— Да у меня даже заяц выходит слишком крупный, — покраснев, отозвался Дайрес.
— Ладно, заяц, — ухмыльнулся Сандро и скептически посмотрел на добычу имитатора. — Кто готовить будет? Замечу сразу: я — отвратительный повар.
— А еще брать с собой не хотел! — с улыбкой воскликнул Дайрес и, вытащив из поклажи некроманта кривой ритуальный нож, ловко вспорол зайцам животы.
— Отошел бы, — поморщился Сандро. — Спать-то здесь будем, не перед выпотрошенными же кишками.
Дайрес, смущенно улыбнувшись, отдалился от костра и вернулся к прежнему занятию.
— Помнишь людей из Слободы, у которых я выпил жизни? — спросил вдруг у наставника юноша.
— Почему ты о них вспомнил?
— Знаешь, что меня пугает в моем поступке? — не придав значения вопросу друида, продолжил Сандро. — Ничего. Абсолютно ничего, потому что понимаю: я сделал так, как должен был сделать. Понимаю умом, а сердце молчит. Хотя оно должно рваться от боли и стыда. Как же! Убить два десятка людей и не чувствовать угрызений совести! Но я не чувствую. А знаешь, почему? Ответ прост: рационализм. Бесстрастие немертвого, его грубая бессердечность, математическая точность и взвешенность расчетов даже там, где речь идет о человеческих жизнях. Во мне уже не осталось ни жалости, ни сочувствия. И это меня действительно пугает.
— Ты слишком драматизируешь. Продуманные поступки, когда они совершены без ошибок, не должны вызывать раскаяние. Ты поступил верно, и совесть молчит. Всего-навсего.
— Всего-навсего? Посмотри на меня, Альберт! Кого ты видишь?
— Человека… Человека, который не может найти себя. Он потерялся в чужом для себя мире и не знает, как жить дальше.
— А я вижу нежить. Из зеркала на меня смотрит монстр. И я не могу поверить, что этот монстр — я.
— Радуйся! — с восторгом воскликнул друид и продолжил сухим, лекторским голосом: — Ты можешь увидеть в зеркале не только свет, но тьму. Многим этого не дано. Люди всю жизнь не могут рассмотреть в отражении монстра, который прячется за человеческим лицом. Так кто лучше? Кто хуже? Ты или они? Хватит задавать себе эти вопросы — на них нет ответа. Хватит, говорю тебе.
— Что ж, хорошо, забудем этот разговор, Альберт, — тяжело вздохнул некромант. — Забудем о высоких материях и вернемся к насущным проблемам.
— Что тебя беспокоит? — спросил Трисмегист, почувствовав, что ученик неспроста начал задавать вопросы: им овладели сомнения. — Переживаешь, что Сиквойя скоро нас догонит? Не волнуйся, многотысячной армии трудно идти через чащи. Будь на его месте, я бы выбрал другой путь, к тому же есть более удобные…
— Удобства — чушь, — отрезал некромант. — Немертвым неважно, какая перед ними преграда: лес, равнина или стена — выполнят приказ, каким бы глупым он ни был.
— Выполнить — выполнят. Но какой смысл гнать армию дебрями?
— Все просто. Наместник идет в Бленхайм кратчайшей дорогой — через Черные кряжи. Сиквойя движется на сближение с Фомором, чтобы задержать его, пока Арганус будет штурмовать столицу. Из этого выходит, что Сиквойя волей-неволей направляется к нам, в лес Мертвеца. Вопрос в другом: сколько времени у нас в запасе?
— Что ж, быть может, ты прав. Подсчитаем. В пещере Ди-Дио мы пробыли три дня, за пять — Сиквойя обогнул Бленхаймские скалы. Четверо суток мы пробираемся через лес, но немертвые движутся несомненно быстрее…
— Не тратят время на сон и привалы, поиск пищи и готовку… — невесело добавил Сандро. — Мы уже растеряли всю фору.
— Есть вертел? — будто услышав о том, что разговор зашел о готовке, к костру вернулся Дайрес с двумя выпотрошенными зайцами в руках.
— Сварим, — решил чародей. — Одного оставим на завтра. Дальше будет не до охоты: за нами по пятам движется Сиквойи и его войско.
— Ищет тебя?
— Не совсем, — ответил Сандро, отметив для себя непроницаемую твердость имитатора, — идёт войной на Хельгард. Но если встретит меня, будет рад.
— В лесу можно спрятаться. Да так, что никто не найдет.
— Спрятаться можно, но не от легиона нежити. Чем философствовать, лучше принеси воды. Хватит на пустой котел молиться.
Дайрес засуетился, подхватил посудину и затрусил к журчащему неподалеку ручью. Быстро вернулся, наскоро соорудил из лежащих вокруг веток держатель и закрепил котелок над огнем. Ритуальным ножом некроманта разрезал на куски зайца и побросал мясо в воду. Сандро, порывшись в своем мешке, достал соль, увязанную в небольшой узелок, и отсыпал немного в котел.
— Ночевки не будет — дорога каждая минута. После ужина отправляемся в путь, — сказал Сандро, когда Дайрес разлил по деревянным мискам ароматный бульон.
— За лесом Мертвеца скалы — там труднее спрятаться. Не проще ли переждать, когда армия мертвых пройдет?
— Проще, — согласился Сандро и отхлебнул бульона. — Но мне надо встретиться с армией наместника до того, как её проредят войска Сиквойи.
— Я бы прошел, когда некроманты перебьют один другого. Так безопаснее…
— Если я иду на риск, значит так надо! Я предупреждал об опасности, когда ты собирался в путь. Если передумал — дело твое. Уходи — никто не держит.
Дайрес не ответил.
Некоторое время молча пили бульон, вслушивались в звуки ночи. Было тихо и спокойно: исполин-лес спал, окутывая сонной дымкой своих обитателей. Лишь волк-одиночка завывал где-то вдали, хлопали крыльями не спящие совы, пищали мыши.
Некромант всматривался в чащи — ожидал опасности, скрывающейся в них. Что-то его беспокоило, не покидало недоброе предчувствие, хотя ничего не предвещало беды, и мир вокруг был привычно спокоен. И все же Сандро видел в этом штиль перед бурей, подозревал, что вскоре тишина сменится криками, а умиротворенность — сражением.
— Расскажу вам историю для пущего аппетита, — усмехнувшись, решил вдруг Трисмегист. — Для вас не секрет, где мы — в лесу Мертвеца. И сейчас вы узнаете, отчего его так назвали. Здесь жили люди. Сейчас от них и след простыл, но раньше стояла в этих местах немаленькая деревня — домов двадцать. Однажды на дровосека и его беременную жену, возвращавшихся из соседнего поселка, напали волки. Мужчина до последнего вздоха защищал свое семейство, но его сил оказалось недостаточно — хищники перегрызли всех. Односельчане горевали по погибшим недолго, в диких лесах смерть от клыков никогда не была чем-то особенным. Приключившейся истории даже не придали значения. Но спустя десять лет жители деревни увидели мальчика, охотившегося в стае волков. Тогда люди вспомнили о жене дровосека, которая в ту ночь разрешилась от бремени младенцем.
Сандро и Дайрес, не забывая методично жевать вареную зайчатину, внимательно вслушивались в каждое слово Трисмегиста. А Альберт, получив благодарных слушателей, с удовольствием рассказывал:
— Попытались приручить мальчика, воспитанного хищниками, но безрезультатно. Под человеческой внешностью жил зверь, и этого уже нельзя было изменить. Вот и наш мальчишка за всю жизнь никого к себе так и не подпустил. А люди смирились, привыкли, перестали обращать на встречи внимание, решили: отживет свой срок и дело с концом. Но случилось неожиданное: волчицы в стае начали рожать странных детенышей — полулюдей-полуволков — потомство от человека.
С этого момента некромант и имитатор стали еще внимательнее.
— Позже стая таких тварей напала на поселение, чуть не перебив всех. Много тогда крови пролилось: и человеческой, и звериной — половина деревни погибла. Но на этом беды не закончились. У некоторых жен помутились рассудки. Лунной ночью, не сговариваясь, они все ушли в лес, словно некая сила потянула их туда. Этой же ночью женщины вернулись, но то-то удивились рогоносцы, когда жены стали родить полуволков. Приплод, конечно, умертвили, позвали колдуна, чтобы разобрался, в чем дело. Оказалось, потерявший семью дровосек проклял волков, сказав, что их стая выродится от его потомков. Проклятье сбылось — сын Мертвеца извел-таки всех волков, но сам стал зверем.
Вдали, из глубины непроходимой чащи, раздался душераздирающий вопль, заставивший пернатых хищников взмыть к небесам, и быстро стих, вернув миру привычную тишину, но не покой. Сандро против воли вскочил на ноги, уронил в костер остатки зайчатины и недовольно выругался, взглянув на испорченный ужин.
— Это… полуволк? — с испугом, изменив своей привычной непроницаемости, спросил Ди-Дио.
— Альберт, проверь, что там, — попросил некромант.
Без слов Трисмегист скользнул в глубь леса, исчезнув меж деревьев. Сандро не к месту подумал, что Альберт окреп, накопил магические силы и заметно удлинил поводок, которым его привязала к себе филакретия — книга, сохранившая часть бессмертной души.
Невольно некромант потянулся к заплечной сумке. Расстегнув замок, приложил руку к кожаному переплету и почувствовал, как энергия приятным теплом поднялась от книги вверх по руке. В филакретии сконцентрировалось могущественное колдовство, с которым не страшны ни волк, ни человек, ни живой, ни мертвый.
— Как ты думаешь, кто это кричал? — разволновался Дайрес. — Человек? Или может…
— Не верь сказкам, — хладнокровно сказал чародей, осторожно присел на корточки и, оглядевшись по сторонам, поднял с земли змеиный крест. — Не переживай: опасности я не чувствую, — соврал он, не сказав о том, что тревога, терзавшая его раньше, вернулась и от безрадостных сказок Альберта, осевших недоброй тяжестью в груди, многократно усилилась.
Крик больше не повторился, вокруг постелилась глухая, непроницаемая тишина, отчего стало казаться, что все случившееся — лишь выходки разыгравшегося воображения. Но несколько минут спустя, невдалеке послышался хруст, сменившийся треском, скрипом и стоном падавших деревьев. Шум нарастал, звучал все ближе. Сандро, удобнее перехватил посох, напрягая глаза, вгляделся в даль, но даже зрение некроманта не помогло ему увидеть в лесной тьме хоть что-то. А позже вернулся Альберт и принес недобрые вести:
— Сюда бегут йотуны, а за ними — войско Сиквойи. Мы опоздали.
— Туши огонь! Уходим! — скомандовал Сандро, но прежде чем Дайрес выполнил приказ, сам погасил костер ледяными чарами и быстро сложил вещи в заплечный мешок.