чует слежку? — спросил я.
— Через несколько дней после того, как узнал, что Бобби погиб.
— А как он узнал? О смерти Бобби?
— Бобби не пришел в бар, где они уговорились встретиться. И мобильник его перестал отвечать. Тогда Элиас позвонил его матери. Она слыхала, что сын в городе, и как раз узнала от полиции, что его насмерть сбила машина.
— И Элиас решил, что Бобби убили? Он не думал, что это мог быть несчастный случай?
— А с какой стати ему так думать? Мамаша Бобби сказала, что это убийство. Или полиция так сказала. Ну, вроде как судя по его травмам.
Травмы. Нанесенные автомобилем. Который кто-то мог забрать из моего запертого гаража той ночью, когда я находился в больнице с Беллой. Запретные мысли вернулись. Если машина вправду была моя, кто мог вывести ее из гаража, не оставив нигде следов?
Кто-то с ключами.
Люси.
Невозможно.
— Я должна узнать, что с ним случилось, — сказала подружка Элиаса и опять заплакала. — Как мне его найти?
Желание вполне понятное. Но, увы, я ничем не мог ей помочь.
— Не знаю, — сказал я. — Мне очень жаль, но я не знаю.
Я не сказал, что, как мне кажется, Элиаса нет в живых. А за окнами машины мир мчался мимо, будто ничего не случилось.
И тут подружка Элиаса сказала нечто совершенно неожиданное:
— Он звонил в полицию.
— Что?
— Он звонил в полицию, сказал, что за ним, похоже, следят. После смерти Бобби. Но, понятно, не хотел говорить полиции почему, так что, думаю, они не приняли его всерьез.
Рубашка натянулась на моей груди.
— Вы уверены, что он не выложил им все?
— Уверена. Полиция попросила перезвонить, когда он будет готов рассказать всю историю. Должно быть, догадались, что он кое-что утаил.
— Не знаете, с кем он разговаривал?
— Нет. Знаю только, что он просил соединить его с кем-нибудь, кто расследовал дело Сары Техас.
Я рассвирепел. Чем, черт побери, занималась полиция? Бобби мертв, Дженни тоже. А когда появился третий и попросил о помощи, они пальцем не пошевелили. Несмотря на явную связь с Сарой. Многовато странностей, чтобы списывать их на случайность.
В розыскном деле не было фотографий Мио.
А когда Элиас позвонил и попросил о помощи, он ее не получил.
— Вы должны выяснить, с кем разговаривал Элиас. Слышите? Это важно.
— Я попробую. Я…
— Позвоните в полицию. Прямо сейчас. А потом перезвоните мне.
19
Когда я вернулся домой, квартира была пуста. Сигне еще не забрала Беллу из садика, а где была Люси, я вообще понятия не имел. По телефону она не отвечала. С облегчением я обнаружил, что ее вещи пока на месте. Все выглядело как утром, когда мы уходили из дома. И тем не менее все изменилось. Все мое грязное белье вывалилось из гардероба и теперь валялось перед взрослым человеком, которого я любил больше всего на свете. Как, черт побери, нам с Люси идти дальше?
— Детка?
Не знаю, почему я позвал ее, ведь было совершенно ясно, что в квартире ее нет. В свое оправдание могу лишь сказать, что действовал отнюдь не благоразумным образом. У меня началась паранойя, точь-в-точь как у Элиаса. И неверные шаги грозили катастрофическими последствиями. Для меня и для самых моих близких и любимых.
Я тщательно взвесил все свои поступки. И в целом одобрил их. Единственным новым участником, которого я вовлек в эту мерзкую историю, была Мадлен. Но я постарался дать ей минимум информации. Для защиты, единственной защиты, какую мог предложить. Я вздрогнул, осознав, что этого наверняка недостаточно. Недостаточно, если тут замешаны люди из полиции. Новая, пугающая мысль, возникшая в ходе разговора с девушкой Элиаса. Я не знал, кто именно дает информацию Мадлен. И от кого получает информацию Борис. Если здесь замешана полиция, то велика вероятность, что Борис или Мадлен ошиблись с информатором. В полной растерянности я подошел к мойке, налил стакан воды. Надо бы чего-нибудь покрепче, но не сейчас. Не сейчас и не здесь.
Я вышел на террасу. Синее небо, горячее солнце, ласковый ветерок. Вид на много миль окрест, но мне было все равно. С тем же успехом я мог бы глазеть на свалку. Мозг лихорадочно работал, пытаясь сложить воедино тысячи осколков. Не получалось. Хреновый день.
Зазвонил мобильник. Снова подружка Элиаса.
— Я сделала, как вы сказали. Позвонила в полицию и попросила соединить меня с тем сотрудником, с которым говорил Элиас. Сперва они упирались, но потом уступили. Соединили с неким Стаффаном Эрикссоном.
Стаффан Эрикссон. Дуболом, сотрудник Дидрика. Тот, что не умел выглядеть импозантно. Я вдруг сообразил, что знаю эту фамилию по предварительному расследованию дела Сары Техас. Она же встречалась в некоторых документах?
Я вернулся в квартиру. Коробки с материалами предварительного расследования стояли в библиотеке. Я поблагодарил подружку Элиаса за звонок и взял с нее слово, что она сообщит, как только что-нибудь узнает про Элиаса.
Стаффан Эрикссон. Я накинулся на коробки, как дикий зверь, и почти сразу наткнулся на него. Он был одним из тех, кто допрашивал Сару Техас. Я снова сложил бумаги в коробку. Я что, теряю хватку? Гоняюсь за призраками, ввиду отсутствия живых людей, настоящих зацепок?
Кто-то вставил ключ во входную дверь. Я тотчас вскочил, прошел в переднюю. Дверь открылась — Люси. Увидев меня, она вскрикнула от удивления:
— Ты дома?
— Прости, если напугал.
Мне хотелось спросить, почему так важно, чтобы меня не было дома, но потом я подумал, что она ничего такого не говорила. И безнадежно констатировал, что дошел до ручки.
Люси бросила ключи на столик в передней, скинула туфли и прошла на кухню.
Я пошел следом.
— Где ты была?
— Я же сказала, мне надо было побыть одной.
Она открыла холодильник, достала колу. И стала пить прямо из банки.
— Детка, то, что я тебе рассказал…
— Что ты застрелил парня и похоронил его в песке?
— Это не убийство.
— Конечно, нет, ты просто случайно его застрелил.
Я глубоко вздохнул.
— Так или иначе, очень жаль, но я никогда не чувствовал, что могу рассказать тебе эту историю.
Каждое слово звучало именно так, как я хотел. Речь шла в первую очередь о том, что я чувствовал, а не о том, что фактически было возможно. Конечно, я мог рассказать Люси, дальше нее это ни в коем случае не пошло бы. Но я не хотел. Не хотел, чтобы кто-нибудь — и прежде всего Люси — знал обо мне такое. Вот и похоронил эту мерзкую историю в глубинах памяти. И смог похоронить именно потому, что это не убийство. Сколько раз я прокручивал в голове ту сцену — вывод всегда был одинаков: я не мог поступить иначе. Тогда и там не мог. Сегодня — пожалуй, но не тогда.
Люси отставила колу, словно ждала продолжения.
— Мне было так страшно, — прошептал я. — Безгранично страшно. Тогда-то я понял, что работа в полиции совершенно не для меня. Мне там не место. Как в ту пору, так и сейчас.
Люси опустила взгляд, не желала смотреть мне в глаза.
— Тебя не было дома той ночью, — тихо сказала она, — когда погибли Бобби и Дженни. И после того как ты рассказал, что случилось в Техасе… мне требуются доказательства. Я должна точно знать, что ты не делал того, в чем тебя подозревает полиция. Что ты не задавил насмерть ни Бобби, ни Дженни, ни бог весть кого еще. Ты же поним