– Как бы я хотел сказать, что мой брат на это не способен, – пробормотал Мерфин.
– Но с какой стати ему злоумышлять против тебя? – недоумевала Керис.
– Не знаю, – глотая слезы, ответила Тилли. – Ральф ездил на похороны дяди Уильяма. Там был законник из Лондона, сэр Грегори Лонгфелло.
– Знаю такого, – сказала Керис. – Умный человек, хоть мне и не нравится.
– После этого все и началось. У меня такое чувство, что это как-то связано с Грегори.
– Ты вряд ли пошла бы с ребенком в такую даль только потому, что тебе что-то почудилось, – возразила настоятельница.
– Понимаю, это звучит дико, но он просто сидит и смотрит на меня с ненавистью. Разве мужчине пристало так смотреть на свою жену?
– Ладно, ты пришла куда надо, – решила Керис. – Здесь ты в безопасности.
– Я могу остаться? – взмолилась Тилли. – Вы не прогоните меня обратно?
– Конечно, нет. – Керис перехватила взгляд Мерфина и поняла, о чем тот думает. С ее стороны опрометчиво давать Тилли такое обещание. Беглецы, конечно, просили убежища в церкви, но женской обители не подобает долго укрывать жену рыцаря от мужа. Более того, Ральф наверняка вправе потребовать себе ребенка – своего сына и наследника. Но все-таки Керис постаралась произнести как можно увереннее: – Ты можешь оставаться здесь сколько пожелаешь.
– О, спасибо.
Про себя Керис взмолилась, чтобы ей удалось сдержать слово.
– Жить можешь в одной из гостевых комнат над госпиталем.
Тилли с беспокойством спросила:
– А если туда вломится Ральф?
– Он не посмеет. Но если тебе так спокойнее, занимай бывшую комнату матери Сесилии за дормиторием.
– Благодарю вас.
Вошла прислужница, чтобы накрыть стол к обеду. Керис предложила Тилли:
– Я отведу тебя в трапезную. Пообедаешь с сестрами, а потом отдохнешь в дормитории.
Она встала, и вдруг у нее закружилась голова. Керис оперлась рукой о стол, чтобы сохранить равновесие. Мерфин, все еще с ребенком на руках, с тревогой спросил:
– Что с тобой?
– Сейчас пройдет, просто устала – ответила Керис… и рухнула на пол.
У Мерфина душа ушла в пятки. На мгновение он остолбенел. Керис никогда ничем серьезным не болела, никогда не была беспомощной – это она ухаживала за больными, а не наоборот. Он не мог вообразить ее жертвой.
Впрочем, растерянность мгновенно прошла. Подавив страх, Мерфин осторожно вернул ребенка Тилли.
Девочка-прислужница, накрывавшая стол, в ужасе глядела на бесчувственное тело Керис на полу. Мерфин постарался говорить спокойно, но требовательно:
– Беги в госпиталь, скажи, что настоятельница заболела. Приведи сестру Уну. Беги же, скорее!
Послушница убежала. Мерфин опустился на колени возле Керис.
– Ты слышишь меня, любимая? – Он пощупал безвольное запястье, коснулся щеки, приподнял веко. Керис явно была в обмороке.
– Это чума? – спросила Тилли.
– О господи!
Мерфин взял Керис на руки. Он не отличался крепким телосложением, но давным-давно наловчился поднимать тяжести вроде камней или деревянных брусьев. Выпрямившись, бережно положил ее на стол и прошептал:
– Прошу тебя, не умирай.
Он поцеловал Керис в горячий лоб. Ему вспомнилось, что он уже ощутил этот жар, когда они обнимались чуть раньше, однако был слишком возбужден, чтобы забеспокоиться. Может, именно этим вызвана ее непривычная страстность, может, все дело в лихорадке?
Вошла сестра Уна. Мерфин так обрадовался ее появлению, что у него на глазах выступили слезы. Уна была молода, завершила послушничество всего год или два назад, но Керис высоко ценила ее способности и собиралась со временем доверить ей управление госпиталем.
Уна, закрыв лицо полотняной маской и завязав узел на затылке, потрогала щеки и лоб настоятельницы и спросила:
– Чихала?
– Нет, – ответил Мерфин, вытирая глаза. Он был уверен, что обратил бы внимание: все знали, что чихание – зловещий признак.
Уна оттянула вниз ворот балахона настоятельницы. Мерфину Керис показалась очень хрупкой и уязвимой в этом положении, с обнаженной грудью. По счастью, ни на груди, ни на плечах не нашлось жуткой лилово-черной сыпи. Сестра Уна поправила ворот и проверила ноздри Керис.
– Кровотечения нет. – Она помолчала, задумчиво пощупала запястье настоятельницы, потом взглянула на Мерфина. – Скорее всего это не чума, но настоятельница серьезно больна. У нее жар, сердце колотится, дыхание неровное. Отнесите ее наверх, уложите и омойте лицо розовой водой. Ухаживать за ней нужно в маске и мыть руки так, словно это чума. Вас тоже касается. – Она подала олдермену полотняную тряпку.
Повязывая маску, Мерфин глотал слезы, бежавшие по щекам. Он отнес Керис наверх, положил на тюфяк в спальне и поправил одежду. Монахини принесли розовую воду и уксус. Мерфин передал им распоряжения Керис насчет Тилли, и сестры отвели юную мать с ребенком в трапезную. Мерфин же сел рядом с Керис, протер ей лоб и щеки тряпкой, смоченной в пахучей жидкости, и взмолился небесам, чтобы она пришла в себя.
Его молитвы были услышаны. Керис открыла глаза, удивленно нахмурилась, огляделась и встревоженно спросила:
– Что случилось?
– Ты потеряла сознание.
Она попыталась сесть.
– Лежи спокойно. Ты больна. Скорее всего это не чума, но все равно что-то серьезное.
Видимо, у настоятельницы не было сил сопротивляться. Она откинулась на подушку и не стала спорить.
– Я просто часок отдохну.
Она провела в постели две недели.
Через три дня белки ее глаз сделались оттенка горчицы, и сестра Уна определила желтуху. Монахиня приготовила травяной настой с медом, который Керис пила горячим три раза в день. Жар спал, но слабость не отступала. Настоятельница каждый день с тревогой расспрашивала о Тилли, и Уна отвечала на ее вопросы, но отказывалась обсуждать дела монастыря, чтобы не утомлять больную. А та из-за слабости не настаивала.
Мерфин не покидал дворец приора. Днем сидел внизу, достаточно близко к спальне, чтобы услышать, если Керис позовет, и работники приходили к нему за указаниями относительно домов, которые ставили или, наоборот, сносили. По ночам он ложился на тюфяк возле Керис и спал чутко, пробуждаясь всякий раз, когда менялось ее дыхание или когда она ворочалась. В соседней комнате спала Лолла.
В конце недели приехал Ральф.
– У меня жена пропала, – сообщил он, входя в зал.
Мерфин отвел глаза от большой шиферной доски, на которой чертил.
– Здравствуй, брат. – «А Ральф растерян, – подумалось ему, – словно не может решить, как воспринять исчезновение Тилли. Любить он ее, разумеется, не любил, но, с другой стороны, какому мужу понравится бегство жены?»
«Между прочим, – сказал себе Мерфин, – я тоже испытываю смешанные чувства». В конце концов он ведь помог спрятать Тилли.
Ральф присел на скамью.
– У тебя не найдется вина? Умираю от жажды.
Мерфин подошел к буфету и налил вина из кувшина в кружку. Ему хотелось сказать, что он понятия не имеет, где Тилли, но чутье подсказывало, что не стоит врать собственному брату, особенно в таком важном вопросе. Кроме того, присутствие Тилли в монастыре было невозможно сохранить в тайне ее видели слишком многие среди сестер, послушниц и служек. «Всегда лучше быть честным, – подумал Мерфин, – если только не при крайних обстоятельствах».
Передавая кружку Ральфу, он сказал:
– Тилли здесь, в женском монастыре, вместе с ребенком.
– Я так и думал. – Ральф поднял кружку левой рукой, показав обрубки трех пальцев, и сделал большой глоток. – Что это ей взбрело в голову?
– Она убежала от тебя.
– Мог бы известить.
– Прости, но я не мог ее выдать. Она боится оставаться с тобой.
– А чего ты ее защищаешь? Я твой брат!
– Я слишком хорошо тебя знаю. Если она напугана, то не без причины.
– Неслыханно. – Ральф попытался притвориться, что возмущен, но вышло не очень убедительно.
Мерфину стало интересно, что брат чувствует на самом деле.
– Монастырь не может прогнать ее. Она попросила убежища.
– Джерри мой сын и наследник. Никто не вправе отнимать его у меня.
– Навсегда, конечно, нет. Если обратишься в суд, я не сомневаюсь, что ты выиграешь дело. Но ты ведь не собираешься отрывать малыша от матери?
– Она вернется с ним.
Пожалуй, Ральф прав. Мерфин задумался, как по-другому убедить брата, когда вошел брат Томас, волоча за собою Алана Фернхилла. Здоровой рукой монах держал Алана за шиворот.
– Он что-то вынюхивал.
– Я просто смотрел, – возразил Алан. – Думал, в монастыре пусто.
– Как видишь, это не так, – ответил Мерфин. – Здесь один монах, шесть послушников и пара десятков сирот.
– Я застал его даже не в мужском монастыре, а во дворе женской обители, – сообщил Томас.
Мерфин нахмурился. Издалека доносилось пение псалмов. Алан все продумал: монахини в соборе на службе шестого часа. В это время почти все монастырские здания пустуют. Значит, он довольно долго мог беспрепятственно шнырять по аббатству.
Не похоже на праздное любопытство.
– По счастью, его увидел поваренок и пришел за мной в церковь, – прибавил Томас.
Неужто Алан искал Тилли? Но ведь он не осмелился бы выкрасть ее из монастыря среди бела дня.
Мерфин повернулся к брату:
– Что вы затеваете?
Ральф возмущенно перебросил вопрос Алану:
– Ты что творишь?
Мерфину его гнев показался наигранным.
Фернхилл пожал плечами:
– Просто смотрел, пока вас ждал.
Прозвучало не очень убедительно. Воины в ожидании хозяев болтаются в конюшнях или тавернах, а не на монастырских дворах.
– Ладно, – проворчал Ральф. – Гляди у меня, больше не смей.
Мерфин понял, что брат не намерен разбираться в этой темной истории. «Я был с ним честен, – подумалось ему, – а он со мною лукавит». Впрочем, были вопросы насущнее.
– Почему бы тебе на некоторое время не оставить Тилли здесь? Ей тут хорошо. Может, скоро она поймет, что ты не хотел ничего плохого, и вернется.