Ральф понятия не имел о том, что ищет Грегори. Тот лишь упомянул, что документ неудобен королю. «Интересно, – думал Ральф, – каким образом в руки Керис мог угодить документ, неудобный для короля».
Ему стало скучно наблюдать за Грегори, но уходить он не собирался. Он доставил то, что следовало, и был готов сидеть на месте, пока Грегори не выполнит свою часть сделки.
Законник терпеливо просматривал документы. Одна хартия привлекла его внимание, он прочел ее целиком, но потом все же кинул в мешок к остальным.
Почти всю последнюю неделю Ральф и Алан провели в Бристоле. Вряд ли кто-либо потребовал бы с них отчета о перемещениях, но на всякий случай они приняли меры предосторожности – гуляли в тавернах каждый вечер за исключением той ночи, когда наведались в Кингсбридж. Конечно, другие гуляки не забудут тех, кто ставил им дармовую выпивку, но скорее всего не вспомнят, что один вечер благодетели отсутствовали. А даже если и вспомнят, то точно не смогут сказать, когда это было, на четвертую среду после Пасхи или в третий четверг перед Духовым днем.
Наконец стол опустел, а мешок снова наполнился.
– Ну, нашли что искали? – спросил Ральф.
Лонгфелло ответил вопросом на вопрос:
– Вы принесли все?
– Все.
– Хорошо.
– Значит, не нашли?
Грегори, как всегда, осторожно подбирал слова:
– Искомого документа здесь нет. Однако я наткнулся на хартию, которая объясняет, почему эта… оказия… вызвала интерес в последние месяцы.
– Значит, вы довольны, – уточнил Ральф.
– Да.
– И королю не о чем беспокоиться.
Законник нетерпеливо заерзал.
– Беспокойство короля не ваша забота, а моя.
– Следовательно, я вправе ожидать вознаграждения.
– О да. К сбору урожая вы станете графом Ширингом.
Ральф довольно усмехнулся. Граф Ширинг, наконец-то. Он получил то, к чему столь долго стремился. Хорошо, что отец еще жив, успеет порадоваться.
– Спасибо.
– На вашем месте я бы поухаживал за леди Филиппой.
– Поухаживал? – изумленно переспросил Ральф.
Грегори пожал плечами.
– Разумеется, выбор у нее невелик, но правила следует соблюсти. Скажите ей, что король дозволил вам просить ее руки и вы надеетесь, что она полюбит вас так же, как вы любите ее.
– Ладно.
– Не забудьте преподнести какой-нибудь подарок.
73
На рассвете в день похорон Тилли Керис и Мерфин встретились на крыше собора.
Это был отдельный, особый мир. Старшим ученикам монастырской школы давали упражнение в геометрии, поручая вычислить площадь шиферного покрытия. Работникам требовался постоянный доступ для починки и замены обветшавших плит, поэтому верхнюю часть сооружения пронизывали проходы и лестницы, лепившиеся к скатам и вершинам, углам, водостокам, башенкам, водоотводам и горгульям. Башню над средокрестием до сих пор не перестроили, но от вида с крыши все равно захватывало дух.
Аббатство уже проснулось. Ожидалось, что похороны будут многолюдными. Тилли при жизни была все равно что никем, но пала жертвой гнусного убийцы, оказалась знатной дамой, погибшей в женской обители, и попрощаться с нею явятся люди, прежде не сказавшие ей и трех слов. Керис с удовольствием прогнала бы всех этих скорбящих, чтобы они не разнесли чуму дальше, но это было не в ее власти.
Приехавший на поминальную службу епископ Анри остановился в лучших покоях дворца приора, вот почему теперь Керис и Мерфин ночевали раздельно – она в сестринском дормитории, а он вместе с Лоллой в «Остролисте». Скорбящий вдовец Ральф поселился в отдельной комнате над госпиталем. За его сыном Джерри присматривали монахини. Леди Филиппа и ее дочь Одила, единственные уцелевшие родственники убитой, тоже остановились в госпитале.
Ни Мерфин, ни Керис не говорили с Ральфом, который приехал накануне. Они не могли ничего поделать, не видели ни малейшей возможности добиться справедливости для Тилли, поскольку не могли доказать его причастность к убийству. Но правда была им известна. Они не спешили делиться этой правдой с кем бы то ни было, полагая, что в том нет смысла. Сегодня днем им придется притворяться, что они искренне сострадают Ральфу, и это будет нелегко.
Пока важные гости спали, монахини и служки аббатства усердно готовились к поминкам. Над пекарней поднимался дым: в печи уже выпекались десятки длинных четырехфунтовых пшеничных хлебов. Двое мужчин катили к дворцу приора полную бочку вина. Для простолюдинов послушницы расставляли на лужайке скамьи и грубые столы.
Солнце взошло над рекой и косыми лучами позолотило крыши Кингсбриджа. Керис всматривалась в разрушения, причиненные городу девятью месяцами чумы. С высоты она видела провалы в рядах домов, зиявшие, точно выпавшие зубы. Деревянные постройки, конечно, и без того постоянно приходили в негодность: из-за пожаров, дождей, ошибок строителей, да просто ветшали от времени, – но теперь их никто не чинил. Стоило дому покоситься, его жильцы, недолго думая, перебирались в один из опустевших на той же улице. Единственным, кто еще что-то строил, был Мерфин, и на него смотрели как на чокнутого мота.
За рекой, на новом, недавно освященном кладбище трудились могильщики. Чума никак не желала уходить. Когда же она закончится? Неужели дома и дальше будут разваливаться, пока от города ничего не останется, пока он не превратится в груду черепичных осколков и обугленных остовов вокруг пустого собора и огромного кладбища окрест?
– Я не дам этому случиться, – произнесла Керис.
Мерфин сначала не понял.
– Ты про похороны? – спросил он, хмурясь.
Настоятельница повела рукой, как бы обнимая город и мир за ним.
– Про все. Пьяницы калечат друг друга. Родители бросают больных детей на пороге моего госпиталя. Мужчины возле «Белой лошади» в очередь насилуют пьяных женщин. Скот дохнет на пастбищах. Полуголые плясуны секут себя и собирают за это деньги с зевак. А хуже всего то, что здесь, в моем монастыре, жестоко убили молодую мать. Меня не слишком заботит, умрем ли мы все от чумы, но, пока мы живы, я не допущу, чтобы мир распался.
– Что собираешься делать?
Она благодарно улыбнулась. Большинство сказали бы, что ей не по силам совладать с происходящим, но Мерфин всегда в нее верил. Керис взглянула на резных каменных ангелов на башне: за двести лет ветры и дожди сгладили их лица. Почему-то на ум пришли первые строители собора. Что их вдохновляло?
– Мы восстановим порядок и привычную жизнь. Заставим жителей Кингсбриджа снова стать собой, хотят они того или нет. Мы возродим город и жизнь в нем, несмотря на чуму.
– Отлично.
– Сейчас самое время начать.
– Потому что люди разгневаны из-за Тилли?
– И боятся, что разбойники могут ворваться в город среди ночи и убить кого угодно. Все осознали, что могут погибнуть.
– Что ты намерена предпринять?
– Скажу им, что это не должно повториться.
– Это не должно повториться! – воскликнула Керис, и ее голос прогремел над кладбищем и эхом отдался от древних стен собора.
Женщинам возбранялось говорить на церковных службах, но кладбище в этом отношении допускало некоторые послабления, поскольку обряд совершался вне храма; мирянам – к примеру, родным усопшего – дозволялось произносить надгробные речи и громко молиться.
Но все же Керис брала на себя слишком много. Служил епископ Анри, которому помогали архидьякон Ллойд и каноник Клод. Ллойд управлял епархией на протяжении десятилетий, а вот Клод лишь недавно прибыл из Франции. В присутствии сановных клириков монахине, разумеется, не подобало обращаться к прихожанам с недозволенными речами.
Впрочем, Керис никогда не смущали подобные обстоятельства.
Она заговорила, когда небольшой по размерам гроб опускали в могилу. Некоторые собравшиеся плакали. На похороны пришло не меньше пятисот человек, но, стоило Керис начать, люди затихли.
– Вооруженные мужчины вторгаются ночью в наш город и убивают молодую женщину в женской обители. Я не собираюсь этого терпеть.
Послышался одобрительный гул. Керис повысила голос.
– Аббатство не собирается этого терпеть, епископ не собирается этого терпеть, и жители Кингсбриджа тоже не собираются этого терпеть.
Гул стал громче, раздались крики:
– Верно! Аминь!
– Говорят, что чуму наслал Господь. Я скажу так: когда Всевышний посылает дождь, мы ищем укрытия. Когда посылает зиму, мы разжигаем огонь. Когда посылает сорняки, мы вырываем их с корнем. Мы должны защитить себя!
Она покосилась на епископа Анри. Тот выглядел растерянным. Он никак не ожидал этой проповеди, а попроси Керис у него разрешения, он бы ей отказал. Однако он видел, что люди поддерживают ее, и ему не хватило смелости вмешаться.
– Что мы можем сделать?
Керис оглядела толпу. Все лица были обращены к ней в ожидании ответа. Люди представления не имели, что нужно делать, и хотели услышать ответ от нее. Они обрадуются любому слову, если она подарит им надежду.
– Нужно восстановить городские стены! – крикнула Керис.
Люди дружно взревели.
– Они должны быть выше, мощнее и длиннее. – Керис перехватила взгляд Ральфа. – Стены не позволят убийцам войти в город!
– Да! Верно! – кричала толпа.
Ральф отвернулся.
– Нужно избрать нового констебля, его помощников и караульных, чтобы соблюдать закон и призывать к порядку.
– Да!
– Сегодня вечером состоится заседание приходской гильдии, которая обсудит, как это сделать. Решения будут объявлены в соборе в следующее воскресенье. Благодарю, что пришли, и да благословит вас Господь.
На поминальном пиру в просторной столовой дворца приора во главе стола сел епископ Анри. Справа от него сидела леди Филиппа, вдовствующая графиня Ширинг, а возле нее – лишившийся жены сэр Ральф Фицджеральд.
Ральф наслаждался соседством с Филиппой. Пока та ела, он с удовольствием пялился на ее грудь и всякий раз, когда она наклонялась, заглядывал в квадратный вырез легкого летнего платья. Пусть она о том не подозревает, но недалек час, когда он прикажет ей снять всю одежду и встат