Я встал, хотел сходить на кухню за стаканом воды. И тут мобильник зазвонил. Уже? Я смотрел на него как завороженный, будто никак не мог понять, отчего он звонит. Сигнал звучал за сигналом, а я был не в силах протянуть руку и отключить его. Ну что́ я скажу, если в самом деле звонит мой бывший шеф Джош Тейлор? Он служил в полиции, коррумпированной Люциферовой группировкой. В худшем случае Люцифер вообще его начальник. Как знать, может, Тейлор сам продался боссу мафии?
Но любопытство одержало верх. Хриплым голосом я ответил:
— Да?
Я не видел, кто звонит, и потому ответил по-шведски. Голос в трубке положил конец моим сомнениям:
— Беннер?
Это был он. Человек, который однажды пришел мне на выручку, когда я более всего нуждался в помощи и, черт побери, менее всего ее заслуживал.
— Давно мы не говорили, — сказал я.
Он помолчал, потом сказал:
— Не уверен, что рад тебя слышать.
— Поверь, я звонить не хотел.
Терраса вдруг показалась мне космическим кораблем, изолированным от всего остального мира.
— Можешь говорить? — спросил я.
— Да. Но недолго.
— Вообще-то у меня только один вопрос. Сколько людей знает про похороны Пастора Парсона?
Он тяжело дышал в трубку.
— Щекотливый вопрос. Могу ответить только за себя. Я никому ни слова не говорил.
Рука, в которой я сжимал мобильник, взмокла от пота.
— И все-таки, похоже, о случившемся знает кто-то еще.
— Выкладывай, — сказал он.
21
Не имело значения, состоит Джош Тейлор в Люциферовой группировке или нет, — я начал рассказ. Впервые с тех пор, как встречался с журналистом Фредриком Уландером, рассказывал постороннему, в какую передрягу угодил. Джош сказал, у него мало времени. Но я говорил уже двадцать минут, а он по-прежнему внимательно слушал. Так бывает, когда людей объединяет общее тяжкое преступление. Дело не в дружбе и даже не в симпатии, слушаешь ради себя самого. Ради спасения собственной шкуры.
— Они умирают, — сказал я. — Один за другим. Бобби, Дженни, Фредрик. Наверно, и Элиас тоже.
— Чтобы Люцифер избежал разоблачения? — сказал Тейлор. — Не думаю.
Я резко покачал головой. Я тоже не думал, что они погибали ради Люцифера. Нет-нет, и определенно не по той причине, какую, как я думал, представлял себе Джош Тейлор. Тейлор ушел из уголовного розыска и теперь энергично боролся с экономическими преступлениями. Но это не меняло очевидного факта, что он, подобно всем техасцам, слышал разговоры о Люцифере и следил за усердными попытками своих коллег положить конец его деятельности.
— Мы взяли Люцифера, — сказал Тейлор. — Осудили, правда, за не слишком серьезное деяние, однако же личность его была установлена.
Я снова покачал головой. Вот в чем он ошибался и должен об этом узнать.
— Нет, — сказал я. — Люцифера вы не взяли. Но на это можно наплевать. Потому что здесь речь не о Люцифере. Не в первую очередь о нем. Речь идет о Мио.
— Кто это сказал? Ты или Люцифер?
— Я, — ответил я и уже тише добавил: — И Люцифер.
Джош Тейлор тихонько рассмеялся в трубку. Смех был мрачный, без намека на веселье.
— Черт побери, Мартин. Ты же умный парень. Понимаешь ведь, что ни одному слову Люцифера верить нельзя? Если ты в самом деле имел контакт именно с ним. Извини, но как раз в этом я сомневаюсь. — Джош помолчал. — Как бы то ни было, преследователь у тебя невероятно ловкий. Убить Дженни и Бобби в данных обстоятельствах, по-моему, труда не составляло, но как эта твоя немезида отыскала остальных, кого ты назвал, — Фредрика и второго, вероятно тоже погибшего, Элиаса?
— У меня нет однозначного ответа на этот вопрос, — сказал я. — После смерти Бобби Элиас жил в постоянном страхе. А Фредрик Уландер… У меня есть определенные подозрения, что он поверил не всему в моем рассказе и попытался добыть подтверждения.
— И эти его попытки открыли кому не надо, что он слишком много знал?
— Примерно так. Это всего лишь подозрение. Полной уверенности у меня нет. Но все произошло слишком быстро. В смысле, очень уж скоро он умер.
Джош Тейлор хмыкнул в трубку. Я прямо воочию видел его перед собой. Манера двигаться у взрослых людей с годами не меняется. Я представил себе, как он сидит, положив ногу на ногу, в коротковатых брюках. Представил себе руку, то и дело поглаживающую бороду. Если он ее не сбрил. Растительность, не в пример языку тела, меняется.
— Меня беспокоит кое-что еще, — сказал я.
— Да неужели?
— Многие нити, которые я прослеживаю, ведут в полицию.
— Я тоже думал об этом, пока слушал твой рассказ. На мой взгляд, весьма вероятно, что твой противник Люцифер замешан во всем куда больше, чем тебе кажется, и что он — бог весть каким образом — сумел завести союзников в шведской полиции.
— По словам подруги Сары Техас, у Люцифера есть в Швеции контакты. Частные.
— К подобным утверждениям я бы отнесся с осторожностью.
Я молчал. Мне недоставало полицейского опыта Джоша Тейлора, я чувствовал себя ничтожным, слушая его предостережения и укоры.
— Ты говоришь, Люцифер не тот, кого мы осудили, когда устроили облаву на его людей. Ты хотя бы догадываешься, кто он может быть?
На этот вопрос мне отвечать не хотелось. Этот кусочек информации я вообще предпочел исключить из своего рассказа. Ну, что, по некоторым сведениям, Люцифером может быть хьюстонский шериф, Эстебан Стиллер. Правда, когда я получил фотографию малыша Мио, тут возникло резкое возражение: мальчик-то темнокожий. Мать — белая. Стало быть, отец наверняка темнокожий. А отец — Люцифер. Но Эстебан Стиллер — белый.
— Нет, — сказал я. — У меня нет никакой информации.
Джош Тейлор откашлялся.
— Может, я начинаю страдать слабоумием, но почему ты звонишь именно мне и рассказываешь эту историю?
— Я просто не успел объяснить. Мы сразу заговорили о другом. Помнишь, я сказал, что, по словам Бобби, он пришел ко мне потому, что слышал по радио, как я говорил о Саре Техас?
— И что?
— Его подруга утверждает, что это неправда. Он пришел ко мне потому, что я, мол, могу подобраться к самому Дьяволу. Сара говорила, что мы с Люцифером знакомы.
О эти молчания, не тягостные, а просто избавительные. Они случаются так редко. Но когда я говорил с Джошем Тейлором, их было много. У меня возникло ощущение, что они не только избавительны, но и конструктивны. Пожалуй, даже плодотворны.
— Она сказала, что ты можешь напугать самого Дьявола? — спросил Джош.
— Нет, не прямо. Она сказала…
— …что ты можешь к нему подобраться. Потому что он тебя ненавидит. И он называл тебя убийцей. Это я слышал. И все же боишься ты. Так боишься, что звонишь мне. То, что сказала подруга Бобби, говорит о том, что перевес за тобой, а не за Люцифером. Что ты думаешь, Беннер? Что тебя втянули в это дерьмо из-за похорон Пастора Парсона?
Малая часть моего “я” негодовала, что мы продолжаем говорить “похороны Пастора Парсона”. У покойного было имя. И он заслуживал, чтобы его называли по имени, а не иначе. Но это непозволительно. Ведь нас могли подслушивать. И, назвав его имя, мы сами могли оказаться по уши в дерьме.
— Я не уверен, — сказал я. — Ни в чем. Может, у меня просто паранойя. Но когда девушка Бобби сказала об этом… Проснулись разные мысли. Чертовски мрачные. Я больше не верю в случайности.
На улице засигналили автомобили. Несколько раз кряду. Стокгольмская ночь не желала угомониться. Ну и хорошо, мне нравится.
— Ты же сам говорил, что несчастный случай произошел без свидетелей, — сказал Джош. — И я точно знаю, что в похоронах участвовали только мы трое.
Несчастный случай. Я никогда не мог назвать так свое злодеяние.
— Ни ты, ни я никогда и никому не рассказывали о случившемся.
— Совершенно верно, — сказал Джош.
— Тогда остается выяснить, не проболтался ли Тони.
— Что весьма затруднительно, поскольку его нет в живых.
Тони был моим напарником. Мы вместе патрулировали той ночью, когда я выстрелил. Как я и говорил Люси, позднее он погиб.
— Я так и не успел познакомиться с ним поближе, — сказал я. — Но, по-моему, он был хороший человек и хороший полицейский. Не трепло и не стукач.
— Мне тоже так казалось.
Тони был потрясен не меньше нас с Джошем. Лицо его походило на суровую маску, когда он стоял с лопатой на заброшенном нефтяном промысле и помогал хоронить кошмарную, грязную тайну. Как выглядел я сам, не знаю. Наверно, от меня разило страхом или убожеством. Потому что чувствовал я себя именно так.
— Впрочем, — сказал Джош, — определенные формы разговоров, пожалуй, не попадают в категорию доносов. Хотя косвенно ведут к тому же результату.
— Не понимаю.
— Ты в самом деле — положа руку на сердце — никому-никому не рассказывал о случившемся, Мартин?
Я выпрямился.
— Положа руку на сердце, Джош. До сегодняшнего утра, кроме меня, никто не знал о происшествиях той ночи.
— До сегодняшнего утра?
— Сегодня утром я обо всем рассказал Люси.
— То есть ты молчал двадцать лет. Круто. Не все такие крутые, как ты.
Новые звуки уличного движения отвлекли меня. На сей раз они раздражали. Невообразимая какофония автомобильных сигналов и свистков. Наверняка футбольные фанаты или вроде того.
— Что ты хочешь сказать? Ты сам кому-нибудь рассказывал?
— Жене.
Ответил он так быстро, что буквально ошеломил меня. Будто поделиться с любимой женщиной — самое естественное на свете. Возможно, так и есть. Возможно, со мной не все в порядке.
— Вот как. А кому она потом рассказала?
— Никому.
— Да неужели? Ты рассказал ей, потому что был в шоке. Стало быть, она, тоже в шоке, в свою очередь не могла не рассказать кому-то еще. Кстати, ты, по-моему, говорил, что не рассказывал никому.
— Я рассказал ей об этом с глазу на глаз. Мы могли поддержать друг друга. Поверь, она ни с кем не делилась.
Я поморгал, глядя в темно-синее небо.