Тогда из-за чего она злится?
Ей вспомнилось, как Аннет, спускаясь с повозки, навалилась на Вулфрика. Игривая улыбка хозяйской дочки, довольное смущение Вулфрика – как же тогда хотелось врезать ему по физиономии! «Я злюсь на тебя, – мысленно обратилась Гвенда к мужу, – потому что эта пустоголовая вертихвостка до сих пор крутит тобою как пожелает и выставляет тебя полным болваном».
В воскресенье перед Рождеством в церкви после службы состоялся манориальный суд. Было холодно, и люди жались друг к другу, кутаясь в накидки и одеяла. Председательствовал на суде староста Нейт, поскольку лорда Ральфа не видели в Уигли уже много лет. «Тем лучше», – думала Гвенда; кроме того, он теперь стал сэром Ральфом и владел еще тремя деревнями, так что вряд ли его интересовали воловьи упряжки и коровьи выпасы.
На неделе умер бездетный вдовец Альфред Шортхаус, державший десять акров земли.
– Прямых наследников у Альфреда нет, – сказал староста. – Его землю хочет взять Перкин.
Гвенда удивилась. Зачем Перкину новые земли? Удивление помешало ей высказаться первой, и ее опередил волынщик Аарон Эпплтри:
– Альфред хворал с самого лета. Он не пахал осенью и не сеял зимней пшеницы. Все это нужно сделать. А у Перкина и без того хлопот достаточно.
Нейт злобно спросил:
– Ты хочешь эту землю себе?
Аарон покачал головой.
– Через пару лет, когда мои мальчишки подрастут и станут мне помогать, я, может, и соглашусь. А сейчас я не справлюсь.
– Зато я справлюсь, – отрезал Перкин.
Гвенда нахмурилась. Было ясно, что староста хочет передать землю Перкину. Тот наверняка пообещал взятку. Она твердо знала, что деньги у Перкина есть. Но к чему обличать его в нечестности? Нужно воспользоваться случаем и избавить свою семью от нищеты.
– Ты мог бы нанять еще одного батрака, Перкин, – прибавил Нейт.
– Погодите, – вмещалась Гвенда. – Он не платит своим нынешним батракам. С какой стати отдавать ему еще земли?
Перкин опешил. Он не мог отрицать очевидного, и потому промолчал.
Староста произнес:
– Хорошо. Есть еще желающие?
– Мы готовы, – тут же ответила Гвенда.
Нейт такого никак не ожидал.
– Вулфрик трудится за еду, – прибавила она. – У меня работы нет. Нам нужна земля.
Краем глаза Гвенда заметила одобрительные кивки. Никому в деревне не нравились повадки Перкина, все боялись однажды очутиться в том же незавидном положении.
Нейт понял, что его план может пойти прахом.
– Вы не можете уплатить взнос.
– Будем выплачивать постепенно.
Староста покачал головой.
– Заплатить нужно сразу. – Он обвел взглядом собравшихся. Никто больше не вызвался. – Дэвид Джонс?
Он обращался к мужчине средних лет, чьи сыновья уже сами являлись держателями наделов.
– Год назад я бы взял, – ответил Дэвид, – но дожди меня подкосили.
При иных условиях дополнительные десять акров обернулись бы стычкой между наиболее хваткими крестьянами, но год выдался неудачным. А у Гвенды и Вулфрика был особый случай. Вулфрик всегда мечтал о своей земле. Пускай акры Альфреда не полагались ему по наследству, это было лучше, чем ничего. В любом случае выбирать не приходилось.
– Отдай землю Вулфрику, Нейт, – сказал Аарон Эпплтри. – Он трудится усердно, успеет все вспахать. Они с женой заслужили немного удачи, намучились вдосталь.
Нейт помрачнел, но крестьяне одобрительно загудели. Несмотря на бедность, Гвенду и Вулфрика в деревне уважали.
Обстоятельства складывались так, что семья Гвенды могла получить редкую возможность выбраться из ямы. Гвенда не находила себе места от близости лакомого кусочка.
Однако староста медлил, будто бы сомневаясь.
– Сэр Ральф ненавидит Вулфрика.
Батрак дотронулся до щеки, на которой остался шрам от меча Ральфа.
– Я знаю, – ответила Гвенда. – Но Ральфа тут нет.
52
Когда граф Роланд умер – на следующий день после битвы при Креси, – несколько человек сделали шаг вверх, поднялись на одну ступеньку. Старший сын Роланда Уильям сделался графом, правителем графства Ширинг и личным вассалом короля. Кузен Уильяма сэр Эдвард Куртоуз, новый лорд Кастер, получил от графа в управление сорок деревень феода и перебрался в прежний замок Уильяма и Филиппы в Кастереме, а сэр Ральф Фицджеральд стал лордом Тенча.
Никому из них в ближайшие полтора года не суждено было вернуться домой. Все они оказались слишком заняты, сопровождая короля и убивая французов. В 1347 году боевые действия зашли в тупик. Англичане захватили и удерживали ценный порт Кале, однако, помимо этого, мало чем могли похвастаться за десять лет войны – не считая, разумеется, награбленного добра.
В январе 1348 года Ральф наконец вступил во владение новым имуществом. К Тенчу, большой деревне приблизительно с сотней крестьянских семей, прилагались еще две деревни, поменьше, по соседству. Также за Ральфом осталась Уигли, до которой было полдня пути верхом.
Проезжая по Тенчу, Ральф испытывал гордость. Как он ждал этого мгновения. Крестьяне кланялись ему, дети таращили глаза. Он владел ныне этими людьми и всем, что находилось вокруг.
Господский дом стоял за стеной. Приближаясь впереди повозки, нагруженной французской добычей, Ральф сразу увидел, что стена обветшала и пришла в негодность. Наверное, стоит ее восстановить. Жители Нормандии пренебрегали крепостными стенами, потому-то король Эдуард с такой легкостью их одолел. С другой стороны, вторжения в южную Англию теперь можно было не опасаться. В самом начале войны бо́льшая часть французского флота оказалась уничтоженной у порта Слейс, и нынче англичане полновластно хозяйничали на канале, что разделял Англию и Францию. За исключением мелких набегов, которые устраивали французские наймиты, все сражения после Слейса велись на французской земле, поэтому восстанавливать стену господского дома вряд ли было целесообразно.
Выскочили несколько конюхов, приняли лошадей. Ральф оставил Алана Фернхилла надзирать за разгрузкой и двинулся к своему новому дому. Он прихрамывал, раненая нога всегда подводила после долгой езды верхом. Окобняк оказался каменным. «Внушительно, – с удовлетворением подумал Ральф, – пусть даже нуждается в ремонте». В этом не было ничего удивительного, ибо после смерти отца леди Матильды здесь никто не жил. Однако усадьба была устроена на новый манер. В старых домах личные покои лорда обычно пристраивали в торце просторного большого зала, а тут, как подметил Ральф, эти покои занимали едва ли не половину здания.
Он вошел в зал и слегка опешил, увидев графа Уильяма.
В дальнем конце зала стояло большое кресло темного дерева, украшенное затейливой резьбой с изображением олицетворений власти: ангелы и львы на спинке и подлокотниках, змеи и чудовища – на ножках. Это было кресло владельца поместья, но сейчас в нем сидел граф Ширинг.
От радости Ральфа почти ничего не осталось. Нельзя по-настоящему радоваться новым владениям, когда за тобою следит бдительное око господина. Это все равно что ложиться в постель с женщиной, чей муж подслушивает за дверью.
Скрыв неудовольствие, Ральф учтиво поздоровался с графом. Тот представил стоявшего рядом мужчину:
– Это Дэниел, он староста уже двадцать лет и хорошо присматривал за всем от имени моего отца, пока Тилли не достигла совершеннолетия.
Ральф чопорно кивнул. Уильям ясно давал понять, что хочет, чтобы Ральф оставил этого Дэниела старостой. Но тот служил графу Роланду, а теперь будет человеком графа Уильяма. Ральф не имел ни малейшего желания подпускать к хозяйству человека графа. Нет, староста должен быть предан только ему.
Уильям вопросительно смотрел на Ральфа, ожидая возражений, но Ральф спорить не стал. Десять лет назад он бы, конечно, ввязался в ожесточенный спор, но многому научился за время, проведенное с королем. Он не обязан просить у графа одобрения нового старосты – не обязан и не станет. До отъезда Уильяма придется помолчать, а потом он надает Дэниелу иных поручений.
Уильям и Ральф оба хранили упрямое молчание, но затем тишину нарушили. Открылась высокая дверь, что вела в зал из личных покоев, и показалась стройная леди Филиппа. Минуло много лет с тех пор, как тот видел ее в последний раз, однако юношеская страсть мгновенно проснулась, и он словно получил удар в живот и на мгновение забыл, как дышать. Филиппа стала старше – ей было около сорока, – но продолжала цвести. Быть может, она несколько отяжелела, бедра округлились, грудь пополнела, но это лишь добавляло ей привлекательности. Ступала она по-прежнему как королева, и, как раньше, Ральф с горечью спросил себя, почему такая женщина не досталась ему.
Прежде Филиппа его почти не замечала, а теперь улыбнулась, пожала руку и спросила:
– Вы познакомились с Дэниелом?
Значит, она тоже хотела, чтобы он сохранил старосту, отсюда и непривычная вежливость. «Тем больше причин от него избавиться», – злорадно подумал Ральф.
– Я только с дороги, – уклончиво ответил он.
Филиппа объяснила, почему они с мужем приехали:
– Мы хотели присутствовать при вашей встрече с юной Тилли, она из нашей семьи.
Ральф велел монахиням Кингсбриджа привезти невесту сегодня. Как всегда, эти благочестивые сплетницы разнесли новость по округе и, очевидно, известили графа Уильяма.
– Леди Матильда была под опекой графа Роланда, да упокоится в мире его душа. – Ральф имел в виду, что любая опека осталась в прошлом.
– Да, и я полагала, король передаст опекунство моему мужу как наследнику Роланда.
«По всей видимости, не просто полагала, а ждала этого», – мысленно поправил Ральф, но вслух произнес:
– Однако вместо этого король отдал ее мне в жены.
Теперь, пусть их еще не обвенчали, за девочку отвечал именно Ральф. Строго говоря, Уильям и Филиппа не имели никакого повода приезжать сюда и делать вид, что они родители Тилли. Впрочем, Уильям был господином Ральфа и мог навещать Тенч, когда вздумается.
Ральф не хотел ссориться с Уильямом, которому не составит никакого труда осложнить ему жизнь. С другой стороны, новый граф позволил себе превысить свои полномочия – должно быть, по настоянию супруги. Но Ральф ничуть не собирался поддаваться. Минувшие семь лет научили его твердо отстаивать ту независимость, которая ему полагалась.