– Сестра Клаудия? – уточнила Керис.
– Да. Я молил ее одолжить мне книгу на время, чтобы переписать, но она не могла с нею расстаться.
– Я помню сестру Клаудию.
Эта монахиня совершила паломничество в Кингсбридж, остановилась в женском монастыре и ухаживала за чумными, не думая о себе. Керис в благодарность подарила ей книгу.
– Восхитительная книга! – продолжал Джонас. – И написана по-английски!
– Она для тех лекарей, которые не являются священниками и поэтому не очень хорошо знают латынь.
– Ничего подобного не существует ни на каком другом языке.
– Что в ней такого необычного?
– Построение! Вместо гуморов тела или видов болезней главы в этой книге расположены по порядку жалоб больных. Так что если кто жалуется на боль в животе, кровотечение, жар, понос или насморк, можно сразу же открыть книгу на нужной странице!
– Ну да, сгодится для аптекарей и их покупателей, – бросил Филемон.
Джонас словно не расслышал презрения.
– Думаю, отец-настоятель, это вы автор сей бесценной книги.
– Ну уж нет!
– Тогда кто же?
– Ее написала я, – ответила Керис.
– Женщина! – поразился Джонас. – Но откуда у вас такие познания? Ведь их не сыскать в других трудах.
– Старые книги никогда не казались мне особенно полезными, Джонас. Сперва я училась готовить лекарства у кингсбриджской знахарки по имени Мэтти, которая, к сожалению, бежала из города, опасаясь преследования за колдовство. Многому меня научила мать Сесилия, прежняя настоятельница. К слову, собрать рецепты и способы лечения было не так уж трудно. Каждому известны сотни таких способов. Гораздо труднее было отделить немногие действенные от остального мусора. Поэтому я много лет ежедневно вела записи, отмечая, помогло или нет прописанное средство. В свою книгу я включила те способы, в действенности которых убеждалась воочию.
– Для меня большая честь говорить с вами.
– Тогда вы получите копию моей книги. Я польщена, что вы проделали ради нее столь дальний путь. – Керис открыла шкаф. – Эта копия выполнена для обители Святого Иоанна-в-Лесу, но братья могут подождать следующей.
Аптекарь принял книгу как священную реликвию.
– Очень вам признателен. – Он достал мешок из мягкой кожи и вручил его Керис. – В знак моей благодарности примите от нашей семьи скромный дар монахиням Кингсбриджа.
Настоятельница развязала мешок и вынула некий предмет, обернутый в сукно. Когда она развернула сукно, всем взорам предстало золотое распятие, отделанное драгоценными камнями.
Глаза Филемона жадно заблестели.
– Какой дорогой подарок! – изумленно воскликнула Керис, но тут же поняла, что это недостаточно вежливо. – Очень щедро со стороны вашей семьи, Джонас.
Аптекарь отмахнулся.
– Слава богу, дела у нас идут неплохо.
– И это за книгу про старушечьи припарки! – завистливо проговорил Филемон.
– Ах, отец-настоятель, – отозвался Джонас, – вы-то, разумеется, выше каких-то там припарок. Куда нам до ваших духовных высот. Мы не пытаемся понять течение гуморов в человеческом теле. Ребенок отсасывает кровь из порезанного пальца, потому что это облегчает боль; так и мы прописываем лекарства, потому что они действуют. А вопросы о том, почему и как это происходит, мы оставляем тем, чьи умы острее нашего. Божье творение слишком загадочно, чтобы его могли постичь простецы вроде нас.
Керис почудилось, что в словах Джонаса таится плохо скрываемая насмешка. Сестра Уна подавила улыбку. Сайм тоже уловил язвительную нотку, и в его взгляде промелькнуло негодование. Но Филемон ничего не заподозрил и явно ощутил себя польщенным. По его прищуру Керис поняла, что он думает, как бы присвоить себе авторство книги и заполучить для себя парочку драгоценных распятий.
Шерстяная ярмарка, как всегда, открылась на Духов день. Обыкновенно в госпитале в этот день трудились не покладая рук, и нынешний год не стал исключением. Пожилые заболевали после трудной дороги; младенцев и детей постарше тошнило и поносило от непривычной еды и воды; мужчины и женщины слишком много пили в тавернах и калечили себя и друг друга.
У Керис впервые появилась возможность разделить больных на две группы. Чумные, число которых резко уменьшилось, и те, кто мучился животом и сыпью, отправились в новое здание, освященное епископом этим же утром, а пострадавшие от несчастных случаев и драк остались в старом госпитале, где им не угрожала опасность заразиться. Миновали те времена, когда человек мог прийти в аббатство с вывихнутым пальцем и умереть от воспаления легких.
Беда грянула в Духов понедельник[94].
Керис случилось быть на ярмарке; она решила прогуляться после обеда и оглядеться. По сравнению с прошлыми годами, когда не только на лужайке, но и на городских улицах толпились сотни приезжих и тысячи горожан, сегодня было довольно тихо. Но все-таки ярмарка была оживленнее, чем ожидалось после ее отмены в минувшем году. Керис подумалось, что люди, наверное, заметили, как чума ослабила хватку. Уцелевшие, видимо, сочли, что опасность заразиться им больше не грозит, и некоторые действительно казались неуязвимыми, но далеко не все, ибо хворь продолжала собирать жертвы.
Вся ярмарка обсуждала сукно ткачихи Медж. Новые станки работы Мерфина оказались не просто быстрее. Они позволяли делать сукно с узором. Медж уже распродала почти половину запаса.
Настоятельница как раз беседовала с нею, когда началась драка. Медж смутила настоятельницу, снова повторив, что без Керис она так и осталась бы нищей ткачихой. Керис по привычке собиралась возразить, и тут послышались крики.
Она сразу узнала низкий горловой клич, свойственный озлобленным молодым мужчинам. Возгласы летели от бочки с элем, стоявшей в трех десятках ярдов в стороне. Голоса звучали все громче, потом взвизгнула молодая женщина. Керис поспешила на шум, рассчитывая остановить драку, прежде чем та станет неуправляемой.
Она немного опоздала.
Драка была в разгаре. Четверо городских забияк жарко бились на кулаках с крестьянами, которых легко было опознать по деревенской одежде; вполне возможно, эти парни все были из одной деревни. Хорошенькая девушка – несомненно, она и визжала – отчаянно пыталась растащить двух драчунов, безжалостно лупивших друг друга. Кто-то из городских достал нож, а крестьяне схватились за тяжелые деревянные лопаты. На глазах Керис к обеим сторонам подоспело подкрепление.
Керис обернулась к прибежавшей следом за нею Медж.
– Пошли кого-нибудь за констеблем Мунго! Скорее всего он в подвале здания гильдии.
Ткачиха убежала.
Драка неумолимо ожесточалась. Другие городские тоже извлекли ножи. Один деревенский парень повалился навзничь, кровь хлестала из его вспоротой руки; другой продолжал драться, несмотря на глубокий порез на лице. На виду у Керис еще двое городских принялись пинать того, что лежал на земле.
Керис помедлила, затем сделала шаг вперед и схватила ближайшего драчуна за шиворот.
– Уилли-пекарь, прекрати немедленно! – крикнула она как можно более властно.
У нее почти получилось.
Уилли попятился и виновато посмотрел на настоятельницу. Керис хотела его отчитать, но в этот миг кто-то с размаха ударил ее по голове лопатой. Удар явно предназначался пекарю.
От страшной боли в глазах помутилось. Керис пошатнулась, а в следующее мгновение осознала, что лежит на земле. Она попыталась собраться с силами, а вокруг все кружилось и плыло. Потом кто-то подхватил ее под руки и оттащил от драчунов.
– Вы ранены, мать Керис? – Голос показался знакомым, но узнать говорившего она не смогла.
Наконец в голове прояснилось. Керис кое-как поднялась, оперлась на своего спасителя и только теперь узнала мускулистого торговца зерном Мегга Роббинса.
– Мне просто стало немного не по себе. Нужно остановить их, покуда они не поубивали друг друга.
– Констебли уже идут. Пусть сами разбираются.
Подбежал Мунго с шестерыми или семерыми помощниками, и все размахивали дубинками. Они кинулись в гущу драчунов и принялись немилосердно охаживать всех подряд. Своими действиями они наносили не меньше увечий, чем сами драчуны, но их появление смутило равно городских и деревенских. Все растерянно заозирались, кто-то убежал. Очень быстро драка сошла на нет.
Керис попросила:
– Беги в аббатство, позови сестру Уну, и пусть захватит повязки.
Мегг убежал. Раненые драчуны поспешно скрывались с глаз. Настоятельница принялась осматривать тех, кто не мог сбежать. Тот парень из крестьян, которого пырнули ножом в живот, пытался удержать кишки в утробе. Надежды на то, что он выживет, было мало. Раненный в руку мог поправиться, если вовремя остановить кровотечение. Керис сняла с него пояс, обернула вокруг предплечья и затянула; кровь перестала хлестать и потекла тоненькой струйкой.
– Держи так, – велела она и пошла к городскому пареньку; у того, похоже, была сломана рука. У нее самой болела и кружилась голова, но она старалась не обращать на это внимания.
Прибежала Уна, которую сопровождали другие сестры. Потом появился Мэтью-цирюльник со своей сумкой. Все вместе они стали перевязывать раненых. Следуя указаниям Керис, добровольцы из зевак подобрали наиболее тяжелых и понесли в женскую обитель.
– В госпиталь их, только в старый, не новый, – уточнила Керис.
Она было встала, но голова снова закружилась и пришлось схватиться за Уну.
– Что с вами? – спросила та.
– Сейчас пройдет. Идем в госпиталь.
Мимо рыночных лотков они направились к обители. В старом госпитале раненых не оказалось. Керис выругалась.
– Эти болваны отнесли их не туда!
Наверное, потребуется время, прежде чем люди поймут разницу между двумя заведениями.
Сестры прошли к новому госпиталю и в широкой арке, что вела во двор, они столкнулись с добровольцами.
– Вы отнесли раненых не туда! – сердито укорила настоятельница.
– Но, мать Керис… – начал кто-то.