Вдобавок было приятно схлестнуться с Филиппой. Это позволяло вдоволь на нее наглядеться. Ральф остановил взгляд на твердой линии ее подбородка и на полных губах. Несмотря на всю спесь, ей пришлось вступить с ним в разговор. Дольше, чем сейчас, он не беседовал с нею ни разу в жизни.
– Тилли очень юна, – сказала Филиппа.
– Ей скоро четырнадцать, – ответил Ральф. – В этом возрасте королева вышла замуж за нашего короля, как он сам напомнил, мне и графу Уильяму, после битвы при Креси.
– Сразу после боя не слишком правильно решать судьбу юной девушки, – негромко возразила Филиппа.
Ральф не собирался сдаваться.
– Что до меня, я чувствую себя обязанным выполнять решения его величества.
– Как и мы все, – пробормотала она.
Ральф понял, что победил. Ощущение было как после плотской близости, словно он овладел Филиппой. Довольный, он обратился к Дэниелу:
– Моя нареченная должна прибыть к обеду. Позаботься о достойном угощении.
– Я уже отдала распоряжения, – произнесла Филиппа.
Ральф медленно повернул голову и встретился с нею взглядом. Она перешла рамки положенного, вломившись в его кухню и раздавая распоряжения.
Филиппа это сознавала, поэтому, покраснев, прибавила:
– Я не знала, когда вы прибудете.
Ральф ничего не ответил. Извиняться Филиппа, конечно, не станет, но довольно уже и того, что ей пришлось объясниться: это было унижением для такой гордячки.
Снаружи простучали копыта, и вскоре в зал вошли родители Ральфа. Он не видел их несколько лет и бросился обнимать.
Обоим перевалило за пятьдесят, но Ральфу показалось, что мать постарела сильнее отца. Ее волосы совсем поседели, лицо избороздили морщины, она сутулилась, как все пожилые женщины. Отец выглядел более крепким. Отчасти, быть может, это объяснялось обстоятельствами: он лучился гордостью и пожал сыну руку с такой силой, словно налегал на рукоять насоса, качая воду из колодца. В его рыжей бороде не было ни сединки, смотрелся он бодро, фигура поджарая. Родители облачились в новые наряды, купленные на деньги Ральфа. Сэр Джеральд щеголял тяжелой суконной накидкой, а леди Мод надела плащ на меху.
Ральф щелкнул пальцами, подзывая Дэниела.
– Принеси-ка вина.
На мгновение староста замер, явно не привыкший, чтобы им помыкали, как простой служанкой, потом проглотил оскорбление и поспешил на кухню. Ральф же произнес:
– Граф Уильям, леди Филиппа, позвольте представить вам моего отца, сэра Джеральда, и мою мать, леди Мод.
Он боялся, что Уильям и Филиппа задерут нос, но те в меру учтиво поздоровались.
Джеральд обратился к графу:
– Я воевал вместе с вашим отцом, да упокоится он с миром. А вас, граф Уильям, знавал еще мальчиком, хоть вы меня и не помните.
Ральф подосадовал, что отец пустился вспоминать славное прошлое. Воспоминания лишь подчеркивали, сколь низко он пал.
Впрочем, Уильям будто не придал этому значения.
– Мне почему-то кажется, что я помню. – Возможно, граф сказал так из вежливости, но Джеральд довольно улыбнулся. – Ну конечно, я помню великана ростом по меньшей мере семь футов.
Невысокий Джеральд счастливо расхохотался.
Мод осмотрелась и заметила:
– Надо же, Ральф, какой красивый дом.
– Я хотел украсить его французской добычей, – ответил Ральф. – Пока не успел, я только приехал.
Служанка принесла с кухни на подносе кувшин с вином и стаканы; все выпили. «Отличное бордо, – отметил про себя Ральф, – прозрачное и сладкое. Надо отдать должное Дэниелу: он неплохо следит за припасами». Потом Ральфу пришло в голову, что в этом доме много лет никто не пил вина, кроме, разумеется, самого Дэниела.
Он спросил у матери:
– Есть новости от Мерфина?
– У него все хорошо, – с гордостью ответила Мод. – Женился, родил дочку и разбогател. Строит дворец для семейства Буонавентуры Кароли.
– Надеюсь, его еще не сделали conte[74]? – Ральф будто бы шутил, но на самом деле намекал, что Мерфин, при всех своих заслугах, еще не удостоился титула, а вот он осуществил заветное желание отца и вернул семейству утраченную знатность.
– Пока нет, – весело отозвался Джеральд, как если бы и вправду существовала возможность, что Мерфин станет итальянским графом.
Это уязвило Ральфа, но ненадолго.
Мать справилась:
– Можно посмотреть наши покои?
Ральф помедлил. Что значит «наши»? Его вдруг посетила ужасная мысль: «Неужто родителям взбрело в голову обосноваться здесь!» Он этого не допустит: ведь они постоянно будут напоминать ему о семейном позоре, – а кроме того, стеснять его. С другой стороны, он только сейчас понял, что лорду, родители которого остаются иждивенцами аббатства и живут в однокомнатном доме, должно быть стыдно.
Следовало подумать об этом раньше.
– Я сам еще не видел их, – ответил он, чтобы выиграть время. – Надеюсь, смогу вас устроить на несколько дней.
– На несколько дней? – переспросила мать. – Ты собираешься отослать нас обратно в Кингсбридж?
Ральфу было крайне неприятно, что этот разговор зашел в присутствии Уильяма и Филиппы.
– Не думаю, что здесь найдется помещение для вас.
– Откуда ты знаешь, если еще не видел покоев?
Тут вмешался Дэниел:
– К вам крестьянин из Уигли, сэр Ральф, по имени Перкин. Он хочет засвидетельствовать свое почтение и обсудить какое-то срочное дело.
В других обстоятельствах Ральф сурово осадил бы старосту за дерзость, но сейчас порадовался возможности сменить тему.
– Осмотрите комнаты, матушка, а я потолкую с крестьянином.
Уильям и Филиппа отправились с его родителями в личные покои, а Дэниел привел Перкина.
– Счастлив видеть вашу милость живым и здоровым после французских войн, – подобострастно и льстиво, как всегда, поздоровался тот.
Ральф покосился на свою левую руку, где не хватало трех пальцев, и ответил:
– Ну, почти здоровым.
– Все жители Уигли скорбят о ваших ранениях, ваша милость, но награда-то какова! Вы теперь рыцарь, владелец еще трех деревень и женитесь на леди Матильде!
– Благодарю за поздравления. Что у тебя за срочное дело?
– Оно не отнимет много времени, ваша милость. Скончался Альфред Шортхаус, держатель десяти акров. У него не осталось наследников, и я вызвался взять его землю, пускай времена нынче трудные. После августовских гроз…
– Начхать мне на погоду.
– Разумеется. Если коротко, староста Нейт принял решение, которое вы вряд ли одобрите.
Ральф заскучал. Ему было все равно, кто из крестьян станет обрабатывать десять акров Альфреда.
– Любое решение Нейта…
– Он передал землю Вулфрику.
– Вот как?
– Кое-кто думает, что Вулфрик это заслужил, поскольку у него нет земли, но он не может заплатить, да и вообще…
– Не надо меня убеждать, – перебил Ральф. – Я не позволю, чтобы этот смутьян держал надел на моей земле.
– Благодарю вас, ваша милость. Угодно ли вам, чтобы я передал Нейту, что вы распорядились выделить десять акров мне?
– Да, – ответил Ральф, заметив графа с графиней, за которыми шли родители. – В ближайшие две недели я прибуду лично и все подтвержу.
Взмахом руки он велел Перкину удалиться.
В этот миг вошла леди Матильда.
Она вступила в зал в сопровождении двух монахинь. Ральф сразу узнал Керис, подружку своего брата, которая убеждала короля, что Тилли слишком молода для замужества. Рядом шагала сестра, которая вместе с Керис была под Креси: монахиня с ангельским личиком, имени которой Ральф не знал. За ними, верно, как телохранитель, выступал однорукий монах, столь ловко пленивший Ральфа девять лет назад, – брат Томас.
Тилли шла между ними. Ральф сразу же понял, почему монахини так стремились уберечь ее от брака. Лицо девочки было по-детски невинным, нос и щеки усыпали веснушки, между передними зубами виднелась щель. Девочка испуганно озиралась по сторонам. А Керис еще больше подчеркнула возраст Тилли, облачив ее в простой белый монашеский балахон и чепец, но под балахоном угадывались очертания женственной фигуры. Что ж, сестра Керис намеревалась показать, что Тилли еще рано замуж, но на Ральфа ее ухищрения произвели противоположное впечатление.
На королевской службе он, в частности, научился тому, что во многих случаях мужчина способен добиться своего, просто заговорив первым.
– Иди сюда, Тилли, – сказал он громко.
Девочка выступила вперед и подошла к нему. Ее окружение помешкало, но осталось стоять где стояло.
– Я твой муж. Меня зовут сэр Ральф Фицджеральд, лорд Тенч.
Матильда казалась перепуганной.
– Счастлива видеть вас, сэр.
– Теперь это снова твой дом, как и в детстве, когда ты жила здесь с отцом. Отныне ты леди Тенч, как была когда-то твоя матушка. Рада вернуться домой?
– Да, милорд. – Вид у девочки был какой угодно, только не радостный.
– Уверен, сестры сказали тебе, что ты должна быть послушной женой и делать все, чтобы угодить мужу, твоему господину и повелителю.
– Да, милорд.
– Это мои мать и отец, а теперь и твои родители.
Тилли присела в сторону Джеральда и Мод.
– Подойди. – Ральф, не вставая, протянул к ней руки.
Тилли послушно простерла руки в ответ, но тут увидела его искалеченную кисть, издала сдавленный возглас отвращения и отпрянула.
С губ Ральфа чуть не вырвалось ругательство, но он сдержался и через силу заставил себя говорить дружелюбно:
– Не бойся моей раненой руки. Ты должна ею гордиться. Я потерял пальцы на службе королю. – Его руки были по-прежнему протянуты к ней.
Девочка превозмогла себя и вложила свои пальцы в его ладони.
– Теперь можешь поцеловать меня, Тилли.
Он сидел, а она стояла перед ним. Девочка подалась вперед и подставила ему щеку. Ральф положил изувеченную руку ей на затылок, развернул к себе лицом и прильнул к ее губам. По ее неуверенности стало понятно, что Тилли ни разу не целовалась с мужчиной. Ральф позволил себе продлить поцелуй: отчасти потому, что он был сладок, а отчасти для того, чтобы позлить наблюдавших, – затем не спеша, но решительно, коснулся девочки здоровой рукой. Груди у нее были круглые, налитые как яблоки. Она уже не ребенок.