Я покачал головой:
— В том-то и штука. Я не знал, что найдется в том доме. Потому и хотел, чтобы кто-то проник туда и все осмотрел. Я хотел знать, есть ли там следы присутствия детей.
— Следы присутствия детей, — повторила она, вскинув голову.
Волосы у нее были длинные, собранные в хвост. Лицо без косметики. Ресницы светлые, чуть ли не прозрачные. Нос в веснушках. Глаза светлые, как льдинки. Точно завороженный, я искал объяснение, почему именно она стала членом Борисовой организации. Она не походила ни на кого из тех, кого я видел с ним рядом. В ней не было ничего от их грубости, от их закалки. Правда, мое знакомство с Борисовой сетью было весьма ограниченно.
— Ладно, с этого и начнем, — сказала она. — Со следов детей.
Она достала из сумочки мобильник. Внимательно глядя на дисплей, нажала несколько кнопок.
— Вот. — Она протянула мне мобильник. — Один из двух детских следов.
Я взглянул на дисплей. Фотография упаковки с лекарством. Стесолид — ректальный раствор для лечения, например, разных форм судорог.
— А при чем тут дети? — спросил я.
— Увеличьте фото, — коротко бросила она.
Я увеличил. Снимок уже не умещался целиком на маленьком дисплее. Я водил пальцем туда-сюда, скользил взглядом по фотографии. И наконец увидел. Прочитал про себя:
Дозировка:
детям с весом 5–12 кг (от ок. 3 мес. до 2 лет): 5 мг;
детям с весом более 12 кг (примерно от 2 лет и старше): 10 мг;
взрослым: 10 мг.
Предпоследняя строчка была подчеркнута.
— Ребенок, о котором идет речь, страдал эпилепсией или иной спазматической болезнью? — спросила Мария.
— Понятия не имею, — ответил я.
Но постараюсь выяснить, и как можно скорее. Мио пропал, когда ему было четыре года. Вряд ли речь шла об эпилепсии, возможно, судороги у него случались от высокой температуры. У Беллы такое было однажды, в двухлетнем возрасте. Я думал, она умрет прямо у меня на глазах. Воспоминание о тогдашней панике заставило меня отложить мобильник.
— На упаковке не было имени?
— Увы, нет. Его оторвали.
— А фамилии врача, который выписал рецепт?
— Она была на том же оторванном клочке. В упаковке оставалось только две ампулы. Она лежала в шкафчике в ванной.
— А что еще вы нашли? — спросил я, стараясь скрыть нетерпение в голосе. — Вы говорили, что следов два.
Она снова взяла в руки телефон.
— Вот.
Еще один снимок.
Пара желтых резиновых сапожек.
Я сразу вспомнил слова Сюзанны, воспитательницы из детского сада. В окно она видела, как Мио уводили. Двор был освещен плохо. Но при свете фонарей она узнала его желтые резиновые сапожки.
Пульс у меня участился. Впервые я вышел за пределы шатких теорий и сомнительных свидетельских показаний. Передо мной — конкретное доказательство, подтверждавшее то, что я слышал от свидетельницы, которая даже не назвала своего настоящего имени.
— Размер? — спросил я.
— Двадцать шестой. Я нашла их в дальнем углу гардероба.
На размер больше, чем у Беллы.
— А как вообще выглядел дом? На ваш взгляд, там кто-то живет?
Мария кивнула.
— Да. В корзине грязное белье, под мойкой ведро с мусором. Без запаха, значит, стоит там недавно.
Тем не менее в полдень, когда я там побывал, дом пустовал. Как и недавно, когда туда наведалась взломщица.
— В доме была и мужская, и женская одежда?
— Вся одежда, какую я видела, была дамских размеров. А в шкафу — несколько пар туфель на высоком каблуке.
— Детской одежды не было?
— Нет. Если не считать резиновых сапожек.
Я незаметно глянул на часы. Не стоит засиживаться слишком долго.
— Вы даже не представляете себе, как вы мне помогли, — сказал я. — Непременно сообщу Борису, и вы получите хорошее вознаграждение. Я…
— Мы еще не закончили. — Она говорила тихо, но отчетливо. — Помните, что я сказала, когда вы пришли?
Разумеется, я помнил, хотя предпочел бы забыть.
— Вы сказали что-то о хреновом заказе.
И что меня бы не было в живых, но об этом я умолчал.
— Кто-нибудь знал, что вы собираетесь вломиться в этот дом? — спросила Мария. — Отвечайте честно.
На секунду я подумал, не вооружена ли она, но обе ее руки лежали на столе. Ногти коротко подстрижены и не накрашены.
— Никто не знал, — сказал я. — Кроме Бориса.
Даже Люси не знала, подумал я.
— Проникнуть в дом, не нанеся определенного ущерба, было невозможно, — сказала Мария. — Поэтому я решила совершить весьма топорный взлом. Повреждения довольно серьезные, я хотела, чтобы все выглядело по-любительски.
— О’кей, — сказал я, просто чтобы не молчать.
Сам бы я до такого нипочем не додумался. Глупо, конечно, с моей стороны. Чего уж лучше, если взлом выглядит как дело рук наркомана.
— По естественным причинам я, напротив, не хотела оставлять следы, которые могут меня выдать, — продолжала Мария. — И это, скорее всего, вызовет у полиции подозрения. Ну, что человек, совершивший топорный взлом, постарался не оставить отпечатков пальцев, волос или еще какой-нибудь чепухи.
Она пожала плечами, и я молча кивнул, показывая, что слежу за ее мыслью.
— Вот такие дела, — сказала она. — Я сделала все, что могла, и в целом все прошло благополучно. Если бы не чертовски неприятный сюрприз, который ждал в гостиной.
Я инстинктивно заерзал на стуле.
— О’кей?
Она наклонилась вперед. Клянусь, я мог пересчитать все веснушки у нее на носу.
— Не о’кей, Мартин. Совсем не о’кей.
Я развел руками, неуместно широко.
— Да скажите же, что пошло не так, черт возьми!
Мария последний раз взяла в руки мобильник. И поднесла его чуть не вплотную к моему лицу.
— Знаете его?
Я машинально отпрянул, подальше от мобильника. Потому что на дисплее было бледное лицо Элиаса Крома. Прямо поперек шеи тянулся длинный надрез, красный, широко разверстый прямо на камеру.
Элиас был мертв.
Я вдруг почувствовал себя необычайно одиноким.
И в голове родилась новая мысль: если все, с кем я встречался и сотрудничал, умерли оттого, что слишком много знали, то почему я сам до сих пор жив?
Чего еще я пока не понял?
Часть IV“Не волос”
К. В.: Еще один покойник.
М. Б.: Да.
К. В.: Боже милостивый. Сколько же их?
М. Б.: Смотря как считать.
К. В.: Мертвый Элиас в доме Ракель. Какие выводы вы сделали?
М. Б.: По сути, я не знал, какие выводы можно или нужно сделать, кроме совершенно очевидного: Ракель — ключ ко всему происходящему. Я совершенно растерялся. Элиас когда-то знал Ракель. Может, пришел к ней, надеясь на защиту, а угодил прямо в лапы палача? Я не знал.
(Молчание.)
К. В.: Ваш разговор с давним техасским шефом.
М. Б.: Да?
К. В.: Он что-то вам дал? Что вы предприняли дальше?
М. Б.: Разом случилось черт-те сколько всего. Пришлось разбираться по очереди.
К. В.: И что вы поставили на первое место?
М. Б.: Я снова и снова слышал, что все дело в Мио. Что, стоит мне его отыскать, и жизнь наладится. Однако я все больше в этом сомневался. Для кого, собственно, наладится? Вряд ли для Мио. Где бы он ни находился.
К. В.: У Ракель?
М. Б.: Возможно, но где же в таком случае? Я считал совершенно неправдоподобным, что за всем происходящим стоит она одна. После обыска в ее доме я убедился, что Мио где-то в другом месте.
К. В.: С Ракель?
М. Б.: Да с кем угодно из замешанных в эту историю.
(Молчание.)
К. В.: Тогда вернемся к Элиасу, которому перерезали горло.
М. Б.: Чрезвычайно интересный вопрос.
К. В.: Почему?
М. Б.: Потому что он исчез.
К. В.: Исчез? Да ведь уже исчез.
М. Б.: Представьте себе. Снова исчез.
23Четверг
— Что будем делать? — спросила Люси, когда я рассказал про Элиаса.
— Ничего.
— В полицию не будем звонить?
— А что мы скажем? Что нанятый мною взломщик обнаружил труп?
Она замолчала. Потом мы выпили вина и легли в постель.
— Что он делал дома у Ракель? — спросила Люси, когда мы погасили свет.
— Не знаю.
— Они ведь знали друг друга.
— Хм. Знали. Правда, очень давно.
— Думаешь, она его убила?
— Я мог бы крикнуть “Разумеется!”, но нутром чую, это не так.
— Понимаю. Неприятно сознавать, что спал со смертельно опасной особой.
Этим вечером я оставил последнее слово за Люси. Она заслужила. Я расслабился и уснул поистине как Спящая Красавица. Почему — объяснить не могу. Наверно, попросту от усталости. Или от шока. Или от облегчения, которое испытывал оттого, что наконец рассказал — Люси, — что случилось в Техасе. Одному Богу (и, возможно, Дьяволу) известно, как мне хотелось покопаться в тех сведениях, что сообщила девушка Бобби. Но — нельзя. Ведь я поставлю под удар жизнь Беллы и Люси, а вероятно, и свою собственную. К тому же существовала другая реальность, требовавшая моего безраздельного внимания. Та, где люди, с которыми я встречался, появлялись в пустых домах с перерезанным горлом.
Спал я так крепко, что даже не слышал, как Белла проснулась среди ночи и расплакалась. Люси утром мне рассказала.
— Но она быстро успокоилась. И опять уснула.
Как бы я справился со всем тогда, без Люси? Я думал о том, что́ осознал, когда мы ездили в Техас: Люси хочет детей. В моей жизни тогда не было места для этой мысли. Я был целиком и полностью занят сохранением жизни своего унаследованного ребенка.
За завтраком я просмотрел онлайн, что пишут в газетах. Ни слова о том, что в Сольне нашли труп мужчины с перерезанным горлом. Люси читала, заглядывая мне через плечо.