Приор развернулся и пошлепал прочь по грязи.
– Не понимаю, как мой отец мог породить на свет такого безмозглого упрямца. – С этими словами Эдмунд тоже заковылял прочь.
Керис повернулась к Мерфину:
– Что скажешь?
– Не знаю. – Юноша усердно прятал глаза. – Пожалуй, пойду работать.
Он ушел, не поцеловав ее на прощание.
– Ну и ну, – проговорила Керис, когда юноша уже не мог ее услышать. – Что с ним такое?
8
Граф Ширинг приехал в Кингсбридж во вторник ярмарочной недели. Его сопровождали сыновья, другие родичи и свита из рыцарей и оруженосцев-сквайров. Высланные вперед люди заблаговременно расчистили подступы к мосту, и уже за час до прибытия графа мост перекрыли, чтобы Ширингу не пришлось ронять достоинство, дожидаясь права пересечь реку вместе с простолюдинами. Свита носила черно-красные цвета и проскакала через город под развевающимися знаменами, а из-под лошадиных копыт на горожан летела вода и грязь. Граф Роланд сильно преуспел за последние десять лет: при королеве Изабелле и ее сыне Эдуарде III – и он хотел, чтобы все об этом знали, как свойственно сильным мира сего.
В свите графа был и Ральф, отпрыск сэра Джеральда и брат Мерфина. Когда Мерфин подался в подмастерья к отцу Элфрика, Ральф сделался сквайром при графе Роланде и с тех самых пор радовался жизни. Его кормили и одевали, учили ездить верхом и драться на мечах, он много времени проводил на охоте, за играми и развлечениями. За шесть с половиной лет никто ни разу не попросил его что-либо прочитать или написать хотя бы словечко. Следуя за графом мимо скученных лотков шерстяной ярмарки, ловя одновременно завистливые и испуганные взгляды горожан, он жалел торговцев, которым приходилось возиться в грязи ради каких-то жалких пенни.
Граф спешился у дома приора, с северной стороны собора. Его младший сын Ричард тоже соскочил с коня. Ричард был епископом Кингсбриджа, и вообще-то собор являлся его храмом, однако епископский дворец находился в графском городе Ширинг, в двух днях пути от Кингсбриджа. Это вполне устраивало епископа, чьи обязанности были не только религиозными, но и политическими, да и монахи ничуть не возражали, довольные тем, что за ними надзирают не слишком строго.
Ричарду исполнилось всего двадцать восемь лет, но его отец был близок к королю, так что возраст епископа не имел никакого значения.
Остальная свита направилась к южной части соборного двора. Старший сын графа Уильям, лорд Кастер, велел сквайрам поставить лошадей на конюшню, а с полдюжины рыцарей разместились в госпитале. Ральф поспешил помочь сойти с лошади жене Уильяма, леди Филиппе. Он пестовал в сердце безнадежную любовь к этой высокой красивой женщине с длинными ногами и пышной грудью.
Когда о лошадях позаботились, Ральф отправился навестить отца с матерью. Те проживали на иждивении монастыря в наемном домике у реки в юго-западной части города, где постоянно витала вонь дубилен. Подходя к дому, Ральф вдруг понял, что ежится от стыда под красно-черным нарядом. Хорошо, что леди Филиппа не видит, как низко пали его родители.
Он не навещал родителей с год и теперь сразу заметил, как они постарели. Материнские волосы серебрились обильной сединой, а отец постепенно терял зрение. Ральфа угостили монастырским сидром и земляникой, которую мать сама собрала в лесу. Отец пришел в восторг от ливрейных цветов.
– Граф еще не сделал тебя рыцарем? – нетерпеливо спросил он.
Каждый сквайр стремился стать рыцарем, но Ральф жаждал этого повышения особенно сильно. Отец не смирился с унижением десятилетней давности, когда обстоятельства вынудили его согласиться на иждивение монахов. В тот день в сердце Ральфа словно вошла заноза, и боль не утихнет до тех пор, пока он не восстановит семейную честь. Впрочем, не все сквайры становились рыцарями, и тем не менее, отец всегда рассуждал так, будто для Ральфа рыцарство было лишь вопросом времени.
– Пока нет, – ответил Ральф. – Но, похоже, мы скоро двинемся воевать с французами, и будет повод себя проявить. – Он старался говорить небрежно, чтобы родители не догадались, сколь отчаянно он мечтает отличиться в сражении.
Мать пришла в ужас.
– Почему короли всегда воюют?
Отец засмеялся.
– Мужчины созданы для битв.
– Неправда, – резко ответила леди Мод. – Я в муках рожала Ральфа вовсе не для того, чтобы он сложил голову под французским мечом или пал от арбалетного болта в сердце.
Отец пренебрежительно махнул рукой и спросил у сына:
– Почему ты считаешь, что будет война?
– Король Филипп Французский отнял Гасконь.
– Вот оно что. Этого мы, конечно, потерпеть не можем.
Английские короли на протяжении нескольких поколений правили областью Гасконь на западе Франции. Они даровали торговые привилегии купцам Бордо и Байонны, и те вели дела не столько с Парижем, сколько с Лондоном. Но все равно в тех краях было неспокойно.
Ральф прибавил:
– Король Эдуард отправил посольство во Фландрию, желая заключить союз.
– Союзники могут захотеть денег.
– Потому-то граф Роланд и приехал в Кингсбридж. Король хочет взять в долг у наших купцов.
– Сколько?
– Поговаривают о двухстах тысячах фунтов со всей страны, в счет будущих налогов на шерсть.
Мать ровно произнесла:
– Как бы король своими налогами не уморил торговцев шерстью до смерти.
– У торгашей куча денег, – возразил отец. – Только погляди на их наряды.
В голосе сэра Джеральда сквозила горечь. Ральф обратил внимание, что сам рыцарь одет в поношенную полотняную рубаху, а обут в старые башмаки.
– В любом случае, им нужно, чтобы французский флот перестал мешать торговле.
Весь прошлый год французские корабли устраивали набеги на южное побережье Англии: грабили порты и сжигали суда в гаванях.
– Французы нападают на нас, мы нападаем на них, – проговорила мать. – Ради чего?
– Женщинам этого не понять! – бросил рыцарь.
– Чистая правда, – едко отозвалась леди Мод.
Ральф сменил тему:
– Как там мой брат?
– Стал хорошим ремесленником, – ответил отец.
Ральфу подумалось, что таким тоном барышник убеждает, будто малорослый пони – как раз то, что нужно женщине.
Мать добавила:
– Он положил глаз на дочь Эдмунда-суконщика.
– На Керис? – Ральф улыбнулся. – Да, она всегда ему нравилась. Детьми мы играли вместе. Она всегда норовила командовать и глазки строила, а Мерфин ей вечно потакал. Он собирается жениться?
– Думаю, да, – ответила Мод. – Когда закончится срок ученичества.
– Ну, нахлебается. – Ральф встал. – Где он сейчас?
– Работает в северной части собора, – ответил отец. – Хотя время обеденное…
– Я поищу его.
Ральф расцеловал родителей и вышел.
Он вернулся в аббатство и прошелся по ярмарке. Дождь прекратился, сквозь тучи пробивалось солнце, лужи посверкивали бликами, от мокрых навесов поднимался пар. Сквайр углядел знакомый профиль, и ровное биение его сердца на мгновение прервалось. Прямой нос и сильный подбородок леди Филиппы он узнал бы всегда и везде. Она была старше Ральфа – по его догадкам, лет двадцати пяти. Супруга лорда стояла у лотка с мерами итальянского шелка, и Ральф позволил себе насладиться видом ее округлых бедер, обтянутых легким летним платьем, потом отвесил чрезмерно вычурный поклон.
Филиппа покосилась на него и слегка кивнула.
– Красивая ткань, – выдавил он, пытаясь завязать разговор.
– Да, красивая.
В это мгновение появился невысокий юноша с нечесаными волосами цвета моркови – Мерфин. Ральф страшно ему обрадовался.
– Это мой умный старший брат, – представил сквайр.
Мерфин сказал леди Филиппе:
– Купите бледно-зеленый. Он подходит к вашим глазам.
Сквайр моргнул. Мерфину не следовало столь вольно обращаться к леди.
Однако Филиппа, кажется, не оскорбилась, хотя в ее голосе прозвучал мягкий упрек:
– Если мне понадобится мнение мальчика, я спрошу своего сына.
Но свои слова она сопроводила улыбкой, которую вполне можно было счесть почти игривой.
– Это же леди Филиппа, дурак! – укорил Ральф. – Прошу прощения за дерзость брата, миледи.
– Как зовут твоего брата?
– Я Мерфин Фицджеральд[19]. К вашим услугам в любое время, когда потребуется совет насчет шелка.
Ральф схватил брата за руку и поволок прочь, пока Мерфин не ляпнул еще какую-нибудь глупость.
– Не знаю, как тебе это удается, – проворчал он раздраженно и вместе с тем с завистью. – Шелк подходит к ее глазам, говоришь? Брякни я что-либо подобное, она велела бы меня высечь.
Ральф несколько преувеличивал, но Филиппа и вправду имела склонность карать даже за намек на дерзость. Сквайр не знал, радоваться или сердиться тому, что леди столь мягко отнеслась к Мерфину.
– Но это же я, – ответил брат. – Мечта любой женщины.
Ральф уловил горечь в его словах и уточнил:
– Что-то не так? С Керис поцапался?
– Я выкинул глупость. Потом расскажу. Пошли погуляем, пока солнце не скрылось.
Ральф заметил лоток, с которого монах с пепельно-белыми волосами продавал сыр.
– Гляди-ка. – Он подошел к лотку: – Выглядит вкусно, брат. Откуда сыр?
– Мы сами делаем его в обители Святого Иоанна-в-Лесу. Это скит Кингсбриджского аббатства. Я тамошний настоятель, меня зовут Савл Белая Голова.
– Прямо слюнки потекли. Обязательно купил бы, но граф не дает сквайрам денег.
Монах отрезал от сырной головы кусок и передал Ральфу.
– Прими бесплатно, во имя Иисуса.
– Спасибо, брат Савл.
Уже отойдя, Ральф усмехнулся:
– Видишь? Это так же просто, как отобрать яблоко у ребенка.
– Ага, и почти так же достойно восхищения, – ответил Мерфин.
– Вот глупец – раздает сыр всем, кому достанет ума сочинить слезливую историю!
– Наверное, считает, что лучше прослыть глупцом, чем отказать в еде голодному.
– Ты сегодня прямо язва. Почему тебе можно дерзить леди, а мне не позволено выпросить у глупого монаха кусок сыра?