— Лис! — завопил он и бросился обнимать вампира. — Столько лет! Где пропадал?
— Может, сперва в дом пустишь? — с улыбкой спросил Батури. — И я не один: со мной две спутницы.
Хозяин заглянул за спину Клавдия и хитро сощурился:
— Паршивый развратник! Одной что ли мало? Хотя близняшки… Эх, не было бы Марты…
— Не спеши, — осадил его Батури. — Они под моей опекой. Никаких прелюбодеяний. И, к фоморам, кто такая Марта?
— Да что ж мы на пороге-то стоим? — спохватился хозяин. — Все в дом! Все в дом! Марта! Открой ворота — гости к нам пожаловали!
Створки безо всякой человеческой помощи бесшумно разошлись. Сестры беспрепятственно прошли внутрь и оказались в другом мире: здесь не было смерти, блуждавшей по всему Вестфалену, не чувствовалось запаха разложения — вокруг, несмотря на скорую зиму, благоухали цветы и травы. Озираясь по сторонам, девушки приблизились к входной двери и под пристальным, похотливым взглядом хозяина заглянули в дом.
Внутри особняк оказался намного больше, чем воспринимался снаружи. Холл был широким, даже необъятным. На стенах, украшенных орнаментом из густой сети переплетающихся между собой линий и колец, в выпирающих нишах, горели сотни свечей, но из-за отсутствия окон даже их было недостаточно, чтобы ярко озарить комнату. На второй этаж уводила полукруглая лестница с резными перилами, балясины которой были выполнены в виде различных, не повторяющихся, мифических существ. Глядя на них, казалось, что фигурки движутся, идут, длинной вереницей поднимаясь на второй этаж. По углам в передней стояли колонны в виде огромных, мускулистых демонов, держащих крупную, украшенную фризами капитель. На фризах изображались бесы, исполненные так искусно, что в бликах свечей они как будто оживали и кружились над головами царственных гигантов в хаотическом танце. Дополняли странную мистическую атмосферу висевшие на стенах картины. На почтительном расстоянии друг от друга в тяжелых позолоченных рамках красовались портреты молодых мужчин. Строгими, изящными чертами они больше напоминали богов, нежели людей, и были схожи между собой: мертвецки бледные лица, контрастирующие своей белизной с кроваво-алыми губами; едкий взгляд черных, без белка, глаз даже с картины проникал в саму душу и заставлял сердце болезненно замирать. В особняке царила удручающая атмосфера, тяжелая, как нависший над головами свод. Не в пример обстановке хозяин сиял, как весеннее солнце, был весел и словоохотлив:
— Вот, затеял ремонт в дорическом стиле, но не понравилось: буду сносить. Вы не задерживайтесь, проходите. А то, вижу, прекрасные спутницы моего друга совсем помрачнели. Идемте же! Развеем угрюмость холла, — беловолосый повел рукой, приглашая гостей в соседнюю комнату.
И вправду, в другой части дома уже не было ни демонов, ни бесов. На этот раз стены украшали полуголые девушки с рыбьими хвостами вместо ног, рядом с которыми играли на флейтах нагие мужчины и кружились изящные и грациозные, как горгоротки, танцовщицы.
— Голодны, небось, устали с дороги? Марта! Приготовь обед, не шатайся без дела! Как ты сам? Рассказывай! — Веридий резко переметнулся с расспросами к Батури. — Столько лет не виделись, а ты все молчишь.
— Так ты мне слова не даешь сказать! — улыбнулся Клавдий.
Энин не поверила своим глазам: вечно недовольный и язвительный Батури расцвел при встрече с другом, как весенний цветок.
— Правильно! — невпопад воскликнул Веридий и всплеснул руками. — Чего это мы говорим насухо? Марта! Неси вино, да получше подбери, не с простым гостем пить будем!
— Потише, ребенок спит, — недовольно прошептала Анэт.
— Слушаюсь и повинуюсь, дорогая гостья! Все сделаю! — одарив девушку улыбкой, заверил Веридий, но было уже поздно: младенец открыл глаза и завел свою несмолкаемую песню. Анэт попыталась успокоить его, занять какой-то игрой, но ребенок не утихал.
— Всё ваши крики, — скривилась девушка.
— Дайте ему грудь, он и утихомирится.
— Уже давали.
— Странно, — на молодом лице хозяина удивленно изогнулись брови, отчего Веридий стал напоминать малолетнего мальчишку. — Я бы даже сказал: удивительно. Но я же слышу, что он голоден. Или вы, мамаши, не понимаете детского крика?
— Кричит, да и кричит, — скривила недовольное лицо Энин.
— Не скажи… — покрутил пальцем перед лицом колдуньи Веридий.
— И мы ему не мамаши, — отмахнулась некромантка.
— Тогда все ясно! Пустышками дитя балуете? Сколько дней он у вас не ел?
— Я его кормил, — помрачнев, уронил Батури.
— И чем же?
— Обсудим позже. У тебя есть молоко?
— У меня есть кое-что получше, чем молоко, у меня есть Марта! — демонстрируя полное отсутствие всякой логики, сказал Веридий. — Не переживай: она все сделает, как надо.
— И где же твоя распрекрасная Марта?
— За твоей спиной.
Клавдий обернулся и увидел миловидную, одетую по-домашнему девушку с каштановыми, переплетенными в косу, волосами и пышной грудью, которую не смогло скрыть даже широкое платье. Курносый нос ее был слегка вздернут. Ее темно-карие глаза смотрели на Батури с любопытством — как на диковинку.
— Здравствуй, Марта, — вампир склонил голову в полупоклоне.
Девушка, ничего не ответив, отвела взгляд, а на ее щеках появился румянец смущения.
— Не обращай внимания, она застенчивая, — махнул рукой Виридий и, воспользовавшись мыслеречью, беззвучно добавил: — И немая.
Клавдий посмотрел на девушку другим взглядом, а Марта, будто услышав слова Веридия или уловив изменения, произошедшие во взоре гостя, резко развернулась и побежала на кухню.
— Стой, дуреха! — окликнул ее Веридий. — Дуй сюда и не вздумай убегать, пока не скажу.
Марта вернулась красная от стыда.
— Милая, — ласково выговорил Веридий, еще больше вгоняя служанку в краску, — проводи девушек в столовую, накорми, напои, как положено, и уложи спать. Устали они с дороги. А вы, девушки, не стесняйтесь. Друзья Лиса — мои друзья, а равным мне радушием не сможет похвастаться ни один вестфалец!
Энин скривилась, вспоминая первый поток гостеприимных речей хозяина. Анэт оставила реплику Веридия без внимания, будучи полностью занята укачиванием младенца.
— Марта, не стой истуканом! Сказал же: поухаживай за гостьями. А вы, девушки, идите за ней, Марта у меня неразговорчивая.
Служанка пошла в соседнюю комнату, сестры отправились следом.
— Ты изобрел новый стиль? — обратился хозяин к Батури, оглядев его с ног до головы и даже притронувшись к лохмотьям, в которые превратилась одежда вампира.
— Не донимай, — с улыбкой ответил Клавдий и закатил глаза.
— Ладно, иди в кабинет. Я пока прогуляюсь по погребу, найду, чем промочить горло.
— Ты пошустрей прогуливайся. У меня мало времени…
— Ну, уж нет! Ты слишком редкий гость, чтобы я тебя так просто отпустил, — усмехнулся Веридий и выскользнул из комнаты.
Батури блаженно вздохнул и мечтательно улыбнулся. Постоял секунду и пошел на второй этаж. Задержался на лестнице. Нежно, погрузившись в глубины памяти, провел рукой по древним перилам. Все в этом доме было знакомым, родным. Батури искренне радовался тому, что заглянул в Вестфален, в усадьбу одного из старейших вампиров — Веридия Мартес Ливуазье. Тут Клавдий мог узнать ответы на интересующие его вопросы, получить дружеский совет и просто отдохнуть с чувством полной безопасности. По крайней мере, он так думал.
Прорицание третье
В деревню Лагода двое путников прибыли с рассветом. Их заметил маленький рыжеволосый мальчик и с криком бросился в родное селение: предупреждать мужчин, что пожаловали незваные гости. Странники не спешили пересекать околицу, видимо, зная здешние обычаи сперва убивать, а уж после разбираться. Другого от людей, живущих на проклятой земле, ожидать и не приходилось. Но цель Назарина крылась в Лагоде, в доме старосты — пришлось навестить негостеприимное место.
— Прости за новый шрам, — заранее извинился прорицатель у своего спутника.
Немой невыразительно кивнул, уже зная, что означает это напутствие, что-то нечленораздельное промычал и взглядом указал на приближающихся людей.
— День добрый, уважаемые лагодцы! — широко расставив руки, издали поприветствовал Назарин. — Мы пришли с миром. Все, что нам надо — забрать девушку, которая скрывается в вашем селении от правосудия.
Люди подошли ближе. Все вооружены, и не вилами и граблями, а мечами и саблями, моргенштернами и кистенями. Лагодцы полукругом обступили пришельцев. От толпы отделился крепкий мужчина в коротком тулупе и лисьей шапке, из-под которой выбивались ровные пряди седых волос.
— Я Клецвих, староста. А вы кто такие, чтобы говорить о правосудии? На службе у кого состоите?
— Паладины из Наицы, — протягивая грамоту, заявил прорицатель. — Староста, прошу не перечить воле храма Симионы. Поверьте, я не угрожаю вам. Нет. Девушка, которую вы приютили в своем доме, убийца и пособница темных сил. Сюда ведьма пришла, чтобы проникнуть в Хельхейм, к таким, как она. Но погоня заставила ее искать спасения в вашей деревне.
Староста внимательно изучал послание и, казалось, не обращал на речь Назарина никакого внимания, но дело обстояло иначе и прорицатель это знал. Клецвих не был обучен грамоте и, бессмысленно всматриваясь в пергамент, вникал в слова храмовника. Когда жрец замолчал, староста, наконец, оторвался от грамоты и оценивающе взглянул на путников.
Один — молодой, с гордым, властным взглядом и ровной осанкой. Видно, не привык склонять спину в молитвах. Одет он был в черную хламиду с острым, как у палача, капюшоном. На пояснице висел меч, оттопыривший рукоятью широкие, не перетянутые привычной пеньковой веревкой, одежды. Путник не был обычным жрецом — те не носили оружия. Значит, паладин.
Другой — узкоглазый кхет — худощав, невысок и жилист. Двигался скупо и точно, будто бой для него никогда не кончался. Своим спокойным, безразличным, исполосованным шрамами лицом он больше напоминал наемника, нежели паладина. Хотя разница невелика: грабили и убивали и те, и другие. И еще не ясно, кто чаще.