– Мы можем обсудить подробности попозже?
Грегори намеревался вымогать взятку, вне всяких сомнений, под предлогом вознаграждения.
– Разумеется, – подавляя брезгливость, ответила Керис.
Служки начали убирать со стола. Настоятельница бросила взгляд на свою тарелку. Она так ничего и не съела.
– Наши семьи состоят в родстве, – сказал Ральф, обращаясь к леди Филиппе, и торопливо добавил: – Не в близком, конечно. Мой отец – потомок того самого графа Ширинга, который был сыном леди Алины и Джека Строителя. – Он посмотрел через стол на своего брата, олдермена Мерфина. – Думаю, я унаследовал кровь графов, а мой брат – кровь строителей.
Он покосился на Филиппу, пытаясь угадать, что думает графиня. Судя по всему, упомянутое родство не произвело на нее никакого впечатления.
– Я вырос в доме вашего покойного свекра, графа Роланда.
– Да, я помню вас сквайром.
– Потом несколько лет воевал с графом во Франции. В битве при Креси я спас жизнь принцу Уэльскому.
– Ваши достижения достойны восхищения, милорд, – вежливо отозвалась графиня.
Ральф хотел выказать себя равным ей, чтобы вышло вполне естественно, когда он скажет, что ей суждено стать его женой, однако ему никак не удавалось расколоть ее незримую броню. Филиппа откровенно скучала и слегка недоумевала, к чему все эти речи.
Подали сладости – клубнику в сахаре, медовые вафли, финики, изюм и вино с пряностями. Ральф осушил кубок и налил себе еще, надеясь, что вино облегчит разговор. Он не понимал, почему с Филиппой так трудно. Из-за того, что сегодня похороны его жены? Потому, что Филиппа графиня? Или потому, что он безнадежно влюблен в нее много лет и теперь не может поверить, что наконец она станет принадлежать ему?
– Вы отсюда в Эрлкасл? – спросил он.
– Да, завтра.
– Надолго задержитесь?
– А куда еще мне ехать? – Она нахмурилась. – Почему вы спрашиваете?
– Если позволите, я вас навещу.
– С какой целью? – холодно уточнила Филиппа.
– Я хотел бы обсудить с вами один вопрос, неуместный здесь и сейчас.
– О чем вы?
– Я заеду к вам в ближайшие дни.
Графиня разволновалась и повысила голос:
– О чем нам с вами говорить?
– Как я уже сказал, сегодня это неуместно.
– Потому что мы хороним вашу жену?
Ральф кивнул. Филиппа побледнела.
– О господи… Вы ведь не хотите сказать, что…
– Я еще раз вынужден повторить, что не намерен обсуждать это сейчас.
– Но я должна знать! Вы собираетесь жениться на мне?
Ральф помедлил, пожал плечами, затем кивнул.
– Но на каком основании? Для этого требуется разрешение короля!
Ральф молча посмотрел на нее и приподнял бровь.
Она резко встала.
– Нет!
Все обернулись к ней, а Филиппа гневно воззрилась на Грегори.
– Это правда? Король хочет выдать меня замуж за него? – Она презрительно ткнула пальцем в Ральфа.
Тому стало обидно. Он не ожидал открытой неприязни. Неужели он настолько ей противен?
Лонгфелло с упреком посмотрел на Ральфа.
– Не самый благоприятный случай поднимать этот вопрос…
– Так это правда! – воскликнула графиня. – Господи помилуй!
Ральф перехватил полный ужаса взгляд Одилы. А этой-то он что такого сделал?
– Я этого не потерплю, – проговорила Филиппа.
– А почему, собственно? – процедил Ральф. – В чем дело? Какое право вы имеете смотреть на меня и мою семью сверху вниз? – Он огляделся. Брат, временный союзник Грегори, епископ, настоятельница, мелкие лорды, видные горожане – все в недоумении молчали, потрясенные выходкой Филиппы.
Не ответив Ральфу, Филиппа обратилась к Лонгфелло:
– Я этого не сделаю! Не сделаю, слышите? – Она побелела от гнева, но по ее лицу струились слезы.
«Какая же она красивая, – подумалось Ральфу, – пускай отвергает и унижает меня».
Грегори сухо отрезал:
– Это не ваше решение, леди Филиппа, и уж точно не мое. Король поступает так, как ему угодно.
– Вы можете надеть на меня свадебное платье, можете подвести к алтарю. – Филиппа ткнула пальцем в епископа Анри. – Но когда епископ спросит меня, согласна ли я стать женой Ральфа Фицджеральда, я не скажу «да»! Ни за что! Никогда, слышите, никогда!
Она бросилась из комнаты, Одила выбежала за матерью.
После поминок горожане разошлись по домам, а важные гости поднялись в свои комнаты, чтобы отдохнуть после пиршества. Настоятельница следила за тем, как убирают со столов. Она всей душой сочувствовала Филиппе, тем более что знала, в отличие от нее, что Ральф убил свою жену. Но Керис заботила судьба целого города, а не единственного человека, и больше она размышляла о собственных достижениях. Все прошло гораздо лучше, чем она ожидала. Горожане ее поддержали, епископ согласился на все предложения. Может, несмотря на чуму, былая жизнь все-таки вернется в Кингсбридж.
У черного хода, где навалили кучу костей и хлебных корок, она увидела кота Годвина Архиепископа, старательно обгрызавшего утиный костяк. Керис шуганула кота, но тот отбежал на несколько ярдов, потом пошел нарочито медленно, нагло задрав хвост с белым кончиком.
Погруженная в раздумья, Керис поднялась по лестнице, прикидывая, как приступить к осуществлению плана, на который согласился Анри, открыла дверь, зашла в свою спальню, которую делила с Мерфином, – и на мгновение растерялась.
Посреди комнаты замерли двое мужчин, и настоятельница сперва решила, что ошиблась зданием, потом подумала, что ошиблась дверью, и тут только вспомнила, что ее спальню – лучшую во дворце – предоставили в распоряжение епископа.
Этими двумя мужчинами были Анри и его помощник каноник Клод. Керис понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что они оба голые, обнимаются и целуются.
Настоятельница в изумлении уставилась на них.
– Ой!
Мужчины не слышали, как открылась дверь, и, пока Керис молчала, не догадывались, что за ними кто-то наблюдает. Услышав ее изумленный возглас, они оба обернулись. Лицо Анри исказила гримаса откровенного ужаса. Епископ разинул рот.
– Простите, – извинилась Керис.
Мужчины отпрянули друг от друга, как будто рассчитывая, что так никто не заподозрит их ни в чем предосудительном. Потом вспомнили, что они голые. Дородный Анри щеголял заметным брюшком, руки и ноги у него были пухлыми, на груди курчавились седые волосы. Клод был моложе и стройнее, почти не имел волос на теле за исключением густой рыжеватой поросли в паху. Керис мельком подумалось, что никогда прежде ей не доводилось видеть сразу два возбужденных члена.
– Прошу прощения, – прибавила она, снедаемая мучительной неловкостью. – Это моя вина. Я совсем забыла. – Ей пришло в голову, что она беспомощно мямлит, а этих двоих будто громом поразило. Впрочем, ничто уже не имело значения, никакие слова не могли исправить положение.
Придя в себя, настоятельница попятилась и захлопнула дверь.
Мерфин ушел с поминок вместе с ткачихой Медж. Ему нравилась эта невысокая коренастая женщина с выступающим подбородком и могучим задом. Его восхищало, как Медж управляется после смерти мужа и детей, как продолжает работать, делает сукно и красит его в алый цвет.
– Керис-то молодчина, – похвалила Медж. – Права, как всегда. Так дальше жить нельзя.
– Но ты-то живешь, несмотря ни на что.
– Знал бы ты, до чего тяжело работников искать.
– У всех одна и та же беда. Я сам умаялся искать строителей.
– Сырая шерсть дешева, но богатые не скупятся на хорошее алое сукно. Я могла бы продавать больше, если наладить производство.
Мастер задумчиво произнес:
– Знаешь, во Флоренции ткацкие станки работают быстрее, потому что у них ножной привод.
– Правда? – Медж пристально поглядела на него. – Никогда о таком не слышала.
Он прикинул, как лучше объяснить.
– В любом ткацком станке ты натягиваешь нити на раму, создавая основу. Затем поперечно основе пропускается другая нить, поочередно под первой нитью основы, над второй, под третьей, над четвертой и так далее. Поперечная нить возвращается потом обратно, над последней нитью основы, под предпоследней, и по кругу. Это уток.
– Да, так работает простой ткацкий станок. Наши лучше.
– Я знаю. Чтобы работа шла быстрее, каждая вторая нить основы прикрепляется к подвижной дощечке, так называемой ремизке; когда ремизку поднимают, половина нитей опускается. Вместо того чтобы протаскивать поперечную нить под каждой второй нитью основы, можно протянуть уток поперек основы одним простым движением. А для возвратного движения ремизку опускают.
– Да. Кстати, нить утка наматывается на катушку.
– Всякий раз, чтобы поменять положение ремизки, приходится откладывать эту катушку, обеими руками перемещать ремизку и снова брать катушку, чтобы проложить очередную нить.
– Именно так.
– Ножной привод позволяет управлять положением ремизки ногами, не нужно откладывать катушку.
– Да что ты! Ну надо же!
– Огромная разница, верно?
– Еще бы. Так можно ткать вдвое быстрее.
– Вот об этом я и думаю. Если я сделаю такой станок, ты его опробуешь?
– Да, конечно!
– Конструкцию точно не помню, однако, думаю, в станке с ножным приводом вороты и рычаги должны сочетаться особым образом… – Мерфин помолчал. – В любом случае что-нибудь придумаю.
Во второй половине дня, проходя мимо библиотеки, Керис столкнулась с каноником Клодом, шедшим ей навстречу с книжицей в руках. Он перехватил взгляд настоятельницы и остановился. Обоим тут же вспомнилась сцена, очевидицей которой Керис довелось оказаться час назад. Поначалу Клод как будто смутился, потом уголки его губ выгнулись в ухмылке. Он поспешил прикрыть лицо ладонью, сознавая, что веселье в данном случае неуместно. Керис припомнилось, насколько перепуганными выглядели двое голых мужчин, и она вдруг ощутила, как ее саму разбирает несвоевременный смех.