Разговор грозил перерасти в ссору, и он спросил себя, почему, собственно, злится. Керис не обращалась к нему много недель, но нарушила молчание ради Гвенды. Мерфин понял, что ревнует, что обиделся на то, какое место Гвенда занимает в ее сердце. Это было недостойно, но он ничего не мог с собою поделать.
Керис вспыхнула с досады.
– Это было одиннадцать лет назад! Может, хватит его наказывать?
Мерфин успел позабыть, сколь жаркими бывали порой их с Керис ссоры: но теперь-то он уловил знакомые признаки приближения грозы.
– По мне, так точно хватит, – ответил он примирительно. – Но решать не мне, а Ральфу.
– Так заставь его передумать! – распорядилась Керис.
Мастер оскорбился на повелительный тон.
– Как изволит госпожа, – произнес он елейным тоном.
– Издеваешься?
– Я не состою на твоей службе, но ты, судя по всему, считаешь иначе, поэтому я чувствую себя глупцом, споря с тобой.
– О, святые угодники! – воскликнула Керис. – Ты обиделся на то, что я тебя о чем-то попросила?
Почему-то ему вдруг почудилось, что она приняла твердое решение отказать ему и остаться в монастыре, но он постарался обуздать бурю чувств.
– Будь мы вместе, ты могла бы просить меня о чем угодно, но поскольку ты думаешь, не отказать ли мне, с твоей стороны просьба выглядит немного дерзко. – Он понимал, что вроде как ее отчитывает, но сдержаться было тяжело. Изливая душу, он наверняка расплачется.
Керис же пребывала в таком негодовании, что не замечала его состояния.
– Я же прошу не за себя!
– Признаю твое великодушие, и все-таки меня не покидает ощущение, что мною пользуются.
– Хорошо, тогда не надо.
– Ну почему же, я поговорю с Ральфом.
Внезапно самообладание ему изменило. Мерфин развернулся и пошел прочь. Грудь разрывалась от какого-то чувства, которое он не мог определить. Вышагивая по приделу громадного собора, он изо всех сил старался взять себя в руки. Дошел до ямы, подумал, как все это глупо, обернулся, но увидел, что Керис исчезла.
Мерфин встал на краю ямы и уставился вниз, дожидаясь, пока уймется буря в груди.
Через какое-то время он осознал, что яма выкопана на достаточную глубину. В тридцати футах под ним работники обнажили низ каменной кладки и теперь раскапывали под нею. Прямо сейчас он все равно никак не уладит ссору с Керис. Лучше сосредоточиться на фундаменте. Мерфин глубоко вздохнул и спустился по лестнице.
Наступил миг истины. Мысли о Керис затаились где-то в глубине сознания, пока он наблюдал, как работники продолжают вынимать землю. Мерфин присмотрелся: лопату за лопатой, корзину за корзиной они вынимали грунт, состоявший из смеси песка и мелких камней. Когда сняли этот слой, в яму посыпался песок.
Мерфин велел работникам остановиться, встал на колени и набрал в ладонь пригоршню песка. Ничуть не похоже на почву вокруг, выглядит совершенно чужим: значит, песок под фундамент засыпали строители. Вызванное этим открытием возбуждение заставило забыть о размолвке с Керис.
– Иеремия! – позвал он. – Найди брата Томаса. Поторопись, пожалуйста.
Мерфин велел работникам копать дальше, но сузить яму: теперь она сама могла угрожать целостности собора. Иеремия привел брата Томаса, и они стали наблюдать втроем. Вскоре песок закончился, вновь пошел естественный глинистый грунт.
– Интересно, что это за песок, – произнес Томас.
– Кажется, я знаю, – ответил Мерфин, постаравшись избавиться от торжествующих ноток в голосе.
Много лет назад он предсказал, что действия Элфрика бесполезны, если не отыскать корень бед, и оказался прав, но неразумно было вопить: «Я же говорил!»
Томас и Иеремия нетерпеливо смотрели на него.
– В котлован под фундамент, – пустился в объяснения Мерфин, – сперва насыпают строительный мусор, скрепляя его раствором. Затем кладут камень. Получается прочно, если фундамент соответствует зданию над ним.
– Это мы и без тебя знаем, – обронил Томас.
– Здесь возвели слишком высокую башню, фундамент на нее не рассчитан. Избыточный вес, давивший вниз, за сто с лишним лет раздробил мусор с раствором в песок. Под давлением рыхлый песок расползся, и камень просел. В южной части проседание сильнее, потому что земля здесь идет под уклон.
Мерфин был доволен собой, все внятно объяснил.
Томас с Иеремией помолчали, потом монах проговорил:
– Видимо, придется укрепить фундамент.
Иеремия покачал головой:
– Прежде чем поместить под камень новую основу, нужно удалить песок, а тогда фундамент окажется без опоры. Башня просто рухнет.
Томас явно растерялся:
– И что же нам делать?
Оба посмотрели на Мерфина.
– Положить временную крышу над средокрестием, – ответил мастер, – поставить леса и разобрать башню, камень за камнем. Затем укрепить фундамент.
– То есть башню придется строить заново?
Именно этого хотелось Мерфину, однако он не стал говорить о том вслух, чтобы Томас не заподозрил, что им движет корысть.
– Боюсь, что так, – произнес он с притворным сожалением.
– Приору Годвину это не понравится.
– Знаю, – сказал Мерфин. – Но другого выхода я не вижу.
На следующий день Мерфин усадил Лоллу в седло перед собой и выехал из Кингсбриджа. Пока ехали лесом, он изводил себя воспоминаниями о тяжелом разговоре с Керис, понимая, что проявил мелочность. Какая глупость, если он стремится вернуть ее любовь. Что на него нашло? Ее просьба была вполне разумной. Почему бы не сделать небольшое одолжение женщине, на которой он хочет жениться?
Но она не говорила, что готова выйти за него замуж. До сих пор оставляла за собой право отказать. Потому он и злился. Керис вела себя как невеста, не давая никаких обещаний.
Разумеется, с него бы не убыло, согласись он помочь. Он выставил себя тупицей и сам превратил миг душевной близости в дурацкую ссору.
С другой стороны, поводов для недовольства у него предостаточно. Сколько еще она намерена заставлять его дожидаться ответа? И сколько он готов ждать? Не хотелось даже думать об этом.
Ну да ладно, он все равно попытается уговорить Ральфа прекратить издеваться над Вулфриком.
Тенч лежал на краю графства, и Мерфин заночевал в продуваемой ветром Уигли. Гвенда и Вулфрик после дождливого лета и второго подряд скудного урожая сильно похудели. На впалой щеке шрам Вулфрика выделялся заметнее. Оба их маленьких сына выглядели бледными и чихали, на губах высыпали язвы.
Мерфин угостил их бараньей ногою и бочонком вина и вручил золотой флорин, соврав, что это подарок от Керис. Гвенда пожарила баранину. Ее снедала ярость на чинимую лордом несправедливость, и она шипела и плевалась не хуже мяса на вертеле.
– У Перкина уже почти половина всей земли в деревне! А все потому, что у него есть Вулфрик, который трудится за троих. Так нет же, он хочет еще, а мы должны прозябать в нищете!
– Мне очень жаль, что брат до сих пор злится, – сказал Мерфин.
– Ральф сам тогда напросился, – ответила Гвенда. – Даже леди Филиппа это говорила.
– Старые распри, – задумчиво обронил Вулфрик.
– Я попытаюсь его уговорить, – пообещал Мерфин. – Вряд ли он меня послушает, но на всякий случай объясните, чего точно вы от него хотите.
Взгляд Вулфрика словно подернулся пеленой, что было для него несвойственно.
– Каждое воскресенье я молюсь о том, чтобы получить обратно земли отца.
– Этому не бывать, – отрезала Гвенда. – Перкин слишком прочно на них осел. А помри он, у него есть сын, замужняя дочь, мечтающая о наследстве, и парочка внуков, которые растут не по дням, а по часам. Нам нужен хоть кусочек земли. Последние одиннадцать лет Вулфрик пахал как вол, чтобы прокормить чужих детей. Пора бы позаботиться о себе.
– Я скажу брату, что наказание затянулось, – заверил Мерфин.
На следующий день они с Лоллой отправились из Уигли в Тенч. Мерфин лишь укрепился в желании сделать что-нибудь для Вулфрика – не только чтобы угодить Керис и искупить свою мелочность. Его самого печалило и возмущало, что двое столь честных и работящих людей, как Вулфрик и Гвенда, вынуждены мучиться в нищете, а их дети чахнут из-за мстительности Ральфа.
Родители жили в деревенском доме, а не в самом Тенч-холле. Мерфина поразило, насколько постарела мать, хотя леди Мод заметно воспрянула духом, увидев Лоллу. Отец выглядел лучше.
– Ральф очень добр к нам, – столь настойчиво повторял Джеральд, что Мерфин пришел к противоположному выводу.
Дом оказался неплохим, но родители, конечно, предпочли бы жить в замке вместе с Ральфом. Мерфин предположил, что Ральф не хочет, чтобы мать стала очевидицей его бесчинств.
Проведя сына по дому, Джеральд спросил, как дела в Кингсбридже.
– Город процветает, несмотря на войну с Францией.
– Да, но Эдуард обязан отвоевать земли. Они принадлежат ему по праву рождения, – сказал отец. – Все-таки он законный наследник французского престола.
– Мне кажется, это пустые мечты, отец. Сколько бы он ни вторгался туда, французская знать никогда не примет короля-англичанина. А без графов король не сможет править.
– Нужно остановить французские набеги на наши южные порты.
– После битвы при Слейсе восемь лет назад эта опасность уже не так велика. Кроме того, сжигая урожай, набеги не остановить, скорее наоборот: крестьяне того и гляди подадутся в пираты.
– Французы поддерживают скоттов, а те все время разбойничают в наших северных графствах.
– А тебе не кажется, отец, что скоттов лучше усмирять на севере Англии, а не во Франции?
Джеральд растерялся. Судя по всему, рыцарь никогда не задумывался над обоснованностью войн.
– Как бы то ни было, Ральф нынче рыцарь. Он привез твоей матери из Кале серебряный подсвечник.
«В этом-то и дело, – подумалось Мерфину. – Истинная причина войны – слава и добыча».
Они направились к замку. Брата не было дома, он охотился с Аланом Фернхиллом. В зале стояло большое резное кресло – очевидно, господское. Мерфин увидел юную девушку с огромным животом, которую сперва принял за служанку. К его ужасу, это оказалась жена Ральфа, Тилли. Она ушла на кухню за вином.