Граф Роланд постарел, его волосы и борода поседели, но по-прежнему держался прямо и говорил властно. Он научился сохранять лицо совершенно бесстрастным и неподвижным, так что люди редко замечали паралич правой стороны.
– В устье Соммы сильные приливы и отливы, – сказал он. – При отливах можно найти брод. Но дно очень илистое, едва ли проходимое.
– Значит, мы не переправимся, – ответил Ральф. Впрочем, он догадывался, что Роланд пришел не просто так, и несколько воспрянул духом.
– Может быть, есть другой брод, там, где дно плотнее, – продолжал граф. – Французы должны знать.
– Вы хотите, чтобы я это выяснил?
– И поскорее. Вон на том поле собраны пленные.
Ральф покачал головой.
– Они могут быть из другой местности, а то и вовсе из другой страны. Нужны местные людишки.
– Мне все равно, кого ты будешь расспрашивать, но с наступлением темноты тебя ждут с докладом у королевского шатра.
Граф ушел. Ральф дохлебал суп и вскочил, радуясь возможности сделать что-нибудь способное нанести урон врагу.
– В седло, ребята! – крикнул он.
Ездил он по-прежнему на Гриффе, который каким-то чудом уцелел за семь лет войны. Конечно, этот скакун уступал ростом и статью огромным боевым жеребцам, любимым коням большинства рыцарей, но был решительнее и хитрее многих. Вдобавок он приобрел опыт сражений, а у Ральфа появилось дополнительное оружие в схватке – подкованные железом конские копыта. Ральф любил коня больше товарищей по оружию. Пожалуй, из живых существ ближе для него был только Мерфин. Он не видел брата семь лет и, возможно, уже никогда не увидит, ибо тот подался во Флоренцию.
Они направились на северо-восток, к устью. Ральф прикинул, что, если брод существует, о том должен знать любой крестьянин, живущий в полудне пути. Крестьяне наверняка постоянно им пользуются, чтобы купить или продать скот, поехать на свадьбу или похороны родственников, отправиться на рынок, на ярмарку или на церковный праздник. Разумеется, особого желания откровенничать с англичанами-захватчиками у них не будет, но Ральф умел добывать нужные сведения.
Они очутились на земле, еще не пострадавшей от нашествия тысяч чужаков. На пастбищах паслись многочисленные овцы, в полях созревал урожай. Направились в деревню, откуда было видно далекое устье. Лошади рысью неслись по дороге, проложенной в густой траве. Крестьянские домишки из одной-двух комнат напомнили Ральфу Уигли. Как он и ожидал, крестьяне разбегались во все стороны, женщины хватали младенцев и ребятишек постарше, мужчины держали в руках топоры и серпы.
За последние несколько недель Ральф и его товарищи участвовали в подобном представлении два или три десятка раз. Они славились умением вызнавать местные тайны. Обычно военачальники хотели знать, где крестьяне прячут скот и съестные припасы. Прослышав о приближении англичан, хитрые крестьяне угоняли коров и овец в леса, мешки с мукой закапывали в землю, а сено затаскивали на церковную колокольню. Они знали, что им, верно, суждено умереть от голода, если признаются, где тайники, но рано или поздно все равно признавались. Иногда же требовалось выяснить, как добраться до того или иного города, к важному мосту или укрепленному аббатству. На такие вопросы крестьяне, как правило, отвечали не задумываясь, но необходимо было убедиться, что они не врут, ибо среди них попадались те, кто отваживался обманывать – в полной уверенности, что враги не вернутся их покарать.
Гоняя бежавших по садам и полям крестьян, конные не уделяли внимания мужчинам, сосредоточились на женщинах и детях. Ральф знал твердо: если захватить их, мужья и отцы никуда не денутся.
Он настиг перепуганную девочку лет тринадцати. Несколько мгновений он скакал рядом, приглядываясь. Темные волосы, смуглая кожа, личико простоватое и милое, тело уже успело округлиться – такие ему нравились. Девчонка напомнила Ральфу Гвенду. При иных обстоятельствах он не преминул бы ее помять, как поступал не раз за последние недели. Но сегодня важнее было другое.
Ральф повернул Гриффа, перекрывая беглянке путь. Девчонка попробовала увернуться, но споткнулась и упала на грядку. Ральф спрыгнул с коня и схватил девчонку, когда та стала подниматься на ноги. Она завопила и принялась царапаться, но он утихомирил ее ударом в живот, крепко взял за длинные волосы и, ведя коня в поводу, поволок обратно в деревню. Девка спотыкалась и падала, однако Ральф не останавливался, волоча ее за собою под истошные вопли. Она снова поднялась и после этого больше не падала.
Всех согнали в крохотную деревянную церковь. Восемь англичан изловили четырех женщин и шестерых детей, из которых двое были младенцами. Пленных посадили на пол возле алтаря. Несколько мгновений спустя в храм вбежал мужчина, лопоча что-то на местном наречии, умоляя и тряся руками. За ним явились еще четверо.
Ральф, довольный, встал перед алтарем – простым деревянным столом, выкрашенным белой краской, крикнул и взмахнул мечом:
– Тихо! – Он указал на молодого мужчину: – Ты кто?
– Кожевник, господин. Пожалуйста, не трогайте мою жену и ребенка, они ничего плохого не сделали.
Ральф ткнул в другого:
– Ты?
Пойманная им девочка ахнула, и Ральф догадался, что эти двое родня. «Отец и дочь», – решил он.
– Просто бедный пастух, господин.
– Пастух? – Это хорошо. – Часто водишь коров через реку?
– Раз или два в год, господин, когда иду на рынок.
– Где брод?
Пастух замялся.
– Брод? – переспросил он. – Брода здесь нет. Приходится идти до моста в Абвиле.
– Точно?
– Да, господин.
Ральф осмотрелся.
– Вы все, это правда?
Крестьяне закивали.
Ральф задумался. Все пленные были напуганы до смерти, но все-таки могли врать.
– Я сейчас приведу священника, а он принесет Библию. Вы поклянетесь вашими бессмертными душами, что в устье нет брода.
– Да, господин.
Это будет слишком долго. Ральф посмотрел на девчонку.
– Иди-ка сюда.
Та отпрянула. Пастух рухнул на колени.
– Прошу, господин, не причиняйте вреда невинному ребенку, ей всего тринадцать…
Алан Фернхилл подхватил девчонку, как мешок с луком, перекинул Ральфу, и тот крепко ее схватил.
– Вы лжете мне, вы все. Брод есть, я в этом уверен. Мне нужно точно знать, где он.
– Хорошо, – произнес пастух. – Я скажу, только отпустите ее.
– Где брод?
– В миле ниже Абвиля.
– Как называется деревня?
Пастух запнулся, потом ответил:
– Там нет деревни, но на дальнем берегу стоит постоялый двор.
Врет. Он просто никогда никуда не ездил и не знает, что возле брода всегда имеется деревня.
Ральф взял руку девочки и положил на алтарь, затем достал нож и быстрым движением отхватил ей один палец. Тяжелое лезвие без труда перерезало подростковые кости. Девочка закричала, на беленый алтарь хлынула кровь. Крестьяне завопили от ужаса. Пастух было шагнул вперед, но его остановил меч в руке Алана Фернхилла.
Ральф, продолжая держать девчонку одной рукой, кончиком ножа подцепил отрезанный палец.
– Вы сам дьявол, – с содроганием произнес пастух.
– Вовсе нет. – Его уже называли так раньше, но он по-прежнему обижался. – Я спасаю жизни тысяч людей. Если понадобится, я отрежу ей все пальцы, по очереди.
– Нет! Нет!
– Тогда говори, где брод. – Он занес нож.
– Бланштак! Он зовется Бланштак! – воскликнул пастух. – Пожалуйста, отпустите ее!
– Бланштак? – переспросил Ральф, притворяясь, что не верит, хотя звучало убедительно. Незнакомое слово как будто означало «белая плита»; запуганный до смерти человек вряд ли выдумает такое в одно мгновение.
– Да, господин, его назвали так из-за белых камней на дне, по которым можно перейти грязь. – Пастух был сам не свой от страха, по его щекам струились слезы.
«Вот теперь он почти наверняка говорит правду», – с удовлетворением подумал Ральф.
– Будто бы эти камни положили в старину еще римляне. Пожалуйста, отпустите мою девочку.
– Где это?
– В десяти милях ниже по течению от Абвиля.
– А врал, будто в миле.
– На этот раз я говорю правду, господин, чистую правду!
– А как называется деревня?
– Сенвиль.
– Бродом можно пользоваться всегда или только при отливе?
– Только во время отлива, господин, особенно со скотом или с повозками.
– Но тебе известно время.
– Да.
– Тогда у меня последний вопрос, последний, но очень важный. Даже если мне всего лишь покажется, что ты врешь, я отрублю ей руку. – Девочка вскрикнула. – Ты ведь понимаешь, что я не шучу?
– Да, господин. Я скажу вам все!
– Когда завтра утром отлив?
На лице пастуха проступил ужас.
– О… о… дайте посчитать. – Он настолько был обуян страхом, что едва соображал.
Вмешался кожевник:
– Я скажу вам. Мой брат вчера переправлялся там, поэтому знаю. Завтра отлив будет за два часа до полудня.
– Да! – воскликнул пастух. – Верно! Я как раз пытался подсчитать. За два часа до полудня или чуть раньше. А потом вечером.
Ральф не отпускал окровавленную руку девочки.
– Точно?
– Господин, я клянусь собственным именем.
«Может, он и не вспомнит сейчас собственного имени, с такого-то перепуга. – Ральф поглядел на кожевника. – Лицо вроде честное: непохоже, чтобы он врал, дерзил или хотел угодить. Зато ему словно немного стыдно, как если бы он против воли сделал что-то нехорошее. Значит, – сказал себе Ральф, – я добился своего. Снова всех перехитрил».
– Бланштак. Десять миль ниже по течению от Абвиля, у деревни Сенвиль. Белые камни на дне реки. Отлив завтра, за два часа до полудня.
– Верно, господин.
Ральф отпустил девочку, и та, рыдая, бросилась к отцу, который прижал ее к себе. Ральф посмотрел на лужу крови на белом алтаре: «Сколько кровищи из одного пальца какой-то малявки!»
– Ладно, ребята. Мы закончили.
Горн разбудил Ральфа на рассвете. Времени разжигать костер и завтракать не было, выступали немедленно. Десяти тысячам человек предстояло пройти шесть миль до середины утра, причем большинство двигалось пешком.